Немалые невзгоды и лишения, что выпали на долю российских беженцев, выброшенных за пределы родной земли, не сломили у абсолютного большинства из них волю к жизни, а только укрепили стойкость, полученную в наследство от предков. Значительную роль в преодолении тягот жизни на чужбине сыграли и такие замечательные традиции россиян, как православная благотворительность и общинная взаимопомощь. К сожалению, документальная база для освещения этого вопроса, имеющаяся в государственных архивах, весьма ограниченна, а главное рассредоточена по многим личным фондам, содержащим переписку современников. Что же касается сведений, дошедших до нас по мемуарной литературе, то они крайне отрывочны и несут на себе конъюнктурную печать того времени, когда были написаны и изданы те или иные воспоминания.
Гораздо лучше обстояло дело с информацией по данному вопросу в армейской среде российской эмиграции. Из доклада генерала Е. Миллера в 1924 г. на конференции Национального союза в Париже мы узнаем о положении в частях бывшей врангелевской армии. Поначалу личный состав этих частей продолжал вести казарменную жизнь под наблюдением начальства и получал казенный паек, приобретаемый на средства, отпущенные совещанием послов бывшего Временного правительства. С 1922 г. врангелевские части перешли на самообеспечение, и фактически должны были разойтись по городам и деревням Болгарии и сопредельных балканских территорий в поисках работы. И тем не менее, по сообщению генерала Е. Миллера, в этих частях, как правило, сохранились организованность, дисциплина и те традиционные обычаи армейской взаимовыручки, что служили «на пользу не только общего дела, осуществления идей» (подразумевалась идея борьбы за освобождение России от большевистского режима. — Авт.), «но и на благо каждому чину армии в отдельности».
В частности, понимая, что в новых условиях нет материальной возможности сохранять структуры полковых организаций, офицеры и солдаты этой армии решили помочь П. Врангелю сохранить армию и полки. И с той поры все работающие стали ежемесячно добровольно посылать своему командиру полка денежные средства (в размере 15 лев) «в безотчетное его распоряжение на нужды полка»: на содержание и работу бесплатно лазаретов, бань, а также столовых, где безработные могли питаться по льготным ценам. «Внесение этой лепты вдовицы, — подчеркивал Миллер, — свято соблюдается не только живущими в Болгарии, но и работающими во Франции, в Венгрии, в Сербии — вдали от всякого непосредственного влияния их начальников».
В свою очередь, командование армии по мере сил старалось поддерживать своих солдат и офицеров. И когда из-за плохих условий работы на Балканских территориях участники бывшей врангелевской армии начали перебираться во Францию, Бельгию и другие страны, командование армии «чем могло, содействовало этому улучшению личного положения.., помогало денежными средствами на переезд, содействовало получению виз, сговору с министерствами труда и иностранных дел для получения виз и обеспеченного заработка».
И как бы в порядке ответа на возможные упреки тех, кто считал, что это поведет к распылению армии, генерал Миллер сослался на два факта, случайно ставшие ему известными. Вот суть первого из них: в начале марта 1923 г. из Болгарии на угольные копи в Деказвиль (Франция) «в поношенных френчах» прибыла «первая сборная рабочая офицерская партия». «Через месяц в апреле из первого же своего скудного заработка, раньше, чем подумать о себе, о необходимости завести себе хотя бы белье и штатский костюм, — продолжал рассказывать Миллер, — каждый офицер послал к Пасхе по 15-16 франков в свой полк для улучшения разговления своих однополчан, собирающихся в полк для встречи Светлого Праздника». Другой факт: недавно (а говорилось об этом 13 сентября 1924 г.) «временно командующий одним из полков в Болгарии донес командиру полка сюда, в Париж, что из 1100 человек, находящихся на работах в Болгарии, небольшая группа из нескольких десятков человек, получила разрешение французских властей для переезда во Францию на работы, но скопленных сбережений недостаточно для оплаты путешествия. Командир полка собрал старших офицеров, из живущих в Париже, и предложил им немедленно со всеми офицерами полка, здесь работающими: через несколько часов 5000 франков лежали на столе у командира полка. И это дали не богачи, а люди тяжелым трудом зарабатывающие по 500-600 франков в месяц. Один за всех и все за одного».
Конечно, в обоих случаях речь шла о поступках людей, среди которых многое определялось не только корпоративной спайкой, но и моралью, офицерской честью. Но, думается, что генерал, поведав об этих примерах, не лукавил, спросив слушателей, а могли ли они среди беженцев, сплоченных в свои профессиональные и иные организации указать много случаев «такой солидарности, такой спайки не на словах, не в блестящих речах за стаканом вина или с кафедры под гром аплодисментов, а на деле, в кругу своих, без шума, скромно». В архиве, где хранится доклад Е. Миллера, не сохранилось документов, показывающих, как участники конференции реагировали на этот вопрос.
Обычаи благотворительности и взаимовыручки среди гражданских беженцев
Но затронув эту сторону дела, надо сказать, что и в переписке гражданских эмигрантов можно найти немало фактов, свидетельствующих о довольно распространенной среди них, где было особенно много социально незащищенных людей, случаев межличностной благотворительности. Сошлемся всего лишь на один такой случай. Главная героиня его — Татьяна Бакунина, ученица известного историка, профессора Московского университета А. Кизеветтера. Она вместе со своими родителями, опытными практикующими врачами, после 1917 г. эмигрировала во Францию, где в 1920-х годах подготовила под руководством своего учителя и успешно защитила магистерскую диссертацию по истории российского средневековья. После этого она вышла замуж за известного российского писателя и политического публициста М. Осоргина (настоящая фамилия Ильин), которому в 1930 г. исполнилось 52 года, человека с подорванным здоровьем. Из писем Т. Бакуниной к Е. Кусковой, относящихся к 1930-м годам, можно узнать, что она в это время увлеченно работала над историей российского масонского движения и часто по этим вопросам обращалась к своему адресату за помощью чисто практического порядка, чаще всего связанной с «пробиванием» своих работ по новой теме в печать. Хлопотала она и за своего мужа, чем-то провинившегося перед редакторами и издателями популярных эмигрантских газет и журналов, но в обоих случаях ее старания дело не только не продвигали, скорее наоборот затормаживали.
Все эти проблемы, конечно же, осложняли и без того неблестящее материальное существование семьи Т. Бакуниной и М. Осоргина. Особенно тяжело стало после мирового экономического кризиса 1929 г., больнее всего ударившего как раз по российским эмигрантам-интеллигентам, менее всего социально защищенным. Но даже находясь в столь стесненных условиях, эта энергичная женщина начала заниматься своеобразной благотворительной деятельностью: в течение 3-4 лет она регулярно раз в неделю по выходным дням устраивала групповые (на 5-6 персон) обеды для своих знакомых, чтобы хоть этим скрасить их полуголодное существование. А ведь ей с мужем приходилось выступать в качестве благотворителей тогда, когда их собственные заработки упали ниже среднего прожиточного минимума. По всей вероятности супруг Татьяны должен был тратить тот запас средств, который удалось ранее скопить в расчете «на черный день», а ей самой приходилось прибегать к помощи родителей, получавших от своей врачебной деятельности более высокий и, что не менее важно, стабильный доход.
Другой факт, несколько иного содержания, но тоже весьма симптоматичный, обнаружен в переписке с Е. Кусковой опытного политического журналиста, бывшего меньшевика Н. Валентинова-Вольского. Переписка охватывает почти все 30-е годы прошлого века. В письмах Е. Кусковой Н. Валентинов-Вольский, помимо обсуждения политических новостей, сообщает интересные для нас сведения о своих лишениях как эмигранта-невозвращенца в условиях мирового экономического кризиса 1929-1930-х годов. Дословно процитируем выдержку из одного его послания: «Есть счастливчики-эмигранты, которые даже в это тяжелое время живут припеваючи. Но для этого нужно принадлежать к какому-нибудь масонскому ордену в виде Российской социал-демократической партии, — жаловался Н. Валентинов, очевидно, еще не ведая о давней приверженности самой Е. Кусковой к масонскому сообществу политической направленности. — Это вообще замечательное учреждение. От имени этой фикции Дан и Абрамович имеют разные посты, а другие благодаря марке этого ордена имеют работу. Этот орден есть, так сказать, организация помощи и взаимопомощи. Например, Югов и его жена благодаря этому ордену, которому очень покровительствовал Блюм в дни его могущества, имеют весьма прилично оплачиваемую работу в одном французском издательстве... Другие лица с помощью того же ордена извлекают другие выгоды. В общем, все входящие и близко стоящие к ордену живут неплохо. А вы скажете: завидует человек! Нет... я только констатирую факт. Нужно уметь создавать и входить в такие ордена. Около пролетариата этих орденов понастроили уйму, и строителям их неплохо живется».
Из приведенной выдержки виден еще один источник, из которого некоторые отечественные эмигранты получали разного рода помощь от правительств стран проживания (правда, в данном случае не столько в порядке обычной благотворительности, сколько благодаря масонским связям и, не исключено, за особые заслуги). К этому надо добавить, что наиболее действенная помощь нашим соотечественникам-эмигрантам поступала от властей родственных славянских стран — Чехословакии, Югославии и Болгарии.
Индивидуальная благотворительная деятельность творческой эмигрантской ителлигенции и предпринимателей
И все же, несмотря на различные воспомоществования от властей европейских стран, народные традиции благотворительности и общинной взаимопомощи играли значительную роль в адаптации эмигрантов к условиям стран их нового проживания. Число приведенных примеров можно было бы увеличивать многократно. Так, многие знаменитые российские певцы (Ф. Шаляпин, Н. Плевицкая и др.), композиторы и музыканты (С. Рахманинов, И. Стравинский), солисты балета (А. Павлова, Т. Карсавина, М. Кшесинская, М. Фокин, Д. Баланчин, С. Лифарь) выступали с концертами, сборы от которых нередко шли исключительно на благотворительные цели. А выдающиеся отечественные живописцы (И. Репин, Ф. Малявин, К. Коровин, В. Кандинский, М. Добужинский, М. Шагал) организовывали благотворительные выставки. Из своих средств, своевременно переведенных в иностранные банки, делали немалые отчисления на благотворительность видные предприниматели, члены Совета Торгово-промышленного и финансового союза — братья П. и В. Рябушинские, нефтяные магнаты Г. Нобель, П. Гукасов, С. Лианозов, владелец значительного пакета акций Сибирского банка, предприниматель и председатель Совета Торгпрома Н. Демидов и многие другие. А такие видные в прошлом предприниматели и политические деятели как А. Коновалов, А. Гучков и др. наряду со своими отчислениями на благотворительные цели, используя свои личные связи с власть предержащими кругами и трансконтинентальными фирмами Ротшильдов, Форда и Моргана, сумели получать весомые дотации в ведущих странах Запада на благотворительность Российского земгора, Национального эмигрантского комитета и других российских эмигрантских организаций.