Николай I в вопросах международной политики старался поддерживать дружеские отношения с монархическими государствами. Он являлся сторонником того политического порядка в Европе, который установили страны – победительницы Наполеона на Венском конгрессе 1815 г. В основе его лежал принцип легитимности – сохранение стабильности путем поддержки правителей «милостью Божией».
Подобный подход в международных делах неизбежно сулил осложнения. Во-первых, Россия традиционно симпатизировала христианским народам, восстававшим против жестокой власти турецкого султана («законного правителя») на Балканах и в других частях Османской империи. Во-вторых, за время правления Николая I в некоторых европейских странах произошли революции, к власти приходили правители, не отвечавшие легитимному принципу. После восстания в Польше в 1830–1831 гг., революций во Франции и Бельгии в 1830 г. Николай I встал на путь борьбы с революциями в Европе.
В 1833 г. Россия, Австрия и Пруссия заключили соглашение, согласно которому обязывались «поддерживать власть везде, где она существует, подкреплять ее там, где она слабеет, и защищать ее там, где на нее нападают». Еще раньше, вскоре после подавления мятежа декабристов, Николай I заявил: «Революция на пороге России, но, клянусь, она не проникнет в нее, пока во мне сохранится дыхание жизни, пока я буду императором». Все тридцать лет правления Николай I неизменно выступал на стороне традиции, преемственности и всегда осуждал все выступления против монархов.
Когда в 1830 г. во Франции революция свергла Карла X Бурбона, а королем стал не прямой наследник, а Луи-Филипп Орлеанский, представитель боковой ветви династии Бурбонов, то у царя даже зародилась идея готовиться к военному походу на Францию для свержения «нового узурпатора» (первым был Наполеон). Царя возмущали не только нарушение принципа легитимности, но и репутация нового короля: он слыл заядлым либералом и в молодые годы поддерживал революцию. Такое не забывалось и не прощалось. Однако намерение вмешаться во французские дела не встретило нигде поддержки, и мысль о войне была оставлена. Отношения же с Францией так и не улучшились.
Николай I понимал, что для поддержания прочного мира и укрепления позиций России требуется взаимопонимание с Англией, мощнейшей экономической державой того времени. Царь питал с детства особое расположение к Англии. Политическая стабильность и промышленный прогресс, которые она демонстрировала, лишь множили эти симпатии.
В Петербурге отчетливо осознавали, что если Российская империя желает обеспечить для себя долгосрочную мирную перспективу, стабильное и прочное геополитическое положение, то взаимопонимание с Британией необходимо. Антирусские эскапады английской прессы и выпады отдельных политических деятелей не отражались на стойком желании Николая I добиваться сближения с Лондоном. В 1835 г., через находившегося в Петербурге лорда Б. Сеймура, император передал английскому правительству предложения, направленные на разрешение англо-русских противоречий.
Суть их сводилась к следующему. Христианские балканские народы образуют собственные государства, Константинополь переходит под власть России или становится свободным портом под международным контролем, Египет и Крит переходят к Англии, Турция превращается в национальное государство в Азии. В Лондоне эту разумную программу проигнорировали. Правящие круги Великобритании, загипнотизированные мифической «русской опасностью», упустили важный шанс англо-русского сближения.
Через много десятилетий, когда перед Англией со всей определенностью возник фактор германской угрозы, в Лондоне это начали осознавать. В 1897 г., выступая в палате лордов, тогдашний премьер-министр лорд Солсбери заметил: «Я вынужден заявить, что если вы попросите меня оглянуться назад и объяснить настоящее через прошлое, возложить на эти плечи ответственность за трудности, в которых мы сейчас оказались, я скажу, что альтернатива была в 1835 г., когда предложения императора Николая были отвергнуты».
Однако попытка 1835 г. оказалась не единственной. В Петербурге настойчиво и последовательно пытались искать пути к сближению двух мировых империй. Однако эти импульсы не находили благоприятного отклика на берегах Туманного Альбиона. Здесь до самого начала XX в. господствовали резкие антирусские настроения, выразителем которых неизменно оставалась «прилежная ученица лорда Пальмерстона», самый известная из британских монархов – королева Виктория (1819–1901).
Виктория I Александрина стала королевой Великобритании и Ирландии (так звучал полный титул, позже украшенный еще и титулом «императрица Индии») в возрасте 18 лет, в 1837 г., и занимала английский престол до 1901 г. К слову сказать, свое второе имя – Александрина – она получила в честь русского царя Александра I, который после разгрома Наполеона являлся «кумиром Европы».
Как только Виктория оказалась на престоле, русский царь сразу же проявил к молодой королеве знаки внимания, отправил на ее двадцатилетие своего старшего сына, наследника престола Александра, посылал теплые послания. Однако в Лондоне к России относились настороженно, а многие и враждебно. «Правительство ее величества» было уверено, что укрепление и расширение Российской империи непосредственно угрожает имперским интересам Великобритании.
Царь же считал, что необходимо лично встретиться с королевой и тогда можно будет уладить все недоразумения между державами. Несколько раз он намекал на свое желание приехать в Лондон, но Виктория и английское правительство не реагировали. Наконец, он прямо сказал английскому послу в Петербурге, что желает «нанести визит королеве». Королева призналась своим приближенным, что «не желает этого визита», но отказать царю не посмела.
Николай I находился с визитом в Англии две недели в июне 1844 г. Цель его вояжа выходила далеко за рамки личного царского интереса к главной «мастерской мира». Император намеревался напрямую переговорить с королевой и ее министрами по поводу острых международным проблем, разделявших две державы, и попытаться урегулировать разногласия путем выработки согласованных решений.
В этом ряду главным являлся старый и острый «Восточный вопрос». Николай I предложил программу совместных действий в Турции на случай, если «этот больной человек Европы скончается». Вниманию англичан был представлен специальный меморандум, учитывавший интересы сторон. Министры «Ее Величества» ознакомились с документом и на словах выразили одобрение. Царь был доволен, полагая, что добился важных межгосударственных договоренностей, отрывавших дорогу к дружескому сосуществованию двух держав.
Однако Николай Павлович ошибся. Никаких соглашений с Россией в Лондоне заключать не собирались, воспринимая царскую инициативу как «простой обмен мнениями». Правящие круги Британии не устраивал равный учет интересов обеих сторон: с российскими интересами они считаться не желали.
Пребывание царя в Англии внешне выглядело торжественно и благопристойно. Королева расточала царю любезности, и Николаю Павловичу даже в какой-то момент показалось, что они с Викторией «стали друзьями». Это была иллюзия. Выспренние слова и династические знаки внимания император воспринял как проявление расположения к нему. На самом деле все обстояло далеко не так.
Венценосная хозяйка, проявляя учтивость, не питала к Николаю I никаких добрых чувств. Напротив, и во время визита, но особенно после него, она не скупилась не просто на нелестные, но порой и откровенно оскорбительные отзывы. Своему дяде королю Бельгии Леопольду I Виктория писала о Николае I, что «выражение его глаз страшное». В царе она не увидела «джентльмена», а лишь человека «ограниченного ума», «нецивилизованного», интересовавшегося исключительно «армией и политикой». Это была неправда.
Во время пребывания в Англии Николай I живо интересовался музеями и техническими достижениями. Подробно ознакомился со строительством нового здания парламента, проект которого он нашел «великолепным», и попросил подарить ему чертежи. В том же году по рекомендации царя зодчий Чарльз Берри был избран членом Императорской Академии художеств, а Англия включена в число стран, в которых стажировались лучшие ученики Академии. Во время пребывания в Англии царь пригласил на работу в России нескольких инженеров и архитекторов. Кроме того, он выделил средства на завершение работ по сооружению мемориала адмирала Нельсона и на памятник герцогу Веллингтону в центре Лондона.
Однако все это для королевы не имело никакого значения. Она выносила свои заключения раз и навсегда, а все, что было связано с Россией, неизменно вызывало у «маленькой Вики» стойкую антипатию.
Царю же казалось, что взаимные устные обязательства поддерживать «дружеские отношения» являются больше, чем просто любезными словами. Ведь, как считал царь, «слово монарха есть договор». Но в Англии думали иначе. Главное не слова, а интересы Британии, во имя которых можно было отбрасывать и письменные, и устные слова и заверения. Прошло всего несколько лет, и королева не только поддержала военные действия против России, но и, не скрывая, подчеркивала, что это не только война Британии, но и ее личная война.
Защита монархических основ европейского мира, поддержка принципа легитимности заставили царя в 1849 г. послать стотысячную русскую армию на защиту своего союзника – австрийского императора. Революция в Австрии была подавлена, что лишь усилило антирусские настроения во многих странах, а наиболее непримиримые стали именовать царскую империю «жандармом Европы».
Вскоре началась Крымская война (ее еще называли Восточной), и царю пришлось с горечью убедиться, что у России союзников нет, что все те, кому он помогал, кого поддерживал (Австрия и Пруссия), оказалась во враждебном России лагере. Это было моральное и политическое крушение принципов легитимизма и того дипломатического курса, который Николай I и его правительство осуществляли на протяжении почти тридцати лет.