Неудачная Крымская война осложнила международное положение Российской империи, ее влияние было серьезно поколеблено. Согласно Парижскому мирному договору 1856 г. Черное море объявлялось нейтральным. России запрещалось иметь в черноморских водах военный флот и военно-морские арсеналы, она теряла возможность вмешиваться в дела Турецкой империи и защищать православных, подвергавшихся постоянным притеснениям и преследованиям. Западные державы стремились свести присутствие России в Причерноморье, которая утвердилась там еще во второй половине XVIII в., во времена Екатерины II, на нет. Однако этот район являлся жизненно важным для России, и покидать его она не собиралась. Крымская рана оказалась болезненной, но не смертельной. Как говорил по окончании войны известный русский актер Пров Садовский, «Россию можно победить, но нельзя одолеть». Замечательный мастер сцены оказался прав. В 1871 г. Парижский договор был денонсирован.
В России известие о заключении Парижского мира стало печальной вестью. Но все понимали, что у правительства выбора не было и уступки являлись вынужденными. В Петербурге не сомневались, что надо выждать время, собраться с силами и тогда можно будет восстановить международные права империи.
Николай I и бессменный шеф Министерства иностранных дел граф К. В. Нессельроде на протяжении трех десятилетий проводили на мировой арене курс, который закончился тем, чем только и мог закончиться: международной изоляцией и военным поражением. Дипломатия России находилась в плену идеологического тезиса, часто противоречившего государственным интересам. В глазах императора Николая I весь мир делился на две группы стран: «своих» и «чужих». К числу первых относились государства с традиционным монархическим устройством. Они олицетворяли «порядок», «смуту» же олицетворяли все прочие страны, где господствовали «лживые устои»: парламенты и различные «продажные свободы».
Желание соединять интересы империи с идеологическими пристрастиями наносило порой непоправимый вред России, представляя ее в глазах других неким «монстром», стоявшим на страже лишь «темноты» и «реакции». Вторжение русской армии в 1849 г. в Венгрию чрезвычайно уронило престиж России. Эта акция кроме морально-политических потерь не принесла России никаких результатов. Мало того, в момент разворачивавшегося противостояния накануне Крымской войны Австрия, несколькими годами ранее спасенная русской кровью от распада, заняла место во враждебном лагере. Этот факт потряс Николая I и знаменовал бессмысленность «легитимного принципа», сформулированного еще на Венском конгрессе 1815 г.
После Крымской войны надлежало на новых основаниях воссоздавать всю внешнеполитическую систему. Царь Александр II и русская дипломатия отчетливо осознавали, что для начала необходимо прорвать дипломатическую изоляцию. Эту задачу должен был решить министр иностранных дел князь A. M. Горчаков (1798–1883), которого Александр II назначил на эту должность как раз в 1856 г. Он оставался на этом важнейшем государственном посту четверть века, и с его именем связана целая эпоха в истории международных отношений России.
Князь Александр Михайлович Горчаков происходил из древнего дворянского рода. Его отцом был генерал-майор князь Михаил Алексеевич Горчаков, участник многих военных кампаний, в том числе и Отечественной войны 1812 г.
Александр Михайлович окончил Царскосельский лицей, где учился одновременно с А. С. Пушкиным, с которым и потом сохранял дружеские отношения. «Питомец мод, большого света друг, обычаев блестящих наблюдатель» (по характеристике Пушкина), с ранних лет интересовался политикой и начал службу по дипломатическому ведомству уже в 1820 г. Выполнял различные дипломатические поручения, состоял на службе при русских посольствах и миссиях в Лондоне, Риме, Берлине, Вене.
Когда A. M. Горчаков занял пост министра иностранных дел, то перед ним стояли сложные задачи: укрепить международные позиции России после неудачной войны, заручиться союзниками и, наконец, ликвидировать унизительные статьи Парижского трактата. Новый министр исходил из того, что надлежит соблюдать крайнюю осторожность в международных делах, во-первых, потому, что в России начались крупные преобразования, требовавшие покоя и стабильности, а во-вторых, потому, что империя еще была слишком слаба перед лицом объединенных сил ведущих западных держав.
Горчаков выжидал момент, когда разногласия между западными странами позволят разрушить антирусскую солидарность. Случай представился уже в конце 50-х гг., когда начали обостряться противоречия между Францией и Австрией (с 1867 – Австро-Венгрией) за господство в Италии. Россия поддержала Париж, выступив арбитром в большом международном споре, снова заявив о себе как о мировой державе. Французский император Наполеон III начал демонстрировать дружеское расположение к русскому царю. Когда в 1867 г. Александр II посетил Париж, то встретил там необычайно дружеский прием, а Наполеон III публично назвал участие Франции в Крымской войне «ошибкой».
Признаки «дружеского внимания» Наполеон III и его правительство по отношению к России начали проявлять сразу же после заключения Парижского мира 1856 г. В сентябре 1857 г. в Штутгарте, столице Вюртембергского королевства, состоялась встреча Александра II и Наполеона III. В течение трех дней императоры и их министры живо обсуждали текущие политические события и к обоюдному удовлетворению установили, что взгляды между Петербургом и Парижем по ключевым проблемам очень близки. Это открывало путь политике сближения двух стран. Однако этого не произошло.
Создание франко-русского геополитического альянса было отсрочено более чем на тридцать лет в силу различных причин, в числе которых недальновидность французской дипломатии занимала не последнее место. Существовали две проблемы, возводившие в 50–60-е гг. непреодолимые преграды. Во-первых, Париж в любой форме отказывался пересматривать статьи Парижского договора 1856 г.
Подобным же препятствием служил старый и больной «польский вопрос». На встрече монархов в Штутгарте именно он стал главным «камнем преткновения». Уже в конце переговоров «император французов», обращаясь к царю, заявил: «Я имею обязательства, от которых не могу отречься, и должен щадить общественное мнение, которое во Франции очень благоприятно Польше. Об этом обязательстве я должен откровенно предупредить Ваше Величество, чтобы не пришлось прервать наши добрые отношения, которыми я так дорожу». Эта тирада произвела тяжелое впечатление на Александра II, усмотревшего здесь попытку вмешательства во внутренние дела России. Он не стал развивать эту тему, заметив лишь, что «никто больше него не желает Польше спокойствия и преуспеяния». Это были не пустые слова.
Во второй половине 50-х гг. политика центрального правительства по отношению к польскому краю претерпела существенные изменения. Александр II стремился забыть старые обиды и добиться прочного умиротворения этого неспокойного региона империи. Участники восстания 1830–1831 гг. были полностью прощены, был восстановлен конкордат с Римской курией от 1847 г., утверждавший право Ватикана управлять делами польской Католической церкви, школьное дело перешло в ведение поляков, в Варшаве была открыта медицинская академия. Для решения местных хозяйственных нужд было разрешено образовать центральный польский земледельческий совет, получавший право создавать отделы во всех польских губерниях. Наместник в Польше генерал князь М. Д. Горчаков неизменно выказывал полякам свою симпатию, всячески стараясь при принятии административных распоряжений учитывать настроения населения.
Однако все эти уступки и жесты доброй воли приводили совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали в Петербурге. Лидеры польских общественных групп воспринимали все это как «слабость врага» и лишь усиливали свою антирусскую деятельность.
К тому времени в странах Западной Европы действовала многочисленная польская эмиграция, занимавшая в некоторых столицах, например в Париже, весьма влиятельное положение. Здесь был центр как «белой партии», объединявшей и выражавшей интересы польской аристократии, так и «красной», действовавшей в союзе с ксендзами, мелкими землевладельцами и служилым людом.
Правительство Наполеона III, весьма озабоченное своим «общественным престижем», не скрывало симпатий «польскому делу». Вожди польской эмиграции ратовали не просто за независимость районов, населенных соплеменниками, но и одновременно выступали за отторжение от России обширных западных территорий, которые должны были войти в состав будущей «великой Польши».
Идея всемерного ослабления России, становившаяся явью при осуществлении польской независимости, естественно, нашла горячих сторонников в Англии. В марте 1862 г. премьер-министр лорд Пальмерстон произнес в палате общин страстную речь о «польской свободе». Хотя он и не обещал полякам вооруженную помощь, но всячески прославлял их «неодолимый и неистощимый патриотизм». Не менее восторженные слова по этому адресу звучали и во Франции. Конечно, ни Англия, ни Франция воевать за Польшу не собирались. Западная дипломатия старалась лишь выгодно разыгрывать «польскую карту», чтобы не допустить усиления России. Примечательно, что гневных голосов в защиту той части «несчастных поляков», которые находились под прусским и австрийским владычеством, слышно не было, хотя там они ощущали национально-духовный гнет значительно сильнее, чем в России.
Когда Пальмерстон произносил свою речь, в русской Польше еще не полыхала война, но приближение ее уже чувствовалось. События начали разворачиваться еще в конце 1860 г. Первоначально все ограничивалось мирными шествиями с лозунгами независимости и торжественными молебнами по погибшим в «праведной борьбе». Постепенно накал выступлений повышался, выпады и угрозы по адресу не только административных лиц, но вообще всех русских и православных стали повседневностью в Варшаве и ряде других городов.
В феврале 1861 г. дело дошло до стычек между толпой и военными, которых на улицах начали забрасывать камнями. Прогремели выстрелы, и шесть человек было убито. Хотя их похоронили за государственный счет со всеми полагающимися почестями, а наместник публично выразил «сожаление», но страсти охладились ненадолго. В начале 1863 г. в польских районах развернулось вооруженное восстание. Оно началось в ночь с 10 на 11 января, когда русские военные гарнизоны на всей территории Польши подверглись нападениям. Затем начались погромы имперских учреждений, православных храмов и домов простых обывателей, которых инсургенты числили «агентами России». Почти полтора года продолжались действия групп повстанцев, хорошо вооруженных поставками из-за рубежа. Последние очаги сопротивления были сломлены русской армией в мае 1864 г.
Здесь уместно прояснить один важный момент, как правило, остающийся вне поля зрения при описании польского восстания 1863 г. Если бы позиция западных стран получила бы воплощение и в русско-польской распре победила бы другая сторона, то могла бы возникнуть независимая Польша? Однозначно отрицательный ответ не подлежит сомнению. В тот исторический период Польша могла существовать лишь в тесном союзе с Россией, на что лидеры ни «белых», ни тем более «красных» пойти не могли. В ином же случае она тут же сделалась бы легкой добычей Пруссии, имевшей уже к тому времени самую мощную сухопутную армию в мире.
Глава прусского правительства О. Бисмарк вполне определенно высказался на сей счет: «Польский вопрос может быть разрешен только двумя способами: или надо быстро подавить восстание в согласии с Россией и предупредить западные державы совершившимся фактом, или же дать положению развиваться и ухудшиться, ждать, покуда русские будут выгнаны из Царства или вынуждены просить помощи, и тогда смело действовать и занять Царство за счет Пруссии. Через три года все там было бы германизировано». Париж и Лондон, опьяненные антирусской риторикой, не придавали значения такой перспективе. Маниакальный страх перед мифической гегемонией России помешал увидеть реальную угрозу будущему миру в Европе, олицетворяемую динамичной экспансионистской политикой Бисмарка.
Восстание в Польше заметно отразилось на внутренней и внешней политике России. Консервативные националистические тенденции стали фактом. Угроза целостности государства объединила под лозунгом «единой и неделимой» империи различные общественные группы, в том числе и тех, кто еще недавно являлся сторонником автономии Польши и считался либералом. Герценовский «Колокол», выступивший на стороне поляков, потерял почти всех своих читателей в России, и даже Л. Н. Толстой собирался идти воевать добровольцем против поляков. Этот подъем национализма вызывался не только сообщениями о зверствах восставших по отношению к православному населению, но в не меньшей степени и политикой западных держав, стремившихся придать конфликту международный характер.
В 1863 г. правительства Англии, Франции и Австрии трижды обращались к Петербургу с требованием созыва международной конференции, и всякий раз эти требования с возмущением отвергались. В депеше западным правительствам министра иностранных дел A. M. Горчакова говорилось, что Россия, «не вмешиваясь в дела других государств, не допустит иностранного вмешательства в свои внутренние дела».
В огромной степени польские события 1863 г. сказались на дальнейшем курсе русской внешней политики. Желание устанавливать дружеские отношения с Парижем и Лондоном в Петербурге надолго улетучилось. Единственным союзником оказалась Пруссия, в польском конфликте сразу же поддержавшая Россию. В 1863 г. между Берлином и Петербургом была заключена военная конвенция, в соответствии с которой Пруссия обязалась преследовать мятежников по свою сторону границы и выдавать их России. Прусские власти неукоснительно соблюдали договоренность…
В Петербурге давно старались поддерживать дружеские отношения с Берлином. Династии Романовых и Гогенцоллернов имели тесные родственные связи (матерью Александра II была прусская принцесса), что облегчало такой курс. С 1862 г. на посту главы правительства и министра иностранных дел Пруссии находился бывший посол в России (1859–1862) Отто фон Бисмарк (1815–1898), неизменно уверявший царя и князя Горчакова, что вечная дружба с Россией его «заветная мечта».
В этот период в России возобладало мнение, что единственным союзником в Европе может являться лишь Пруссия. Эту точку зрения разделял царь и A. M. Горчаков. Благодаря такой поддержке Пруссия все уверенней проявляла свои имперские претензии. В 1864 г. она вместе с Австрией напала на Данию, разгромила ее и захватила ее южные провинции. В 1866 г. началась австро-прусская война, в которой Австрия потерпела сокрушительное поражение, а позиции Пруссии укрепились и внутри Германии (в то время Германия представляла из себя объединение 32 княжеств, графств и королевств, из которых крупнейшее – Пруссия), и вне ее.
Когда в 1870 г. вспыхнула франко-прусская война, то Россия сохраняла нейтралитет и не пришла на помощь Франции. Обиды Крымской войны не были еще забыты. После того как стало ясно, что наполеоновская Франция сокрушена, русское правительство нотой князя Горчакова уведомило иностранные державы, что Россия слагает с себя обязательства не строить на Черном море флот и приступает к постройке военных судов. Парижский договор 1856 года перестал существовать.
18 января 1871 г. в загородной резиденции французских королей Версале, оккупированном пруссаками, состоялось провозглашение прусского короля Вильгельма германским императором Вильгельмом I.
Создание единой и сильной Германии стало фактом. Бисмарк оставался первым министром и в Германской империи, продолжая выступать на словах за необходимость близких дружеских отношений с Россией. Эту позицию разделял Александр II и его министр иностранных дел князь A. M. Горчаков. Но как показало дальнейшее, если в России к этой идее относились серьезно, со всей возможной искренностью, то в позиции канцлера Бисмарка было много лукавства…
В 1873 г. в Берлине состоялась встреча трех императоров – Германии, Австрии и России, где был заключен межгосударственный договор, получивший название «Союза трех императоров». Русский царь Александр II, германский император Вильгельм I и австро-венгерский император Франц-Иосиф обязались оказывать взаимную поддержку и в случае угрозы одной из стран договориться о совместных действиях. Внешне это очень походило на возрождение канувшего в Лету «Священного союза». Однако то было лишь формальным сходством.
Заключая соглашение, Россия стремилась не допустить союза Германии и Австро-Венгрии, направленного против нее. Но прошло немного времени, и обозначились острые разногласия между союзниками. В 1875 г. Россия предупредила Бисмарка, что не допустит нового разгрома Франции. В тот момент германский канцлер вынашивал план нанести новый удар по Франции, окончательно уничтожить эту страну как великую державу, присвоив себе ее имперское наследство.
Твердая позиция России и князя A. M. Горчакова явилась неожиданным «сюрпризом» для Бисмарка, который вынужден был отступить. Россия в буквальном смысле стала спасительницей Франции. Не меньшему испытанию подверглись отношения между Россией и Германией через три года, во время и особенно после окончания Русско-турецкой, или как ее еще называли, Болгарской войны.