Термин «Просвещение» в западноевропейском обществе возник после появления в 1784 г. статьи Иммануила Канта «Что такое Просвещение».
Так что же такое «просвещение» и «просвещенный абсолютизм»?
Просвещение было широким идейным течением в годы, когда стало очевидным несовершенство отживавшей в странах Западной Европы свой исторический срок феодальной системы, в глубинах которой происходило вызревание новых буржуазных отношений. Его теоретические основы заложили и разработали выдающиеся философы, ученые и писатели Франции Ш. Монтескье, Вольтер, Д. Дидро, Ж. Д’Аламбер, Ж.-Ж. Руссо, Г. Э. Лессинг и др. Утверждение идеологии просветителей происходило в период вступления на историческую арену буржуазии, когда развернулась острая критика уходящего феодального строя и его институтов. Правое, умеренное крыло просветителей (их большинство) выступало за эволюционный путь развития, без потрясений и насилия.
Идеологи европейского Просвещения в своем учении строго исходили из теории «естественного права», основным постулатом которого было утверждение о свободе и равенстве всех людей от рождения. Все пороки существующего феодального строя объяснялись ими невежеством народа, в силу этого неспособного понять несовершенство, несправедливость законов. Паразитический образ жизни монархов и дворян просветители также относили на счет их непросвещенности. Из этого следовал вывод – надо просветить всех и каждого. Народу надо осознать, что никому не дано право его угнетать, дворянам – устыдиться того, что порабощение, угнетение народа недостойно их «благородного» звания и наносит вред обществу в целом. Наиболее существенным элементом в утопической конструкции просветителей был расчет на то, что пониманием несовершенства строя и несправедливости законов более всех проникнется сам монарх и аннулирует такие законы. Он это сделает тем быстрее и последовательнее, чем большей властью будет обладать.
Упование идеологов Просвещения на всевластие «мудреца на троне» привело к идее союза философов-просветителей и монархов. Особые надежды на «просвещенного монарха» возлагал сам Вольтер. Чаяние основано на том, что идеи Просвещения в той или иной мере разделяли прусский король Фридрих II, шведский – Густав III, австрийский император Иосиф II. Отсюда и термин «просвещенный абсолютизм».
Идеи Просвещения обладали большой притягательностью и быстро распространились по всей Европе. В России они получили хождение под понятием «вольтерьянство». Этому способствовало практически беспрепятственное и даже поощряемое самой Екатериной издание довольно большими тиражами трудов французских философов – Вольтера, Монтескье, Руссо и др. За 10 лет (1767–1777) в стране отдельными сборниками было издано более 400 переведенных на русский язык статей из популярной в то время «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера. К тому же многие имели возможность самостоятельно знакомиться с трудами просветителей в оригинале. Пример по-настоящему истового увлечения трудами просветителей подавала сама императрица, без всякого лукавства признававшаяся в письмах к друзьям: «Вольтер – мой учитель: он, или, лучше сказать, его произведения развили мой ум и мою голову».
Однако между теорией «просвещенного абсолютизма» и попыткой Екатерины II реализовать ее на практике была огромная, обусловленная российской действительностью дистанция. С годами она увеличивалась и по чисто политическим мотивам и в конечном счете привела к практическому отказу Екатерины от воплощения в жизнь идей Просвещения. Два решающих события стали на этом пути – восстание Пугачева и Французская революция. По мнению историков, «просвещенный» либерализм императрицы не выдержал этого двойного испытания. Если еще в радужные 60-е гг. XVIII в. и в самом начале следующего десятилетия императрица, не без оснований считая себя истинной последовательницей, ученицей европейских просветителей, всячески пропагандируя их учение, не уставала повторять, что «благо народа и справедливость неразлучны друг с другом», что «свобода, душа всего, без тебя все мертво. Я хочу, чтоб повиновались законам, но не рабов», то летом 1790 г., под впечатлением происходивших во Франции революционных событий она жестко отвергает право народа на свободу волеизъявления, на равенство сословий: «Что касается до толпы и до ее мнения, то им нечего придавать большого значения». Или: «Я хочу общей цели делать счастливыми, но вовсе не своенравия…» Подобные оценки появились еще во время восстания Пугачева, разрушавшего, на взгляд императрицы, создаваемое ею «государственное благоденствие». Отсюда старания Екатерины сохранить лицо «мудрой правительницы» перед Европой. В своих письмах к Вольтеру и другим своим корреспондентам за рубежом она не скупилась на описания жестокостей повстанцев, но слова не сказала о причинах массового движения, о его целях. Екатерине II, ради сохранения репутации философа на троне искусно прибегавшей в описании реальных событий к очевидным передержкам или недомолвкам, удалось-таки убедить в своей непорочности не одного только престарелого «фернейского отшельника». В результате Вольтер в ответ пишет Екатерине II о необходимости казни «маркиза Пугачева» (так иронически он называл последнего) без промедления. Это и немудрено, ибо Екатерина – большая мастерица писать письма, особенно европейским философам. Еще Н. М. Карамзин восторгался по этому поводу: «Европа с удивлением читает ее переписку с философами, и не им, а ей удивляется. Какое богатство мыслей и знаний, какое проницание, какая тонкость разума, чувств и выражений».