Лекция 15
В 1970—1980-е годы в мире происходили глобальные изменения, связанные с радикальными сдвигами в системе производительных сил, вызванными прежде всего информационной революцией. СССР, сохраняя внутреннюю стабильность, должен был, тем не менее, реагировать на вызовы времени, к чему его вынуждали и некоторые внутренние обстоятельства. К началу 1980-х годов стало очевидным отставание страны в социальной сфере, что во многом было обусловлено последствиями гонки вооружений. Успешное продолжение последней также становилось проблематичным из-за ограниченности ресурсной базы и сложностей конкуренции в военно-технической области. Возникало оправданное убеждение в необходимости серьезных изменений в организации общественного производства с целью повышения его восприимчивости к достижениям научно-технического прогресса и ликвидации обозначившегося технологического отставания. Все это, в свою очередь, диктовало потребность в отказе от управленческих подходов, соответствовавших более ранней, индустриальной стадии развития.
В середине 1980-х годов советское политическое руководство демонстрировало готовность придать больший динамизм советскому обществу. Однако выбор рациональных мер реформирования был осложнен как существующими идеологическими ограничениями, так и разнородностью самой элиты.
Преобразования 1985—1991 гг. разворачивались на неблагоприятном международном фоне. В начале 1980-х голов на авторитет СССР негативно влияла советско-афганская война. Подспудно вызревало недовольство в социалистическом лагере, что в открытой форме проявилось во время польского кризиса начала 1980-х голов и «выплеснулось» наружу в ходе «бархатных революций» 1989 г. Неблагоприятно для СССР складывалась и мировая экономическая конъюнктура, в первую очередь в связи с падением цен на энергоносители. Как показали современные исследования, курс Запада в отношении СССР определялся не желанием установить равноправное партнерство, а стремлением вначале ослабить своего геополитического противника, а затем — не допустить появления потенциального конкурента, что особенно ярко проявилось в посткоммунистический период отечественной истории.
В этих условиях в 1985 г. начались реформы, которые развернулись по двум линиям: с одной стороны, были продолжены начинания, оправдавшие себя на предшествующих этапах, с другой — предпринята попытка убрать препятствия на пути утверждения новых общественных форм. Однако в силу ряда объективных и субъективных причин быстро добиться прорыва не удалось, более того, социально-экономическое положение страны заметно осложнилось. В результате правящей группой был сделан вывод о необходимости смены стратегии реформ. В качестве приоритетной сферы совершенствования общественного организма была избрана политическая система, что знаменовало начало горбачевской «революции сверху».
Реформа политической системы предполагала коренное изменение структуры властных отношений, что не могло не сопровождаться усилением конкуренции между различными сегментами элиты. Отстранение традиционных институтов не компенсировалось своевременным созданием новых, призванных их заменить. Инициаторы преобразований преувеличили собственные возможности влияния на политический процесс, недооценили способность общества к самоорганизации и недоучли готовность отдельных его групп вступить в серьезную борьбу за власть.
К числу «неспрогнозированных» эффектов политической реформы относится выдвижение на одно из первых мест в общественной жизни «национального вопроса», деструктивный потенциал которого руководством не был своевременно оценен. Более того, правящая группа не только постоянно отставала с принятием адекватных мер по пресечению массовых негативных проявлений национализма, но и оказалась в принципе неспособной выработать адекватную времени конструктивную политику в этом вопросе.
В результате общество оказалось охваченным глубоким кризисом, который поразил практически все сферы. Деградировала социально- экономическая ситуация, диктовавшая необходимость выработки эффективной стратегии реформирования народного хозяйства. Кризис государственного управления приводил ко все большей утрате контроля за бурно идущими социальными процессами. Эскалация кризиса в межнациональных отношениях приобретала в одних случаях форму движения за выход из СССР, в других — вела к кровавым столкновениям. Кризис в духовно-идеологической сфере имел своими причинами радикальный разрыв с отечественной традицией (прежде всего, с советской), форсированное внедрение западных ценностных ориентиров, отсутствие консолидирующей общество идеологии.
В условиях общего ослабления управляемости и углубления кризиса националистические союзно-республиканские элиты и сторонники радикальных рыночных преобразований объединяют свои усилия в борьбе за власть против официальных государственных структур.
На этом фоне и появляется в политике российский фактор. На его актуализацию повлияли: отсутствие внятной официальной линии в отношении союзно-республиканского национал-сепаратизма, замешанного на антироссийской и антирусской основе; неготовность союзного руководства ответственно определить место РСФСР в реформируемом СССР; стремление части субъектов хозяйствования ускорить трансформацию планово-социалистической экономики в рыночную с изменением отношений собственности; складывающаяся широкая «протестная» коалиция, возникшая вследствие ухудшения социально-экономического положения, но объединившая самые различные социальные силы.
Возникновение реального российского центра власти означало институционализацию обозначившихся к тому времени противоречий. Их безболезненное разрешение осложнялось следующими факторами: ослабление центральной власти и утрата ею политического авторитета и воли; активизация национал-сепаратистских сил в республиках; обострение борьбы между умеренно-реформаторскими и радикал-реформаторскими силами; логика обозначившегося политического противостояния, имевшего под собой как объективную основу, так и весьма значительный субъективный компонент, что обусловило крайне деструктивный характер конфликтов.
В результате к середине 1991 г. основы управления СССР как единого государства были подорваны, страна находилась в состоянии глубокого кризиса, а союзно-республиканские элиты демонстрировали стремление к максимальному обособлению, что нашло отражение в итоговых документах «новоогаревского процесса».
Политический кризис 19—21 августа 1991 г., с одной стороны, завершает предшествующий этап развития, являясь кульминацией открытого противостояния союзных и российских государственных структур, а, с другой — открывает новый период, когда с властной неопределенностью с середины 1990 г. до середины 1991 г. было покончено. Фактически после «путча» у российского руководства появляется возможность проведения собственной, не популистской, а ответственной политики, поскольку еще сохранявшиеся остатки союзных органов власти уже были не способны противодействовать этому.
Однако к тому времени российские лидеры уже были несвободны в выборе возможных рецептов реформирования, которые в решающей степени были предопределены логикой и инерцией предшествовавшей политической борьбы и результатами социально-экономического развития СССР и РСФСР к середине 1991 г. Поэтому на одном из главных мест в деятельности российского-президента и его окружения был демонтаж остатков союзных структур, что и было в основном завершено к концу 1991 г.
Хозяйственный коллапс и развал государственности предопределили осуществление варианта экономических преобразований, основанного на предельной либерализации экономики и отказе государства от вмешательства в хозяйственные процессы. Поэтому сформулированные тогда идеи экономической политики следует рассматривать как систему вынужденных стабилизационных мер, но не как программу реформ с заранее предсказуемым позитивным результатом. В свою очередь, это «потянуло» за собой весь «шлейф» идеологических постулатов либерализма, которые были призваны объяснить и обосновать проводившийся курс.
Переход к ответственной политике в сфере внутрифедеративных отношений был ознаменован достаточно энергичной попыткой разрыва с предыдущим этапом. Однако безболезненного перехода не получилось; в конечном счете здесь сложился комплекс запутанных проблем, в их числе был и «завязанный» именно осенью 1991 г. чеченский «узел».
Осенью же в 1991 г. стал особенно очевидным негативистский, протестный характер «демократического» движения 1988 — середины 1991 г. Ликвидация общего противника выявила отсутствие внутреннего единства по базовым проблемам общественного развития, что привело к фактическому распаду движения, сужению его социальной базы, маргинализации входящих в него организаций. Вместе с фактическим запретом КПСС и наступлением на левую идеологию это знаменовало утрату обществом значительной части прежних идеалов и ценностных ориентиров и вступление его в фазу идейнополитической разобщенности и раздробленности.
Осенью 1991 г. произошли радикальные изменения в системе властных отношений. Перераспределение полномочий между законодательной и исполнительной властью шло в условиях жесткой конфронтации с союзными структурами, имевшей ярко выраженный персонифицированный характер. «Послепутчевое» российское законодательство (в особенности решения V Съезда народных депутатов РСФСР) способствовало складыванию особого политического режима, который значительно усиливал высшую исполнительную власть во главе с президентом, фактически выводя ее из-под контроля представительной власти. (Полученные тогда широчайшие полномочия президент обратно уже не «вернул» ни в 1992, ни в 1993 г.) В этих условиях формирование курса внутренней (госстроительство, экономические преобразования, идеологическая и нравственная атмосфера) и внешней политики оказалось в руках достаточно узкой группы лиц, опирающейся на административно-аппаратный ресурс и принуждение в различных его формах. Закономерно последовал невиданный рост чиновничье-бюрократического аппарата, занявшего весьма специфическое место в ходе реформирования страны. Если же рассматривать 1989 — середину 1991 г. как период демократического реформирования общественной жизни, имевшего целью установление правового и гласного правления, то события осени 1991 г. можно считать началом бюрократической контрреформы.
К концу 1991 г. сложились условия, которые с этого времени в решающей степени определяли жизнь страны. Во-первых, изменилось геополитическое положение государства. Между Россией и западноевропейской цивилизацией вновь появилась буферная зона. Россия оказалась оттесненной от Балтийского и Черного морей, что лишило ее современной портовой инфраструктуры, способной обеспечивать экспортно-импортные потоки. Возникли проблемы и с трубопроводным транспортом на ставших «чужими» территориях. Невозможность полноценно обустроить новые границы наносит значительный экономический ущерб, не говоря уже о таких проблемах, как ввоз наркотиков, проникновение террористов, нелегальных иммигрантов и т.п.
Во-вторых, практически по всему периметру России образовался пояс нестабильности. В силу исторических особенностей формирования и существования многонационального государства Россия неизбежно оказывается втянутой в их урегулирование, которое, очевидно, не будет скорым.
В-третьих, в новых независимых государствах возникла одна из крупнейших этнических диаспор в мире — русская. Русские вместе с русофонами составляют здесь более 30 млн чел., оказавшихся либо второсортными гражданами, либо апатридами. Утверждение в бывших «братских» республиках этнократических режимов разной степени жесткости (или «мягкости») неизбежно делает «русский вопрос» на длительное время фактором напряженности в отношениях с соседями.
В-четвертых, катастрофическое состояние экономики предопределило крайнюю финансовую зависимость от западных «партнеров», что нашло отражение в необходимости следовать рекомендациям международных институтов, адекватность рецептов которых применительно к России изначально вызывала сомнения. Это же диктовало курс на «атлантизм» во внешней политике, радикально менявший представления о национальных приоритетах в этой области; Запад при этом не демонстрировал готовность учитывать естественные интересы безопасности России. Нараставшее противоречие между интересами основных социальных групп общества и характером проводившегося «сверху» экономического курса также ставило правящий режим в зависимость от внешней поддержки, которая обусловливалась принятием Россией определенных обязательств.
В-пятых, эффективность проводимой политики определяется состоянием государственности, от которой в период коренных общественных перемен в огромной степени зависит успех задуманных преобразований. В начале 1992 г. ситуация в этой сфере была особенно неблагополучной: старое государство было сломано, создание нового находилось лишь в начальной стадии.
Были ликвидированы или подорваны прежние структуры государственного управления (КПСС, союзные ведомства), началось оттеснение на второй план Советов; «на марше» создавались новые институты: Администрация президента, институты глав администрации субъектов Федерации и представителей президента. Механизм провозглашенной системы разделения властей не был проработан ни в политическом, ни в правовом плане. Уже осенью 1991 г. это привело к конфликтам между ветвями власти, которые в 1992—1993 гг. шли по нарастающей. Становление новой системы государственной власти, в том числе и «сильной исполнительной вертикали», происходило одновременно с радикальным реформированием экономики, что осложняло и оформление новой власти, и руководство хозяйственными преобразованиями. Все это обусловило низкую эффективность самой власти.
К концу 1991 г. оказалась подорванной система отношений «Центр—регионы». Поощрение в 1990 г. республиканского суверенизаторства резко подняло планку претензий на региональную автономность всех субъектов Федерации. Неэффективность экономической политики центральных властей при одновременной их зависимости от политической поддержки региональных элит превращали вопрос о структуре Федерации в предмет постоянного торга относительно объема взаимно делегируемых полномочий, что создавало угрозу конфедерализации России. Это также снижало результативность управления государством в целом и экономическими преобразованиями в частности.
Таким образом, разрушение отечественной государственности стало одним из главных результатов той политической борьбы, которая развернулась в СССР в холе преобразований 1985—1991 гг. Как следствие, современная России развивается не на прочном фундаменте прошлого, а на его развалинах, что обусловливает зыбкость многих ныне существующих политических, экономических, социальных, идеологических и прочих общественных структур. Преодоление доставшегося в 1992 г. наследия является важнейшей предпосылкой поступательного развития страны.