Отношение к войне различных политических сил
Роковые для судьбы России последствия войны проявились не сразу. Казалось, вся страна едина в своем искреннем порыве солидарности с наступающей армией, братьями-славянами, Сербией и союзниками; патриотический подъем охватил все сословия и слои русского общества от крестьян до царствующей династии. Об отношении народа к войне говорила успешная мобилизация. С ее началом практически прекратились забастовки.
В отличие от проводов с вином на Японскую войну, прощание с мобилизованными и добровольцами, уходящими на фронт в 1914 г., проходило в условиях «сухого закона», введенного правительством только на месяц мобилизации, а затем, по предложению общественности, на все время войны. Активизировалась народная поддержка армии. Крупные суммы пожертвований от населения стали поступать в Красный Крест, на счета обороны и военного займа, на поддержку семей солдат, призванных в армию. В короткий срок развернули деятельность различные общественные организации и фонды: Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам (председатель князь Г. Львов), Всероссийский союз городов во главе с кадетом М. Челноковым, Союз Георгиевских кавалеров, общество «Помощи жертвам войны», комитеты великой княгини Елизаветы Федоровны (благотворительность), великих княжон Ольги Николаевны (помощь семьям запасных) и Татьяны Николаевны (забота о беженцах). В царскосельских дворцах на личные средства
Николая II и его семьи были открыты лазареты, в которых императрица Александра Федоровна вместе со своими дочерьми работали сестрами милосердия. По примеру своего предка императора Александра I, давшего клятву народу в 1812 г., Николай II 20 июля (2 августа) 1914 г. торжественно пообещал в присутствии двора и гвардии не заключать мира до тех пор, пока хоть один враг остается на родной земле. 26 июля (8 августа) на Чрезвычайном заседании Государственного Совета и Государственной Думы депутаты заявили о единстве царя и народа и проголосовали за предоставление правительству военных кредитов (против выступила лишь фракция РСДРП).
Начавшуюся Великую войну многие в России считали справедливой, освободительной, Отечественной. Философ И. Ильин писал, что подобно войнам 1812—1815 гг. и 1877—1878 гг. «настоящая война наша с Германией есть война духовно-оборонительная и останется ею даже в том случае, если русские войска войдут в центр Германии и если мир присоединит к России польские и славянские земли». Другой властитель русских дум В. Розанов в книге «Война 1914 года и русское возрождение» связывал с победой России ее будущее духовно-нравственное обновление. Взгляд на войну как на извечную борьбу русского и германского начал отстаивал Н. Бердяев, считавший, что в ходе этой борьбы Россия призвана будет сказать свое новое слово миру.
Правомонархические организации, до войны не скрывавшие своих симпатий к империям Германии и Австро-Венгрии, быстро перестроились и стали задавать тон в пропагандистской кампании, развернутой с началом войны в печати. Орган Союза русского народа газета «Русское знамя» писала: «Нынешние дни надлежит считать временем могучего пробуждения национальной гордости и самосознания русского народа. Немец — это только повод. России пора освободиться от всякой иноземщины».
Черносотенные союзы внесли свою лепту в сбор средств для нужд армии. Лидер Союза Михаила Архангела В. Пуришкевич руководил работой санитарного поезда и с головой ушел в практическую деятельность на фронте.
Представители политических партий либерального направления (октябристы и кадеты) также выступили с патриотических позиций и провозгласили тактику внутреннего мира в стране. В воззвании ЦК партии народной свободы «К единомышленникам», подготовленным П. Милюковым, говорилось: «Каково бы ни было наше отношение к внутренней политике правительства, наш первый долг сохранить нашу страну нераздельной и удержать за ней то положение в ряду мировых держав, которое оспаривается у нас врагами». Кадеты объявили себя «государственно мыслящей» партией и обратились к другим партиям и группам с призывом отказаться на время войны от оппозиции режиму. На заседаниях кадетского ЦК (ноябрь-декабрь 1914 г.) при обсуждении вопроса о возможной революции большинство членов ЦК согласилось с тем, что если она произойдет, то это будет полной катастрофой, которая «всех нас сметет». Однако по мере осложнения ситуации на фронте и в тылу в кадетской партии усиливались противоречия между различными группировками. Левые кадеты (Н. Некрасов, князь Д. Шаховской) призывали руководство занять более жесткую позицию по отношению к власти. Постепенно радикальное направление стало заметно укрепляться внутри кадетской партии. Взгляды его сторонников и близких к ним деятелей были изложены в сборнике статей «Вопросы мировой войны» (под редакцией М. Туган-Барановского). В нем, в отличие от публикаций философов, в понимании войны преобладало обращение не к духовно-религиозным, а к материальным факторам, в том числе экономическим. П. Милюков свою статью посвятил анализу внешнеполитических целей войны, в частности, захвату средиземноморских проливов.
Война привела к кризису европейского и российского социалистического движения. Среди эсеров, скептически относящихся к официальному и либерально-кадетскому пониманию патриотизма, все же преобладали сторонники обороны отечества, хотя сам идеолог и вождь партии социалистов-революционеров В. Чернов, находящийся в эмиграции во Франции, занял двойственную и противоречивую позицию, близкую к интернационалистской. Мировое столкновение 1914 г. он объяснял соперничеством империалистических наций друг с другом. Социализм в передовых странах пошел по линии социалистического империализма, социализм отсталых стран эволюционизировал в сторону социал-патриотизма. В целом социалистическому движению, по мнению В. Чернова, следовало подняться на высшую ступень и стать более интернациональным.
Российская социал-демократия в связи с войной переживала новый раскол. Правый фланг занимал Г. Плеханов, выступавший за победу над Германией при любом развитии ситуации в России, включая сохранение царского режима. Меньшевики, оставшиеся работать в стране, придерживались центризма. Ю. Мартов, Л. Троцкий отстаивали интернационалистские взгляды, сближавшие их с большевиками, наиболее непримиримыми противниками войны.
Находясь в эмиграции, В. Ленин создал собственную антивоенную программу, суть которой была изложена в подготовленном им манифесте ЦК РСДРП «Война и российская социал-демократия» и выражалась кратко: превращение империалистической войны в войну гражданскую. Это для развитых стран Европы означало, по Ленину, подготовку и осуществление революции социалистической, а для России — демократической. Ленин призывал к беспощадной борьбе с социал-шовинизмом, патриотизмом и оборончеством в рабочей среде, постоянно напоминая слова Маркса о том, что у «пролетариата нет отечества».
Ленинские установки определили тактику большевиков в России, работу которых возглавляло Русское бюро ЦК, куда, помимо большевиков — членов Государственной Думы, входили Л. Каменев и действовавшие в подполье А. Шляпников, Н. Крестинский и др. В ноябре 1914 г. практически все руководство этого бюро было арестовано. Большевистская пятерка депутатов Государственной Думы (Г. Петровский, А. Бадаев, М. Муранов, Ф. Самойлов и Н. Шагов), участвовавшая в подпольном заседании бюро в Озерках близ Петрограда, в феврале 1915 г. предстала перед судом и по его решению была сослана на вечное поселение в Восточную Сибирь.
Однако продолжавшаяся война увеличивала напряжение в обществе и способствовала углублению его противостояния с властью.
Мобилизация народного хозяйства и воздействие войны на его состояние
Война показала, что к ведению затяжной изнурительной кампании страна оказалась не подготовлена. У правительства отсутствовала долгосрочная программа систематического пополнения боезапасов и вооружения, не было конкретного плана перевода народного хозяйства на военные рельсы — и на это обратили внимание представители либеральной оппозиции. Еще в конце июля 1914 г. в кадетской «Речи» была опубликована статья видного общественного деятеля князя Д. Шаховского под характерным названием «Мобилизация хозяйства». В ней ставилась задача приспособления хозяйственного механизма страны к нуждам обороны путем создания всенародной организации взаимопомощи с участием правительственных органов, земских, кооперативных, частных учреждений. Эта идея получила довольно широкую поддержку в общественных и деловых кругах, но особенно популярной она стала весной 1915 г., когда вскрылось катастрофическое положение со снабжением оружием.
В мае 1915 г. в Петрограде состоялся IX съезд представителей торговли и промышленности, на котором был выдвинут лозунг мобилизации промышленности. П. Рябушинский призвал к организации военно-промышленных комитетов для объединения действий правительства, предпринимателей и рабочих на нужды фронта. В короткий срок в различных районах были созданы более 200 военно-промышленных комитетов (ВПК), сыгравших заметную роль в укреплении обороноспособности страны. Во главе Центрального ВПК стал лидер октябристов А. Гучков, московским ВПК руководил П. Рябушинский.
Вслед за буржуазией происходит сплочение либеральной, земской и демократической интеллигенции. В июле 1915 г. земский и городской союзы слились в единый Союз земств и городов (Земгор). С августа стали возникать так называемые кооперативные комитеты, в работе которых активно участвовали представители различных социалистических партий и групп. Таким образом, к исходу первого года Великой войны в стране была создана разветвленная система общественных организаций, ставящих своей целью объединение усилий для поддержки фронта и помощи армии. Однако критика существующего режима с самого начала была едва ли не главным в действиях общественности, которая полагала, что именно она, а не власть, несет на себе тяжесть военного времени.
Со своей стороны, правительство брало решительный курс на усиление государственного регулирования экономики. В ряде важнейших военных отраслей доля частного сектора резко сокращалась или полностью ликвидировалась. Правительство отстояло монопольное положение оружейных заводов, не допустило появления ни одного частного предприятия в этой области. Производство пулеметов и винтовок было делом исключительно государственных предприятий. Три крупнейших оружейных завода России (Тульский, Сестрорецкий и Ижорский), используя отечественное оборудование, сумели к 1916 г. довести выпуск винтовок до 1 млн шт. в год. Мощным рывком российская промышленность быстро ликвидировала острый кризис с вооружением практически по всем показателям, за исключением производства тяжелых орудий.
Общее состояние экономики страны в это время также не вызывало серьезного беспокойства. Объем валовой продукции промышленности даже увеличился по сравнению с довоенным уровнем. Война привела к существенным структурным сдвигам, усилив воздействие государства на все отрасли народного хозяйства. Важным инструментом государственного регулирования экономики стала работа четырех Особых совещаний (по обороне, продовольствию, транспорту и топливу), созданных летом 1915 г. Они брали на себя функции рассмотрения важнейших общеэкономических вопросов, затрагивающих различные стороны хозяйственной жизни государства. В их состав входили представители администрации, законодательных органов, армии, деловых и общественных кругов. По своему положению Особые совещания представляли собой «высшие государственные установления», подчиненные непосредственно «верховной власти», т.е. не ответственные перед правительством учреждения. Законодательство военного времени обеспечивало правовой режим государственного регулирования экономики, ограничивая права частного предпринимательства в промышленной, торговой и банковской сферах. Особенно показательны в этом плане законодательные акты, принятые в 1916 г. (Закон от 10 октября «О расширении правительственного надзора над банками коммерческого кредита». Постановления от 29 ноября управляющего министерством земледелия Риттиха о продразверстке).
Жесткая централизация экономики и финансов позволила стране осуществить ряд крупных проектов особой важности, требовавших существенных капиталовложений. Так, в 1916 г., в самый разгар войны была введена в эксплуатацию железнодорожная магистраль в 2000 верст, соединившая порт Романовск (Мурманск) с центром России.
Наряду с возрастанием роли государства в хозяйственной жизни страны отчетливо проявилась и другая тенденция — развитие народной самодеятельности и инициативы, выразившиеся в невиданном ранее росте кооперативного движения, по размаху которого Россия вышла на первое место в мире. Почти половина населения страны (включая членов семей) стала участниками различных кооперативных товариществ, обществ, артелей, специализирующихся в сельскохозяйственном производстве, в кредите, в снабжении армии и тыла, в экспорте льна и масла. Такие крупные кооперативные объединения, как Московский союз потребительских обществ, Московский народный банк, Центральное товарищество льноводов, Сибирский союз маслодельческих артелей, опирающиеся в своей работе на многочисленные межрайонные союзы и низовые кооперативы, стали серьезными конкурентами частных банков и фирм. Кооперация нередко привлекалась правительством к выполнению ответственных заданий при хлебозаготовительных операциях, при распределении продовольствия на местах, стала существенным социально-экономическим и культурно-просветительным фактором в жизни народа. Не случайно большое внимание деятельности кооперативов уделяли социалистические партии и либеральная оппозиция.
Мобилизация народного хозяйства, проведенная усилиями правительства и всего общества, создавала предпосылки для дальнейшего успешного ведения войны.
Хороший урожай 1915 г. позволил не только обеспечить продовольствием фронт и тыл, но и сделать запасы на будущее. Тем не менее действующий хозяйственный механизм нередко давал сбои из-за бюрократической системы управления, которая за годы войны значительно усложнилась. В центре, параллельно министерствам, действовали Особые совещания со своей структурой комитетов и комиссий. В губерниях фактически административными функциями были наделены не только губернаторы, но и председатели земских управ, многие из которых были одновременно и правительственными уполномоченными. Целый ряд представителей военного и транспортного ведомств и общественных организаций нередко вносили дополнительную неразбериху на местах. Вследствие этого государственная власть, в условиях войны нуждавшаяся в особом укреплении, порою затруднялась выполнять свои собственные решения, нередко становилась объектом разрушительной критики со стороны оппозиции, проходила серьезные испытания на прочность.
Необходимо отметить, что характер воздействия войны на народное хозяйство страны имел явно тенденциозное освещение в советской историографии. Тогда господствовала надуманная концепция «общего кризиса капитализма», через призму которой и оценивались события предреволюционной поры в России. В советское время стремились обосновать закономерность и неизбежность произошедшей осенью 1917 г. «социалистической революции», и, одновременно, переложить на «царский режим» ответственность за развал страны, случившийся в 1917-1922 гг. Это достигалось посредством механического перенесения кризисных явлений, порожденных революционной смутой 1917 г. и последующих годов гражданской междоусобицы и военной интервенции на время Первой мировой войны. Подобная подмена осуществлялась под предлогом реальной исторической взаимосвязи между Первой мировой войной и порожденными ею потрясениями сначала в феврале, а затем и в октябре—ноябре 1917 г.
К сожалению, и в постсоветской исторической литературе подобные оценки продолжают сохраняться. Правда, теперь вместо понятия «общий кризис капитализма» используют понятие «системный кризис», который, якобы, разразился в России в конце XIX — начале XX в. При этом корни такого системного кризиса отыскиваются некоторыми историками в пореформенной эпохе второй половины XIX в. и увязываются с якобы присущим нашей стране традиционным отставанием от Запада.
Конечно, симптомы отдельных народно-хозяйственных осложнений в России, как, впрочем, и во всех воюющих странах, возникли в условиях затянувшейся мировой войны. Однако черты быстро расширяющегося экономического кризиса они стали приобретать позднее, когда тяготы военного времени усугубила не столько хозяйственная, сколько общеполитическая дестабилизация, охватившая российское общество в процессе февральского переворота 1917 г. и после него.
О том, сколь деструктивно перемены, вызванные февральско-мартовскими событиями, повлияли на состояние промышленного производства страны, свидетельствуют данные отечественной фабрично-заводской статистики, исчисленные с учетом индекса цен 1913-1917 гг. и введенные в научный оборот авторитетным специалистом в этой области Л. Кафенгаузом. Так, в 1914 г. (первом году войны) и в предреволюционном 1916 г. снижение объема производства было едва заметно — соответственно, на 1,3 и 0,6% к уровню предшествующих лет. Зато резкий спад последовал в 1917 г., больше 10 месяцев которого пришлось на пору революционных потрясений: на 20,2% к уровню довоенного 1913 г., и на 25,8% к показателям предреволюционного 1916 г.
Еще более яркая картина возникает в ходе анализа данных по тяжелой и легкой отраслям промышленности. Так, за годы Первой мировой войны в тяжелой промышленности производство увеличилось на 29%, а в легкой промышленности — сократилось на 6,5%. При этом особенно быстрыми темпами увеличивалось производство военной продукции. Но не менее сильно увеличивались: станкостроение — в 10 раз, электротехника — в 3,6 раза, производство двигателей — в 2,2 раза, химическая продукция — на 64%. Если перед войной в стране действовало 3 автозавода, то в годы войны строились еще 5. Добыча угля в Донбассе поднялась с 1544 млн пудов в 1913 г. до 1744 млн в 1916 г., а нефти по стране добывалось соответственно 9234 млн пудов и 9879 млн. В хлопчатобумажной промышленности наблюдалась близкая картина: за время войны отечественное производство пряжи выросло с 17344 тыс. пудов в 1913 г. до 18868 тыс. пудов — в 1915 г., и до 19129 тыс. пудов — в 1916 г.
Не менее выразительна и динамика производительности труда во всей промышленности за тот же промежуток времени. И снова: спад производительности труда наступает в 1917 г., причем еще больший, чем по уровню валовой продукции: на 22,8% по отношению к 1913 г. и на 27% — к предшествующему 1916 г.
В целом те и другие сведения убеждают в том, что разруха промышленности уходит своими корнями не в Первую мировую войну, а в эпоху революционных потрясений 1917 г. и последующих лет.
В то же время, необходимо отметить, что негативное воздействие войны на аграрную экономику страны было более заметно. По подсчетам А. Челинцева посевные площади страны (без Туркестана, Закавказья и Дальнего Востока) сократились с 88,4 млн дес. в 1913 г. до 81,7 млн дес. в 1916 г., т.е. на 7,6%. Но если в целом по стране наблюдалось сокращение, то в таких окраинных регионах как Сибирь и Степной край — наоборот, имело место расширение посевов. Неравномерна динамика изменений посевных площадей и под различными культурами. Под хлебом посевные площади сократились на 8,4%, под картофелем — на 17 %, а под сахарной свеклой — на 31%. Но в то же время шел рост посевов под культурами, имевшими расширенный рыночный спрос. Так посевы хлопка увеличились на 9%, льна — на 15% и подсолнуха — на 22%.
Заслуживают быть отмеченными и наблюдения Н. Кондратьева по вопросу о балансе (т.е. соотношении между производством и потреблением) хлебов в годы Первой мировой войны. Вот что он писал в своей книге «Рынок хлебов и его регулирование во время войны и революции»: «Если брать баланс не по каждому году отдельно, а вообще за время войны и по всем хлебам, говорить о недостатке хлебов за рассматриваемое время не приходится и нельзя: их более чем достаточно». С этим утверждением вполне согласуется и вывод А. Челинцева о том, что сравнительно небольшое негативное воздействие войны на сельское хозяйство России связано частично с тем, что оно уравновешивалось вызванными войной положительными влияниями. А именно: отрезанный мировой сельскохозяйственный рынок заменился расширенным внутренним, война влила в деревню дополнительные средства, уменьшила расходы, в частности, на водку.
К аналогичным оценкам пришел и Б. Бруцкус в своих изысканиях. По его мнению, негативное воздействие войны на сельскохозяйственную продукцию России не было особо опасным. Подсчет в 1916 г. не обнаружил заметного падения посевных площадей и особенно животноводства. «Вследствие изобилия рабочей силы в перенаселенной российской деревне, — писал Бруцкус, — большие мобилизации еще не смогли вызвать недостатка рабочих рук». По наблюдению этого историка и экономиста гораздо более негативную роль для русского хозяйства сыграло то обстоятельство, что «война чрезвычайно усилила зависимость сильно выросшего внутреннего рынка от мельчайших полунатуральных крестьянских хозяйств». Вместе с тем, он справедливо отмечал, что решающее значение имел тот факт, что «индустриализация была занята работой на войну», и что «рынок был расстроен инфляцией», поэтому крестьяне не могли получить реального эквивалента в промышленных товарах за свою сельскохозяйственную продукцию. «Крестьяне, — подчеркивал ученый, — замыкались в натурально-хозяйственную скорлупу, и это потрясало самые основы структуры русского народного хозяйства. Правительство пыталось заготовить сельскохозяйственную продукцию для нужд армии и городского населения путем все более острых принудительных мер... Эти принудительные меры были малоуспешны, но последствием их было, однако, полное расстройство частичной торговли сельскохозяйственными товарами. Поэтому задолженность правительства населению чрезвычайно выросла, и оно не могло ее погасить. Уже к концу 1915 г. когда из-за падения экспорта в стране имелся огромный избыток продовольствия, города страдали от продовольственных трудностей при полных амбарах в стране».
Одним из проявлений этого недуга в финансовом хозяйстве была эмиссия, выпуск бумажных денег, не сообразующийся с количеством товаров на рынке и национальным доходом страны. За период с августа 1914 г. до февраля 1917 г. масса денег увеличилась в 5 с лишним раз, а курс рубля на мировом рынке (чьим барометром тогда являлись лондонские биржи) понизился с 99,3 до 54,4 коп., т.е. на 48%. Неадекватные росту эмиссии темпы падения курса отечественной валюты объясняются тем, что, как отмечалось выше, промышленное производство по сравнению с его довоенным уровнем продолжало в целом расти, да и сельское хозяйство испытывало на себе терпимое отрицательное воздействие войны.
Завершая анализ всей совокупности экономико-статистических данных необходимо подчеркнуть, что он ставит под серьезное сомнение бытующее утверждение о том, будто война породила общий или системный кризис народного хозяйства Российской империи. Под воздействием войны кризис если и появился, то не столько «общий» или «системный», сколько поразивший в основном общественно-политическую надстройку российского общества.
Кризис власти летом—осенью 1915 г.
Тяжелые поражения на фронте, уход из Галиции и Польши, сдача части Прибалтики и Белоруссии привели к явному внутриполитическому кризису. Верховная власть пошла на замену ряда ключевых министров, скомпрометировавших себя в глазах общественности. 5 (18) июня 1915 г. в отставку был отправлен министр внутренних дел Н. Маклаков. На следующий день с поста военного министра был снят В. Сухомлинов. Он был обвинен в государственной измене, арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Для расследования этого дела была создана следственная комиссия, в состав которой вошли представители Думы и Государственного Совета. Новым военным министром стал генерал А. Поливанов, пользующийся доверием в думских кругах. Произошли и другие кадровые изменения в составе кабинета.
19 июля (1 августа) 1915 г. в годовщину начала войны в Петрограде открылась очередная сессия Государственной Думы. Во вступительной речи ее председатель М. Родзянко приветствовал обновленное правительство страны, но представители либеральных партий, демонстрируя свою оппозиционность, настаивали на дальнейших уступках и создании ответственного перед Думой министерства. Еще раньше подобные призывы прозвучали во время работы Всероссийского съезда городов 11—13 (24—26) июля в Москве. Требование правительства доверия стало центральными лозунгами буржуазной оппозиции, которая к августу 1915 г. сумела сплотиться не только идейно, но и организационно. 9 (22) августа 1915 г. было подписано соглашение о создании так называемого Прогрессивного блока. Он объединял представителей шести партий Государственной Думы — от умеренных (прогрессивных) националистов до кадетов: 236 депутатов из 442 членов Думы. Социал-демократы и трудовики не вошли в состав блока, однако поддерживали с ним контакты. Три фракции Государственного Совета (центра, академическая и внепартийная) также примкнули к этой организации. Для руководства блоком было избрано бюро из 25 человек, ядро которого составили видные кадеты П. Милюков, А. Шингарев, Н. Некрасов и прогрессист И. Ефремов. Значительная часть членов блока из руководства была связана друг с другом масонскими узами.
Прогрессивный блок оказался важным инструментом радикальной оппозиции, позволяющим использовать парламент для издания необходимых законопроектов и давления на существующий режим. Стержнем программы блока стала формула «создания объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласившихся с законодательными учреждениями относительно выполнения в ближайший срок определенной программы». Таким образом, требование формирования «министерства общественного доверия» стало основой деятельности блока. Этот лозунг кадеты смогли провести вопреки упорным попыткам прогрессистов, настаивавших на «ответственном министерстве». Идея межпартийного компромисса в борьбе с царизмом стала определять тактику не только либеральных партий, вошедших в блок, но и их партнеров слева — меньшевиков и трудовиков, формально не участвовавших в работе блока, но фактически тесно связанных с ним, учитывая их общую принадлежность к российскому политическому масонству.
Еще не успел окончательно сложиться Прогрессивный блок, а его программа стала реализовываться. 13 (26) августа в московской газете П. Рябушинского «Утро России» был опубликован список «Кабинета обороны», представленный практически целиком из деятелей оппозиции и сочувствующих ей лиц в следующем составе: Председатель Совета министров М. Родзянко, министр иностранных дел П. Милюков, министр внутренних дел А. Гучков, министр финансов А. Шингарев, министр путей сообщения Н. Некрасов, министр торговли и промышленности А. Коновалов, государственный контролер И. Ефремов, министр юстиции В. Маклаков, министр народного просвещения П. Игнатьев, оберпрокурор Синода В. Львов. Из старого правительства были включены двое: военный министр А. Поливанов и министр земледелия А. Кривошеин.
Примечательно, что уже после февраля 1917 г. многие из них вошли во Временное правительство, заняв именно те посты, на которые они планировались летом 1915 г.
Вопрос о роли масонства в событиях предреволюционной и революционной поры в России до сих пор вызывает острую реакцию у исследователей. Некоторые из них (И. Минц, А. Аврех) полагали, что влияние масонов на развитие политической ситуации в стране явно преувеличено. Другие (Н. Яковлев, В. Старцев, В. Шелохаев), основываясь на исторических документах, пытались осмыслить феномен этого явления. По мнению В. Старцева, возрождение русского политического масонства связано с именем видного российского либерала профессора М. Ковалевского (1851—1916). При его непосредственном участии около 40 представителей оппозиционной интеллигенции в 1906—1908 гг. были приняты в масонские ложи, открытые в это время в Москве, Петербурге и других городах страны, причем более 30 человек впервые вступили в это движение именно в России. В период между двумя революциями масонство становится внушительной силой. Масонские ложи были созданы в Думе, в научных, творческих, предпринимательских, земских и кооперативных организациях, среди военных и журналистов. Масонство объединяло представителей различных политических партий — от умеренных до крайне левых. Масонами были октябристы А. Гучков и близкий к ним Г. Львов, кадеты В. Маклаков, А. Шингарев, Н. Некрасов и Д. Шаховской, прогрессисты А. Коновалов и И. Ефремов, «внефракционные» социалисты Е. Кускова и С. Прокопович, лидер трудовиков А. Керенский, «дедушка русской революции» Н. Чайковский, меньшевики Н. Чхеидзе и М. Скобелев, большевики И. Скворцов-Степанов и С. Середа. Помимо Петрограда и Москвы, ложи имелись в Киеве, Самаре, Саратове, Тифлисе, Кутаиси и других городах страны. Организационно ложи, созданные М. Ковалевским, подчинялись непосредственно «Великому Востоку Франции», другая часть русских лож была связана с «Великим Востоком народов России» во главе с известной «пятеркой»: А. Керенским, Н. Некрасовым, А. Коноваловым, И. Ефремовым, М. Терещенко. Резкой грани между этими двумя направлениями масонства не существовало. Так или иначе они подчинялись заграничным масонским центрам.
В те же дни, когда оппозиция открыто заявила о своих претензиях на власть, Николай II вступил в должность Верховного главнокомандующего, сместив с поста великого князя Николая Николаевича, назначив его главкомом Кавказского фронта вместо престарелого графа Л. Воронцова-Дашкова.
Царь рассчитывал, что своим поступком он в тяжелую минуту поражений вселит в армию и народ уверенность в конечную победу и сумеет сплотить вокруг себя своих подданных. Это решение вызвало противодействие не только со стороны оппозиции, но и в ближайшем окружении царя. Со стороны нового кабинета министров, склонного к компромиссу с Думой, последовал ряд демаршей.
Вечером 21 августа (3 сентября) на казенной квартире С. Сазонова на Дворцовой площади собралось практически все правительство, за исключением премьера И. Горемыкина, министра юстиции А. Хвостова и министра путей сообщения С. Рухлова.
Участниками встречи было составлено письмо царю, в котором содержалось обращение министров пересмотреть его решение об отстранении великого князя Николая Николаевича от руководства армией. «Крайне пагубно сказывается коренное разномыслие между Председателем Совета министров и нами в оценке происходящих внутри страны событий и в установлении образа действий правительства», — писали министры. Отдавая письмо через флигель-адъютанта, А. Поливанов сказал, что при настоящем положении дел «можно довести страну до революции». Однако вместо И. Горемыкина царь вскоре отправил в отставку фрондирующих министров, тем самым демонстрируя, что какие-либо существенные перемены возможны только после победы над врагом.
3 (16) сентября 1915 г. на только что открывшейся сессии Государственной Думы был оглашен высочайший указ о перерыве ее заседаний на срок «не позднее ноября 1915 г., в зависимости от чрезвычайных обстоятельств». По предложению М. Родзянко, депутаты стоя выслушали это решение под аплодисменты правой части собрания. В этот же день в знак протеста против закрытия Думы рабочие Путиловского завода и Балтийской верфи объявили забастовку.
Таким образом, в отрытом противостоянии с властью радикальная оппозиция потерпела серьезное поражение. Тем не менее она не оставила своих намерений, а, изменив тактику, перешла к активным закулисным действиям.