Новая политическая ситуация определила положение политических партий. Они были вынуждены менять свою тактику для достижения поставленных целей.
Победившие антиреволюционные силы закрепляли свой успех. Правительство приступило к ликвидации революционных последствий. Это выразилось в жесткой политике, редко — репрессиях по отношению к демократическим силам: революционно настроенным трудящимся, интеллигенции, студенчеству.
В условиях отступления, а позже и разгрома революции окончательно оформились три главные политические силы:
1) черносотенцы, защищавшие интересы существовавшей власти;
2) либерально-монархическая буржуазия, представлявшая интересы крупного капитала (конституционные демократы и октябристы);
3) демократическая буржуазия (трудовики, народники, беспартийные левые) и пролетарские силы.
Новая ситуация требовала новой тактики действий.
Черносотенцы нацеливали ее на удержание существующей власти. Борясь за «наведение порядка в стране» при поддержке официальных государственных учреждений, они еще активнее использовали такие методы борьбы, как террор, погромы, манифестации.
Буржуазные партии пытались приспособиться к правящему курсу, правда, каждая по-своему. Октябристы во всем поддерживали правительство. Среди кадетов начались серьезные разногласия, партия раскололась окончательно на несколько группировок, что свидетельствовало о ее разложении. Но в целом усилилась тенденция к их сближению с крупной буржуазией: либерализм трансформировался в национал-либерализм.
Эсеры и другие революционные партии мелкобуржуазной направленности также распались на отдельные группировки. Некоторые из них вскоре перестали существовать как политические силы. Из РСДРП выделилось политическое течение меньшевизма — ликвидаторы. Меньшевики все чаше выступали в роли выразителей интересов либеральной буржуазии в рабочем движении. Они не отказывались от тезиса «политической мобилизации» пролетариата, но считали, что проводить ее возможно лишь легальным путем в рамках законов того времени. В борьбе за реформы они активно поддерживали либеральную буржуазию.
Большевики стремились сочетать легальные и нелегальные формы борьбы с самодержавием. Но и в их рядах не было единства. Появилось, например, политическое течение «отзовистов», настаивавших на отзыве членов РСДРП из всех легальных организаций, в том числе из Думы. Эта позиция вызвала резкую критику лидера и меньшевиков — Г.В. Плеханова, и большевиков - В.И. Ленина. Это единодушие позволило им на время объединиться, хотя споры по коренным вопросам теории и практики революционной борьбы продолжались.
Поражение революции заставило многих интеллигентов по-иному взглянуть на марксизм. Дискутируя о путях общественного прогресса, о способах модернизации России, Н.А. Бердяев, П.С. Юшкевич. А.А. Богданов, В. Валентинов, В. Базаров и другие пересматривали положения марксизма. Одним из наиболее значительных веяний того времени в среде интеллигенции стало стремление соединения идей марксизма и православия. Но в целом ни «богостроители», как их называли тогда, ни другие интеллигенты-теоретики, отстаивавшие идеи ревизии марксизма, не сумели повлиять на общественное мнение: взгляды основной части марксистов, и в первую очередь большевиков, принципиально не изменились.
Революционные преобразования коснулись не только политики или экономики, но и духовной сферы. Творческая интеллигенция своими специфическими средствами — музыкой, живописью, литературой, театральными постановками — стремилась к революции духа. Этот процесс, как и революционный подъем в стране в целом, начался в 1890-е гг., а в первое десятилетие XX в. достиг расцвета. Он был сложен и противоречив. Не все течения в литературе, искусстве оказались равноценны. Часто, как и в политике, они боролись между собой. В послереволюционные годы наметились две главные тенденции: славянофильская и западная. Обе они были патриотичны, романтичны, в чем-то трогательно наивны. Но если первое направление явно переоценивало неповторимость славянства, православия, возводило их в ранг идеала, то второе — западное, — основываясь главным образом на технократических примерах капиталистических стран, особенно Франции и Италии, стремилось внедрить достижения прогресса в жизнь своей страны, в души сограждан. Несмотря на тяготение к Западу, представители этого направления искали духовные истоки национальной культуры в прошлом своей страны, начиная со времен древних скифов.
Наступивший период духовного обновления России получил название «русского ренессанса» или «серебряного века». Революционное брожение, рождающее творческое начало, новое осмысление человеческого предназначения были иной революцией — духовной. В ней, как и в политике, совмещалось множество противоречивых, не равноценных явлений. Но «серебряный век» дал России таких поэтов, как В.Я. Брюсов, А.А. Блок, А. Белый (Б.Н. Бугаев), Д.С. Мережковский, З.Н. Гиппиус, Н.С. Гумилев, А.А. Ахматова, М.И. Цветаева, М.А. Волошин, таких прозаиков, как В.Г. Короленко, Л.Н. Андреев, И.А. Бунин, А.И. Куприн, М. Горький (А.М. Пешков), А.П. Чехов, таких художников, как братья Давид и Владимир Бурлюки, К. Малевич, М. Шагал.
В 1898 г. К. С. Станиславский открыл двери Московского Художественного театра. С постановкой на его сцене пьес А.П. Чехова «Чайка», «Дядя Ваня» (1899), «Вишневый сад» (1904) утвердилась реалистическая концепция актерской игры, началась новая эра в развитии мирового театра.
В эти же годы сформировалась важнейшая в Европе русская, школа религиозной философии. Многие представители этой школы, в частности такие блестящие ученые, как Николай Бердяев, Питирим Сорокин, Сергей Булгаков, Иван Ильин, Николай Лосский, после Октябрьской революции покинувшие нашу страну (часто не по своей воле), оказали огромное влияние на западноевропейскую культуру. Так, вольно или невольно, отголоски «духовной революции» колокольным набатом отозвались в душах людей просвещенного Запада.
В постреволюционный период у руководства страны был единственный способ удержать политическую власть — идти по пути реформ.
Правительство находилось в сложной ситуации: суть самодержавной власти вступала в противоречие с необходимыми капиталистическими реформами. Словно памятуя слова Э. Бернштейна о том, что «демократия есть высшая школа компромисса», руководство страны приспосабливалось к новым политическим реальностям, маневрировало, пытаясь упрочить свое положение. Это значительно способствовало развитию Российской империи. Было открыто множество начальных и средних учебных заведений. Создавались новые и совершенствовались недавно открытые высшие учебные заведения страны, в том числе Саратовский, Николаевский университеты, четыре политехнических института — в Петербурге, Киеве, Варшаве, Новочеркасске. Была намечена линия на всеобщее образование россиян. В августе 1911 г. в Москве состоялся первый съезд деятелей народного образования. Общие расходы по Министерству народного просвещения возросли с 1907 по 1911 г. более чем вдвое — ,с 45,9 до 97,6 млн рублей.
Увеличились средства на начальное образование. Если в 1907 г. на него расходовалось 9,7 млн рублей, то в 1911 г. — почти 40. Создавалась, в том числе и за личный счет императора, сеть благотворительных заведений, больниц, целебных водолечебниц и других учреждений.
Стал заметным результат экономического «союза» самодержавия и личного капитала: после революции экспорт сырья из России составлял почти 12%. Наметилась тенденция стабилизации экономики и политики. Но все реформы лишь сглаживали, но не разрешали старые проблемы. Они приводили к обобществлению капитала, разорению мелких хозяйств, усилению эксплуатации тружеников, что не лучшим образом сказывалось на интересах, судьбах миллионов людей. Двадцатилетний политический и экономический марафон, намеченный Столыпиным для мирного переустройства России, большинство жителей страны выдержать не могло. Приближение мировой войны, усугубившей проблемы до крайности, тем более делало осуществление реформ нереальной мечтой правительства.
Назревал новый революционный кризис. Он был связан со сложным переплетением внутриполитических и внешнеполитических проблем.
Столыпинские реформы могли по-настоящему удовлетворить лишь либеральную буржуазию — перспективную, но еще не окрепшую силу в стране. Но они не устраивали представителей двух полюсов: самодержавную власть с поместным дворянством и трудящихся.
Для первых реформы означали создание конституционной монархии и ликвидацию сословной обособленности, для вторых — тяжелейшие жизненные условия. Верить в обещания богатой жизни через десятилетия было не интересно — жить хорошо хотелось уже сейчас.
Крайне непростым был выбор внешнеполитических приоритетов. В общественном мнении пользовалась популярностью идея союза с Англией и Францией (т.е. с демократическими парламентскими государствами), направленного на борьбу против консервативной Германии, требовавшей своей империалистической «доли» в общемировом богатстве. На этой основе многие оппозиционные политические силы, за исключением самых левых, были готовы пойти на гражданское перемирие с властью. Но власть эту готовность не учла. Внутренняя политика самодержавия не только оставалась прежней, но и ужесточалась под предлогом «наведения порядка». Еще больше ущемлялись и без того скудные права национальных меньшинств, пролетариев и крестьянства.
В этих условиях с особой остротой встал национальный вопрос. Большевики считали его частью вопроса о революции. Они отстаивали такие программные требования, как право наций на самоопределение, т.е. на отделение и образование самостоятельных государств; право наций, оставшихся в составе этих государств, на областную автономию; полное равноправие наций и языков.
Меньшевики этому вопросу уделяли меньше внимания. Отстаивая путь реформ, а не революционных преобразований, они, по инициативе БУНДа, лишь выдвинули предложение культурно-национальной автономии.
Иные позиции занимали представители народнических партий. Но они, и в первую очередь эсеры, несмотря на то, что были поглощены борьбой внутри партии и с большевиками в легальных организациях, по национальному вопросу полностью разделяли их взгляды.
Довольно своеобразной была позиция анархистов. Являясь приверженцами революционных преобразований, они считали национальную проблему временной, исчезающей сразу же после победы мировой революции. В одной из своих брошюр они писали: «Анархисты стремятся к разрушению государства, т.е. к уничтожению границ и территорий между странами, из принципа, что не должно быть ни эллина, ни иудея, ни немца, ни татарина, ни француза, ни русского, а все люди должны слиться в одну общую братскую семью...»
Позиция либералов, особенно кадетов, была сложной. Дискутируя о «финляндском вопросе», лидеры партии конституционных демократов в ноябре 1911 г. разошлись во взглядах. В частности, правые кадеты настаивали на признании великороссов господствующей нацией и на введении в Финляндии общеимперского законодательства, хотя Финляндии еще за сто лет до этого императором Александром I была дарована конституция.
Черносотенцы, твердо стоявшие на позициях национализма и шовинизма, выдвигали более суровые требования. Сталкивая людей на почве национальной разобщенности и неприязни, они тем самым еще больше дестабилизировали и без того напряженную ситуацию в обществе.
Некоторые партии, такие, как «Народное благо», Профессионально-экономическая партия, «Союз 17 Октября», «Союз мирного обновления», Религиозная партия, национальную проблему в своих программах вовсе не учитывали.
Таким образом, первая русская революция явилась важным рубежом не только в российской, но и в мировой истории. Она ускорила революционные процессы на Востоке — в Китае, Иране, Турции, а также в Индии, Индонезии и других колониальных странах, дала революционный импульс рабочему движению в крупнейших странах Запада — США, Англии, Франции, Италии, Германии.
В целом эта революция стимулировала рост рабочего и национального движения на всей планете, вынуждая меняться всю мировую систему капитализма.
Емкую оценку итогов революции 1905—1907 гг. дал К. Каутский: «Мы можем лучше всего оценить русскую революцию... если мы будем ее рассматривать не как буржуазную в обычном смысле и не как социалистическую, а как совершенно своеобразный процесс, который совершается на рубеже буржуазного,и социалистического общества и способствует разрушению первого и подготовлению второго и, во всяком случае, заставляет современное капиталистическое общество сделать на пути дальнейшего развития громадный шаг вперед».
Эти слова были написаны в 1907 г. Ход дальнейшего развития мировой цивилизации во многом подтвердил их правоту.