Значение победы советского народа в Великой Отечественной войне состоит в том, что в ходе нее были уничтожены международные силы фашизма и реакции. Эта победа подтвердила, что созданная сталинским режимом модель социалистического общества, несмотря ни на что, жизнеспособна и представляет собой слаженный организм, который в состоянии себя защитить. Эта победа существенно подняла международный авторитет СССР. Она создала условия для крупномасштабного эксперимента в Европе по организации мировой системы социализма. Эта победа послужила также толчком к национально-освободительному движению в колониальных и зависимых странах, способствовала краху колониальной системы.
Вместе с тем победа еще раз показала бесчеловечную сущность сталинской системы, ее пренебрежение к людям, их жизни. Отсюда «трагедия победы», которую добывали не только воины и свободные труженики тыла, но также миллионы невинно осужденных и спецпереселенцев.
Как бы там ни было, антифашистским силам в 1939—1945 гг. удалось отстоять идеи прогресса и государственной независимости, не допустить распространения фашизма в Европе и во всем мире.
СССР внес решающий вклад в избавление мира от угрозы фашистского порабощения. Он выдержал основную тяжесть борьбы с нацистской Германией и ее союзниками. Именно на советско-германском фронте Красная армия и Военно-морской флот разгромили главные силы вермахта — 607 дивизий (в Северной Африке, Италии и Западной Европе воевали 176 германских дивизий). Советские войска уничтожили 72% живой силы противника, до 75% его танков и штурмовых орудий, свыше 75% авиации, 74% артиллерийских орудий.
Однако цена, заплаченная за победу, была чрезвычайно высока. В развалинах лежали 1710 городов нашей страны, свыше 70 тыс. сел и деревень были сожжены, 25 млн человек лишились крова. Около 32 тыс. крупных и средних промышленных предприятий были выведены из строя. Оккупанты разграбили 98 тыс. колхозов и 1876 совхозов. Сотни библиотек и архивов, 427 разграбленных музеев, 180 млн похищенных книг, 564 тыс. предметов искусства — таков далеко не весь урон, который нанесли захватчики отечественной культуре. Прямой материальный ущерб достиг почти трети национального богатства страны. Общий же урон, нанесенный войной экономике СССР, оценивается в 2 трлн 469 млрд руб. (это в 20 раз превышает национальный доход страны в 1940 г.).
На фронте, в плену и на оккупированных землях погибло 27 млн человек. Советские вооруженные силы вместе с пограничными и внутренними войсками потеряли убитыми, умершими от ран и не вернувшимися из плена 8 668 400 человек. На оккупированной советской территории было уничтожено более 7400 тыс. мирных жителей. Косвенные потери (разница между динамикой изменения численности населения в годы войны и темпами его роста, которые могли бы быть в мирное время) составили 23 млн человек. После войны инвалидами остались 2576 тыс. человек.
Текущие проблемы послевоенного бытия (продовольственная, жилищная и др.) серьезно обострились из-за массовой миграции населения: из деревни в город, с востока на запад (реэвакуация), с запада на восток (репатриация). В городах благодаря системе нормированного снабжения прожить было легче, чем в сельской местности, и это стимулировало приток сельских мигрантов. Таким образом, война подтолкнула процесс урбанизации.
Однако в 1945—1946 гг. основной поток мигрантов составили репатриированные. На 1 февраля 1946 г. в СССР с территории Германии и других государств было репатриировано 5,2 млн человек, из них 1,8 млн бывших военнопленных и 3,4 млн гражданских лиц. Все они, независимо от того, принадлежали ли они к военнопленным или к гражданскому населению, проходили проверочно-фильтрационные лагеря, где и решалась их дальнейшая судьба.
Война резко изменила соотношение мужского и женского трудоспособного населения. Это было результатом оккупации противником значительных территорий, мобилизации и призывов мужчин в вооруженные силы, безвозвратных потерь среди военнослужащих. Почти каждая пятая замужняя женщина в России потеряла в войну мужа; многие девушки так и не смогли вступить в брак. Особенно тяжелое положение сложилось в сельской местности, откуда в результате войны, а потом и миграции выбыло большинство мужского дееспособного населения (если в 1940 г. соотношение женщин и мужчин в колхозах было примерно 11:10, то в 1945 г. 27:10). Число трудоспособных мужчин уменьшилось к 1946 г. по сравнению с 1940 г. в два раза. Демографические перекосы привели к снижению рождаемости (в этом, к слову, причина «демографической ямы» 1960—1970-х гг.).
Основная нагрузка в деревне легла на женщин, стариков, подростков. Техническое оснащение сельского хозяйства значительно уступало предвоенному, так как за годы войны поставка селу тракторов и плугов сократилась в девять раз, комбайнов — в 50. Из-за нехватки лошадей, мобилизованных на фронт, в качестве тягловой силы использовали коров, а порой приходилось впрягаться и людям.
Засуха 1946 г. в зерновых районах России, Украины, Молдавии привела к тому, что в целом по стране собрали 4,6 ц зерна с гектара, т.е. меньше, чем в 1944—1945 гг. Правительство использовало засуху для введения жестких мер продразверстки, заставив колхозы и совхозы сдать государству 52% урожая (больше, чем в годы войны). Государственные поставки зерна по всем категориям хозяйств составили в 1946 г. 17,5 млн т, что было на 2,5 млн т ниже уровня 1945 г. и вдвое меньше, чем в 1940 г. Собранного количества зерновых с учетом имевшихся запасов и резервов было достаточно для обеспечения всего населения страны. Но, решив максимально сохранить накопленное, правительство избрало иной путь. Осенью того же года с карточного снабжения сняли 28 млн рабочих и членов их семей, живших в сельской местности. Всего в конце 1946 г., включая колхозников, не были обеспечены хлебом более 100 млн человек. Голод свирепствовал с ноября 1946 г. по август 1947 г. в большинстве областей Черноземной полосы, Средней и Нижней Волги, Южного Урала, Западной Сибири, Украины и соседних с ней областях Белоруссии, Молдавии, захватил многие области Нечерноземья, затронул Москву, Ленинград, Минск, Киев, Кишинев, Свердловск, Новосибирск и другие крупнейшие административные центры.
Обезлюдевшему, разоренному селу был не под силу завышенный план весеннего сева 1946 г. Погоня за расширением посевных площадей привела к тому, что осенью низкий урожай зерновых не смогли убрать в срок. Уборка хлебов затянулась настолько, что заготовки оказались под угрозой срыва. Для того чтобы выполнить государственный план, в колхозах и совхозах изъяли семенное и продовольственное зерно, включая предназначенное к выдаче на трудодни.
Важное место в государственном распределении зерна занимал экспорт. Если в 1940/41 г. он составлял 1,4 млн т, то в 1946/47 г. возрос до 2,5 млн т. Одновременно в 1947 г. в 1,7 раза по сравнению с 1946 г. сократилось поступление зерна на внутренний рынок. В результате хлеба выпекали втрое меньше, чем в довоенном 1940-м. В Москве и Ленинграде при производстве муки для хлебопечения в целях экономии добавляли 40% примеси овса и ячменя. В других городах качество хлеба было еще хуже.
Деревня была полностью отрезана от рынка. Председателям колхозов и секретарям сельсоветов запрещалось выдавать справки желающим поехать в город за покупкой продовольствия. Голодные крестьяне собирали для еды перезимовавшее на полях зерно, содержавшее токсические вещества. Начались массовые отравления.
Десятки тысяч людей устремились из охваченных голодом районов в крупные промышленные и административные центры. Милиция ловила «нарушителей паспортного режима», их привлекали к уголовной ответственности и высылали (только из Ленинграда в 1946 г. было выдворено 37,6 тыс. человек). Потоки голодных, ослабленных людей, передвигавшихся по стране в поисках пропитания, стали благодатной средой для распространения эпидемий.
Обстановка в сельском хозяйстве была удручающей. Значительная часть беженцев не вернулась в деревню. Большинство тех, кто пережил голод на месте, были истощены и неработоспособны. Голод укрепил недоверие к колхозному строю, вызвал враждебное отношение к государственным заготовителям, а в их лице к власти. Нехватка рабочих рук, техники, тягловой силы вследствие забоя и падежа скота привела к остановке сельскохозяйственного производства в районах бедствия.
Правительство применяло устрашающие меры, чтобы заставить людей работать. В соответствии с указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 июня 1948 г. были проведены мероприятия по выселению лиц, уклоняющихся от трудовой деятельности в сельском хозяйстве. Без суда и следствия в том же году в отдаленные края на спецпоселения сроком до 8 лет из колхозов и совхозов выслали более 23 тыс. человек. Некоторые исследователи назвали эту политику «вторым раскулачиванием», подчеркивая, что голод 1946—1947 гг. был рукотворным, вызванным политикой правительства, свалившего проблемы послевоенного кризиса на плечи обнищавшего народа.
В 1947 г. для финансовой стабилизации экономики была проведена денежная реформа. Война потребовала невиданных расходов, а одним из способов их покрытия стала эмиссия: с начала войны по январь 1946 г. было выпущено в обращение 55,4 млрд руб. (денежная масса увеличилась по сравнению с предвоенным периодом в четыре раза). В правительстве понимали, что денежную реформу целесообразно приурочить к полной отмене карточной системы, чтобы упразднить множественность цен (пайковых и коммерческих). Подготовленные к заседанию Политбюро 8 января 1946 г. предложения министра финансов СССР А.Г. Зверева предусматривали изъятие миллиардных денежных сумм у сельского товаропроизводителя, доходы которого квалифицировались как «конъюнктурные», следовательно, незаконные с точки зрения советской власти.
Реформа была проведена с 16 по 22 декабря 1947 г. Старые деньги обменивались на новые в соотношении 1:10. За счет этого правительству удалось сократить количество денег, находившихся в обращении к началу реформы, с 63,4 до 43,6 млрд руб. Таким образом, государство достигло финансовой стабилизации за счет ограбления народа. В результате реформы произошло уменьшение доли рыночных доходов в общей сумме денежных доходов не только городского, но и сельского населения. Наибольшую выгоду государство получило от конверсии государственных займов (общий государственный долг снизился с 158,8 до 58,8 млрд руб.).
Реформа 1947 г. имела и негативные последствия — сокращение объема розничного товарооборота, значительная эмиссия, недоверие населения (в большей степени сельского) к государственным сберегательным кассам (в ходе реформы была проведена переоценка вкладов населения, уменьшившая общую сумму всех вкладов на 3,6 млрд руб.). В целом реформа 1947 г. носила конфискационный характер.
Одновременно с денежной реформой проводилась отмена картонной системы. Продовольственные и промышленные товары стали продаваться в открытой торговле по единым государственным розничным ценам. Например, цены па хлеб и крупы устанавливались на 10—12% ниже пайковых, на другое продовольственные товары — на уровне пайковых, на промышленные товары — повышались в сравнении с пайковыми, по были ниже коммерческих примерно в три раза (стоит учесть, что незадолго до этого, в 1946 г., правительство резко, в 2—2,5 раза, повысило пайковые цены в связи с засухой). В дальнейшем, в 1949—1952 гг., государственные розничные цены на продукты массового потребления неоднократно снижались. Это была весьма эффектная политика.
Механизм снижения цен был основан на изъятии государством продукции сельского хозяйства по низким заготовительным ценам через систему обязательных поставок с колхозов и личных хозяйств граждан, а продажу ее по относительно высоким розничным ценам. За счет этого шло перераспределение средств в пользу промышленности.
У колхозника не оставалось другого способа выжить, кроме приусадебного хозяйства. Но даже эту возможность государство ограничивало, обложив его сразу двумя налогами: натуральным (обязательные поставки мяса, шерсти, молока, яиц и пр.) и денежным. С 1949 по 1952 г. общая сумма налогов на один двор выросла с 419 до 528 руб. Разоряемые крестьяне тайком забивали скот, уничтожали плодовые деревья и т.д. С отменой карточной системы, с одной стороны, снижались розничные, в том числе базарные, цены на сельхозпродукты, а с другой — постоянно росли размеры денежного налогообложения. В результате колхозники волей-неволей продавали на колхозных рынках все больше и больше продуктов. Поскольку в начале 1950-х гг. около четверти всех колхозов страны вообще не выдавали денег на трудодни, а в 30% колхозов выдача на 1 трудодень не превышала 40 коп., продажа продуктов на рынке часто оставалась единственным способом добывания денег для уплаты налогов и займов.
В историографии распространена интересная концепция бытования традиционной для аграрного общества системы взаимоотношений, которая в классическом виде была воссоздана в СССР в начале 1930-х гг. и существовала до конца 1960-х. В эту систему входили классические крестьянские повинности — отработочная, натурально-продуктовая и денежная. По мнению О.М. Вербицкой, обязательные для колхозников нормы выработки трудодней были завышены для подавляющего большинства хозяйств страны. В середине 1950-х гг. рекомендованный уровень выработки трудодней составил 150 для женщин и 200 для мужчин.
Не случайно всеми правдами и неправдами селяне стремились убежать в город. Для этого использовались любые способы, позволяющие преодолеть паспортные ограничения — уход по оргнабору, отъезд на учебу, служба в армии, замужество и пр.
Впрочем, и горожане после войны жили немногим лучше. Их доходы, даже с учетом снижения розничных цен, не обеспечивали полностью потребностей. В 1952 г. реальная заработная плата составляла 94% от уровня 1928 г. Почти 40% рабочих и служащих страны тратили не менее половины заработка на питание. В структуре питания рабочих наибольший удельный вес занимали хлеб и картофель.
Денежные доходы населения уменьшались из-за роста прямых (подоходный, сельскохозяйственный, на холостяков) и косвенных налогов, а также из-за так называемых «добровольных платежей» — государственных займов, буквально навязываемых трудящимся. За 1940—1952 гг. общая сумма налогов с населения и госзаймов выросла с 20,9 до 90,3 млрд руб. Полученные в ходе реализации своей финансово-налоговой политики средства государство расходовало на ускоренное восстановление промышленности. В 1948—1952 гг. почти вдвое выросли военные расходы.
В промышленной сфере предстояло решить важнейшие задачи демилитаризации экономики, восстановить разрушенные предприятия и построить новые. План IV пятилетки, принятый по докладу, председателя Госплана Н.А. Вознесенского, предусматривал восстановление довоенного уровня промышленного производства уже в 1948 г., а к концу пятилетки его превышение на 48%. В докладе отмечалась необходимость первоочередного восстановления и развития тяжелой промышленности и железнодорожного транспорта, создания в стране «обилия основных предметов потребления» для обеспечения материального благосостояния народов СССР, достижения технического прогресса во всех областях, повышения обороноспособности страны.
Перспективные цели послевоенного экономического развития И.В. Сталин изложил в широко известной речи на собрании избирателей 9 февраля 1946 г.: 500 млн т угля, 60 млн т стали, 50 млн т чугуна, 60 млн т нефти в год. Судя по объявленным в этой речи приоритетам, предполагалось сохранить основные черты экономической модели, сложившейся в СССР до войны, так как она, по мнению советского руководства, доказала свою эффективность.
Показатели восстановления и развития тяжелой промышленности не только выполнялись, но и перевыполнялись, в то время как плановые задания развития легкой промышленности и сельского хозяйства оставались далекими от оптимистичных. Эти отрасли испытывали хроническую потребность в инвестициях. Из всех капиталовложений в промышленность на долю сектора легкой промышленности приходилось только 12%.
Послевоенное общество — это общество веры и надежд. Многим казалось, что самое страшное, и тяжелое осталось позади. Все ждали, что после войны наступят перемены: крестьяне рассчитывали, что распустят колхозы, интеллигенция надеялась на либерализацию системы, прекращение репрессий, расширение контактов с Западом и т.д. Но сталинский режим не мог этого допустить без риска саморазрушения и потому с помощью новых репрессий, уничтожения инакомыслия, возведения «железного занавеса» сумел расколоть общество, подавить опасные для себя настроения.
Руководство СССР взяло курс на немедленное «завинчивание гаек» в отношении интеллигенции. В 1946—1948 гг. было принято несколько постановлений ЦК ВКП(б) по вопросам культуры. Постановление 1946 г. «О журналах “Звезда” и “Ленинград”» подвергло разгромной критике творчество М. Зощенко и А. Ахматовой. Осенью того же года вышло постановление ЦК партии о «безыдейных» фильмах «Большая жизнь», «Адмирал Нахимов», «Иван Грозный» (вторая серия). Не остался без внимания и репертуар театров. В феврале 1948 г. ЦК принял постановление «О декадентских тенденциях в советской музыке», осуждавшее В.И. Мурадели, автора оперы «Великая дружба». Позже началась кампания против композиторов-«формалистов» — С.С. Прокофьева, А.И. Хачатуряна, Д.Д. Шостаковича, Н.Я. Мясковского и др. Еще одним направлением идеологической кампании против творческой интеллигенции стала борьба с «низкопоклонством» перед Западом. Конец 1948 г. ознаменовался открытием нового «вредного уклона» — «космополитизма».
Сильнейшее давление идеологии и политической конъюнктуры испытывали на себе все области духовной жизни. Столь же уверенно, как в истории и философии, партия выступала законодателем в языкознании, математике, биологии, осуждая и «закрывая» целые направления знания как «буржуазные лженауки». Эта участь постигла генетику, волновую механику, кибернетику, психоанализ.
Политическая ситуация, сложившаяся в Политбюро к началу 1949 г., была результатом многочисленных кадровых перестановок и маневров, предпринятых Сталиным. В предвоенные годы на первый план выдвинулась новая плеяда руководителей — Г.М. Маленков, Л.П. Берия, Н.А. Вознесенский и др. После войны Сталин, внимательно следивший за ними, умело стравливал своих соратников, не позволяя сложиться устойчивым группировкам в партийно-государственном аппарате. Так, он всячески поощрял соперничество между Маленковым и Берией, с одной стороны, и Вознесенским и Молотовым — с другой. В результате очередной реорганизации место Маленкова по руководству аппаратом ЦК партии занял А.А. Жданов. Секретарем ЦК был назначен А.А. Кузнецов. Соответственно, в 1946—1947 гг. ослабло влияние Маленкова и Берии.
Однако после смерти Жданова в августе 1948 г. влияние Берии и Маленкова вновь усилилось. Под ударом оказался Кузнецов; 15 февраля 1949 г. Политбюро приняло постановление «Об антипартийных действиях Кузнецова, Родионова и Попкова», которое наносило косвенный удар и по Вознесенскому: 7 марта 1949 г. он был снят с поста заместителя Председателя Совета министров и выведен из состава Политбюро. Вскоре было сфабриковано дело о якобы многочисленных случаях пропажи секретных документов в Госплане СССР. В октябре 1950 г. Вознесенский в числе других высокопоставленных «ленинградцев» был расстрелян.
К 1952 г. сильные позиции в руководстве страной сохранялись за группой Берии—Маленкова, контролировавшей важнейшие сферы военно-промышленного комплекса. Для того чтобы создать ей политический противовес, Сталин инспирировал очередную кампанию по развертыванию критики и самокритики и укреплению внутрипартийной демократии (май—октябрь 1952 г.). Суть политики состояла в создании механизма осуществления кадровой политики, основанной на постоянном и тотальном давлении на партийно-государственный аппарат. На XIX съезде КПСС было принято решение о расширении состава Политбюро, преобразованного в Президиум ЦК. А вскоре Сталин образовал неуставной орган — Бюро Президиума ЦК, в который не включил ни Молотова, ни Микояна.
Тринадцатого января 1953 г. «Правда» опубликовала статью под названием «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей», обвинявшую ряд известных медиков в убийстве Жданова, Щербакова, Горького, Куйбышева и др. Шпиономания захлестнула советское общество. Некоторые историки считают, что Сталин начал «дело врачей» как подготовительный этап к смещению Берии. Смерть Сталина остановила грядущую волну репрессий, возможно сопоставимую с 1937 г. В связи с этим А. Авторханов, например, выдвинул гипотезу о возможном убийстве Сталина.