Глава 7
Семнадцатый век открыл очередную эпоху мировой истории — эпоху Нового времени, продолжавшуюся вплоть до XX в. Если XX в. был периодом демографического и хозяйственного подъема в Европе, то XVII в. историки называют «эпохой всеобщего кризиса»: начиналась борьба за власть торговой и банковской буржуазии, наиболее ярко выразившаяся в Нидерландской (1566—1609) и особенно Английской (1648—1653) буржуазных революциях. Англия первой устремилась по пути, который избрали и другие европейские страны, — по пути экономической, политической и социальной модернизации. Поэтому революция в этой стране имела общеевропейское значение как первая в Новом времени. Следующее столетие завершило подготовительный этап модернизации. В историографии XVII—XVIII вв. относят к переходному периоду. Сторонники марксистского направления его называют развитым феодализмом, абсолютизмом. И.М. Дьяконов предлагает называть XVI—XVIII вв. стабильно-абсолютистским средневековьем, Ю.В. Яковец — прединдустриальной, раннекапиталистической эпохой. «Речь идет об одном из переломных моментов европейской истории, когда ее течение совершило крутой поворот от изживших себя феодальных порядков старого режима к новому общественному строю — капитализму».
Экономический прогресс в переходный период возглавила Западная Европа, здесь произошел исторический поворот к первой фазе капиталистического общества — «мануфактурному капитализму». В социально-политической области это время характеризуется разнородными тенденциями. В европейских государствах велась борьба за политическое равенство, преодоление феодальной иерархии, усиливалось влияние «третьего сословия». Сформировались мировые колониальные империи (Английская, Испанская, Португальская), велись бесконечные войны за захват и передел колоний.
Становление буржуазного строя опиралось на насилие и уничтожение целых народов и культур.
Работорговля становится одним из наиболее прибыльных занятий деловых людей Европы. Городское население увеличивалось медленно, основой экономики оставалось сельское хозяйство. В 1760-х гг. в Англии произошел промышленный переворот — переход от мануфактуры к фабрике, от ручного труда к машинному. Однако росту промышленности мешал цеховой строй и большой удельный вес ремесленного производства. Успешно развивалась торговля, объем которой во второй половине XVIII в. увеличился вдвое.
Европейское общество оставалось иерархическим с жесткими социальными рамками. Во всех сферах жизни доминировала землевладельческая аристократия. Ее ряды пополнялись за счет буржуазии, главным образом финансовой. Разделение властей отсутствовало, роль бюрократического аппарата росла. В Европе, за исключением Англии и Голландии да некоторых маленьких государств, господствовал абсолютизм.
Абсолютизм — политическая система, при которой в высшей степени централизованная государственная власть обладает значительным контролем над обществом. При абсолютизме возникают постоянная армия, полиция, унифицируется система управления, упорядочивается финансовая сфера, церковь включается в систему государственного администрирования. Абсолютизм — .это неизбежный этап перехода к светскому государству. Стабильные абсолютистские национальные государства создавали лучшие условия для развития производства и торговли внутри страны.
Восемнадцатый век в истории европейских монархий получил название просвещенного абсолютизма. Он включал в себя поощрение наук и образования, смягчение цензурного контроля, веротерпимость и имел целью дальнейшую централизацию государства и власти.
Часть ученых рассматривает «просвещенный абсолютизм» как определенную стадию развития абсолютной монархии, которая осознала свой долг перед обществом в качестве силы, находящейся на службе у этого общества. Там, где правитель сумел воплотить в жизнь идеи Просвещения, общество встало на путь прогресса, избежав раскола и крайностей, революции. Другие исследователи склонны видеть в «просвещенном абсолютизме» своего рода костюмированный бал, попытку изменить внешние формы социальной жизни.
Эпоха «просвещенного абсолютизма» заканчивается в 1789 г., с началом Великой французской революции (1789—1794). Она открыла эпоху революционных потрясений, политических и социальных переворотов, определивших бурный характер европейских модернизационных процессов. Французская революция стала рубежом, с которого началось активное разрушение «старого порядка» в Европе. Капитализм постепенно утверждался в качестве господствующей системы.
В североамериканских колониях Англии, созданных в начале XVII в., постепенно образовалась прослойка энергичных, активных людей — выходцев из разных стран Европы, которые оказались в авангарде установления политических отношений, характерных для индустриального общества. Война за независимость (1775—1783), самая прогрессивная на тот момент Конституция 1787 г., Декларация независимости, принятая в 1789 г., Билль о правах 1791 г. — все это породило в США строй либеральной демократий, который на столетия вперед стал образцом для многих народов мира. В целом Запад, Набрав высокие темпы, смотрел на остальной мир как на колониальную периферию.
Россия не относилась к числу ведущих европейских держав и не оказывала существенного влияния на европейскую политику. Более того, в XVII в. усиливается отсталость России, становящаяся со временем все более опасной, поскольку (по М. Веберу) в Новое время происходит «объединение мира в единую цивилизацию, каждый элемент которой выступает лишь как часть системы. В этих условиях отставание в темпах развития, рационализации оборачивается угрозой суверенитету государства». Россия из субъекта мировой политики могла, подобно Польше или Турции, превратиться в ее объект.
К концу XVII в. Россия устранила угрозу на своих юго-восточных границах, исходившую от кочевников Великой Степи, но именно в XVII в., по замечанию А. Тойнби, она «впервые в своей истории пережила страшное давление со стороны западного мира». Реальность утраты Россией национальной независимости, расчленения ее земель подкреплялась действительным вынашиванием такого рода планов некоторыми европейскими державами (Англия, Швеция, Речь Посполитая). Европейская общественность поддерживала эти планы. Так, знаменитый немецкий математик и философ Г.В. Лейбниц направил приветственное письмо в адрес шведского короля Карла XII по случаю его победы под Нарвой с пожеланием, чтобы «юный король установил свою власть в Москве и дальше, вплоть до реки Амур».
В конце XVII в. в России жило 5,6 млн человек (для сравнения: во Франции — около 19 млн). Горожане составляли 134 тыс., т.е. 0,02% населения, 62% крестьян были крепостными-: Социально-политическая организация, культура, государственность, экономика находились в состоянии серьезного структурного кризиса. Россия ввозила железо и оружие, что ставило под сомнение ее безопасность.
Сильнее, чем в экономике, кризис ощущался в политической, социальной, военной сферах. Наблюдался также острый династический кризис, в 1652, 1698 гг. вспыхнули кровавые бунты стрельцов, семь лет (1682—1689) не прекращалось политическое противостояние Нарышкиных и Милославских. Истоки военного кризиса крылись в разрушении фундамента армии — поместной системы (поместье сблизилось с вотчиной — наследственным владением служилого). Пришли в упадок элитные полки стрельцов — они стали политически ненадежны, малоприспособлены к военным действиям, поскольку активно занимались торгово-хозяйственной деятельностью. В состоянии кризиса находилось и традиционное мировоззрение.
При Алексее Михайловиче (отце Петра I) и Софье предпринимались попытки реформирования. «Россия, — по словам академика А.М. Панченко, — преодолевала культурное одиночество, приобщалась к европейской цивилизации».
Ликвидация отсталости становилась для России задачей общенационального выживания. Решить ее мог только незаурядный, талантливый, деятельный человек, по-государственному мыслящий и по-своему одержимый. Таковым и оказался первый российский император Петр I (1689—1725). Именно с ним связано начало российской модернизации.
Вокруг личности царя уже не одно столетие ведутся споры, разнятся оценки и Петровской эпохи. Ученые, политики, общественные деятели, да и просто читающая и думающая Россия пытаются найти ответы на вопросы: кем был Петр I — революционером, «первым большевиком» (М. Волошин), тираном или величайшим преобразователем, реформатором на троне? означали ли его реформы разрыв преемственности исторического процесса или стали его логическим продолжением? является ли Петр I «растратчиком национального достояния» (П. Милюков) или гениальным царем? М.В. Ломоносов восторгался деяниями Петра Великого, русские либералы считали петровские свершения оптимальной моделью политического реформаторства в России, а Н.М. Карамзин обвинял его в измене «истинно русским началам жизни», называя его реформы «блестящей ошибкой». Критику Петра I, начатую знаменитым историком, продолжили славянофилы и их последователи.
С.М. Соловьев в своих знаменитых «Публичных чтениях о Петре Великом» так объяснял различное отношение «к этому великому человеку и его реформам»: «Различие взглядов происходило, во-первых, от громадности дела, совершенного Петром, и продолжительности влияния этого дела; — чем значительнее какое-нибудь явление, тем более разноречивых взглядов и мнений порождает оно, тем долее толкуют о нем, чем долее ощущают на себе его влияние; во-вторых, оттого, что русская жизнь не остановилась после Петра, и при каждой новой обстановке ее мыслящий русский человек должен был обращаться к деятельности Петра... и обсуждать ее, применять к новым условиям, новой обстановке жизни; в-третьих, разность взглядов на деятельность Петра зависела от незрелости у нас исторической науки... то применяли к русской истории неподходящую мерку истории чужих народов, отчего происходили странные выводы; то наоборот, изучали русскую историю совершенно особняком, не подозревая, что при всем различии своем она подчиняется общим основным законам, действующим в жизни каждого исторического народа». Панченко считал, что оценки деятельности Петра I всегда пристрастны, поскольку «Петр — оселок русской мысли, ее вечная проблема, касающаяся не только историософии, но и религии, не только национального пути, но также национального бытия. Соответственно оценка Петра... иррациональна».
Предпосылки реформ зрели в течение XVII в. «При внимательном рассмотрении даже наиболее радикальных преобразований нельзя не заметить их глубинной связи с традициями и основаниями старой, Московской Руси. Новизна очень часто заключалась либо в доведении до логического завершения уже начавшихся ранее процессов, либо в новом сочетании существовавших ранее элементов. Здесь Петр был предельно осторожен. Любое сколько-нибудь значительное нововведение не должно было стать инородным телом в России. В результате базовые элементы старой России не только сохранились, но и весьма органично вошли в несущие конструкции России новой». Эту точку зрения московских историков разделяют многие специалисты: хотя царь и был свободен в выборе решений, сам выбор определялся предшествующим развитием России. Тенденции российского исторического процесса сделали петровские реформы объективной необходимостью. Петр I почувствовал и понял потребности времени, он проводил реформы быстро, последовательно и вполне обдуманно.
Распространено утверждение об отсутствии у царя плана проведения реформ, о том, что их необходимость и последовательность диктовались военными нуждами, в том числе финансовыми. Война требовала создания регулярной армии и флота, что с неизбежностью приводило к военной реформе, пересмотру положения дворянского сословия. Это, в свою очередь, влекло за собой реформу податной системы, управления и изменения сословного устройства государства в целом. Вряд ли такое утверждение абсолютно верно.
Действительно, петровские реформы и Северная война (1700—1721) совпали по времени и были тесно взаимосвязаны. В случае победы Россия получала выход к Балтийскому морю и реализовала идею праведного реванша — возвращения «отчин и дедин», т.е. территорий, отобранных шведами в XVII в. «Тогда была распространена концепция полезности войны, приносившей славу и новые территории государю, чины и ордена генералам, подвиги и приключения офицерам, трофеи солдатам, престиж государству и государю». К тому же и народ привык судить о государе по его победам. Одновременно война решала многие внутренние проблемы, поскольку повлекла за собой цепочку реформ.
Начавшись на рубеже веков, реформы растянулись, проходили в рваном ритме, поначалу они даже не были согласованы друг с другом и мучительным бременем легли на плечи общества. В условиях ведущейся войны царю часто приходилось находить быстрые решения, поэтому предусмотреть все аспекты реформ было невозможно. Но после 1715 г., по мнению известного специалиста по российской истории XVIII в. Е.В. Анисимова, Петр обдумывал и обсуждал со сведущими людьми общие положения каждого цикла преобразований. С 1717 г. начался новый этап реформ, продуманных и взаимосвязанных.
Важным психологическим стимулом в реформаторской деятельности для Петра I стала ненависть к «старине», к «саранче кровожадной» (боярам), угрожавшей ему, по его убеждению, и физически, и политически. Старину он считал тупиком для России, мир отцов, по замечанию Анисимова, был Петру чужд и как явление культуры. Он «не усвоил той совокупной системы ценностей, которая была присуща традиционной русской культуре, основанной на православии и гордом сознании исключительности православного духа и образа жизни». Вместе с тем и сближение с Европой было для него не самоцелью, а лишь средством ускоренного развития России. Главную цель Петр видел в величии Отечества.
На становление личности Петра, формирование его мировоззрения решающее влияние оказали поездка в Архангельск (1693—1694), где он впервые увидел море и корабли, Азовские походы против турок (1695—1696) и поездка с Великим посольством в Европу (1696—1697). Здесь он ознакомился с принципиально иной цивилизацией. «Он ехал за границу, — пишет В.О. Ключевский, — не как любознательный и досужий путешественник... а как рабочий, желавший спешно ознакомиться с недостававшими ему надобными мастерствами: он искал на Западе техники». В итоге Европа ему представлялась «в виде шумной и дымной мастерской с машинами, кораблями, верфями, фабриками, заводами».
Из посещения Европы царь извлек три урока: 1) Россия не сохранит независимость, если не будет на равных с европейскими странами; 2) необходимость создания флота диктуется не только военными, но и экономическими причинами; 3) развитие экономики, формирование современной армии и флота невозможны без светского образования и культуры, свободных от давления религии.