Развитие науки, как известно, сложный процесс. Для этого должны «сойтись» в одной точке три главных фактора – способные к науке люди, соответствующая материально-техническая база, общественная среда, готовая оказать поддержку научным изысканиям, плоды которых далеко не очевидны. Естественно, в условиях феодально-крепостнического общества, при отсутствии возможностей для свободного творческого проявления личности ожидать быстрых результатов было нельзя, даже если руководители государства, как, например, Петр I, глубоко сознавали потребность в научных знаниях. Они, как и все неофиты, наивно полагали, что любая отрасль науки легкодоступна, стоит лишь сильно захотеть. Великий Петр не был в этом отношении исключением и лишь со временем понял необходимость создания специального центра для направления научных поисков, приглашения зарубежных ученых для постепенного приобщения к науке россиян.
Создание Академии наук. Ее деятельность на начальном этапе. Проект о «сочинении Академии» Сенат обсудил в присутствии Петра I – главного вдохновителя идеи ее создания – 22 января 1724 г., а 28 января им подписан протокол Сената с указанием «учинить Академию, в которой бы учились языкам, также прочим наукам и знатным художествам и переводили б книги…». Под «художествами» подразумевались механика, живопись, скульптура, архитектура, геометрия, оптика и т. д. Обратим внимание на отсутствие богословских наук.
Хотя еще в 1718 г. Петр I озаботился тем, чтобы «приискать из русских, кто учен и к тому склонность имеет», поначалу обратились к западноевропейским ученым и даже первых студентов академии выписали из-за границы. Но курс был взят на приглашение из зарубежья не «або кого», а «самолутчих ученых людей».
Именно потому первыми академиками Петербургской академии стали действительно крупные ученые. Они начали съезжаться в Петербург в 1725 г. уже после смерти царя. В ноябре этого года президентом Академии назначен лейб-медик Л. Л. Блюментрост, ранее – лейб-медик Петра I. Ему не удалось утвердить подготовленный им по «генеральному проекту» Петра I особый регламент Академии, предусматривавший право Академии избирать президента, присуждать ученые степени. По уставу, утвержденному в 1747 г., президенты не избирались, а назначались. Так было вплоть до 1917 г.
В отличие от иностранных академий, Петербургская академия наук являлась не добровольным обществом ученых, а государственным учреждением. В этом были свои плюсы и минусы. С одной стороны, Академия имела твердый бюджет (в первый год существования на ее содержание выдано 24 912 руб.), но с другой – она была включена в общую бюрократическую систему и целиком от нее зависела. Всеми делами в Академии ведала академическая Канцелярия, во главе которой почти 35 лет стоял И. Д. Шумахер, по своей угодливости отлично устраивавший придворные круги. На установленные им бюрократические порядки в Академии горько жаловался М. В. Ломоносов: «…хотя голова моя и много зачинает, да руки одне, и хотя во многих случаях можно бы употребить чужие, да приказать не имею власти, за безделицею принужден я много раз в Канцелярию бегать и подьячим кланяться».
Несмотря на множественные бюрократические преграды, в Петербургской академии работать было можно. Подтверждением тому является плодотворная деятельность гениального математика Леонарда Эйлера (1707–1783). Он по приглашению приехал в Россию в 1727 г., после окончания Базельского университета, и пробыл здесь вплоть до 1741 г., затем 25 лет трудился в Берлинской академии, а в 1766 г. вернулся на свою вторую родину навсегда. Причину возвращения он объяснил сам: «Я всем обязан своему пребыванию в Петербургской академии». Продуктивность деятельности академика Эйлера поражает: им написано более 800 книг, статей, учебников. Свыше 460 его работ напечатано в изданиях Петербургской академии. В сферу научных интересов ученого входили техника и теория машин (в том числе и гидравлических), оптика, астрономия, строительство плотин и мостов, логика, математический анализ. На его трудах выросло не одно поколение отечественных математиков, его учениками были: математик, академик С. К. Котельников, астроном, академик C.Я. Румовский, ученый М. Е. Головин и др.
Блистательных успехов достигли и остальные приехавшие в Россию ученые, заложившие основы российской науки: академики Д. Н. Бернулли, И. Г. Гмелин, Г. Ф. Миллер и др. (До 1741 г. в Академии был единственный русский – адъюнкт В. Е. Адодуров; работавший в области высшей математики, он составил полную русскую грамматику.)
Обширная программа исследований была разработана выдающимся французским астрономом Ж.-Н. Делилем, возглавлявшим астрономические наблюдения в Академии с 1725 по 1747 г. По его проекту построена обсерватория на трех верхних этажах башни над зданием Кунсткамеры. Им основана также служба точного времени в России: начиная с 1735 г., вот уже 268 лет, ровно в полдень с площадки Петропавловской крепости раздается пушечный выстрел – «Делилев сигнал». По инициативе Делиля при Академии был создан Географический департамент, в 1745 г. издан первый Атлас Российской империи. Разработанная Делилем специальная проекция позволила существенно повысить точность географических карт; этим методом картографы пользовались более двухсот лет.
Наконец, именно в стенах Петербургской академии во всю мощь развернулась деятельность Михаила Васильевича Ломоносова.
Мы не будем останавливаться на раннем периоде биографии великого соотечественника – она хорошо известна.
После пяти лет учебы в Марбургском университете (Германия) и постижения всех тонкостей горного дела в крупнейшем центре горной и металлургической промышленности г. Фрейнберге (Саксония) Ломоносов в июне 1741 г. возвращается в Россию. Напряженный труд над научными трактатами, бесчисленные опыты в лабораториях, работа в рудниках, на заводах, ознакомление с новейшими гипотезами и научными достижениями, как пишет один из биографов ученого М. Т. Белявский, открыли ему «врата науки, сформировали его как исследователя, теоретика и практика. Благодаря приобретенным знаниям и опыту Ломоносов возвращался в Россию подлинным ученым». Приведем и ставшее уже классическим высказывание А. С. Пушкина: «Соединяя необыкновенную силу воли с необыкновенною силою понятия, Ломоносов объял все отрасли просвещения. Жажда науки была сильнейшей страстью сей души, исполненной страстей. Историк, ритор, механик, химик, минералог, художник и стихотворец, он все испытал и все проник…»
Ломоносовский период в науке был временем борьбы за научное мировоззрение, рационалистическое объяснение природных явлений, против средневекового истолкования их неким «Божественным Провидением». Для освобождения человеческого разума от привычных представлений необходимо было, писал Ломоносов, «снискать причины видимых свойств, в телах на поверхности происходящих, от внутреннего их сложения». Для этого требовались не только время, силы, но и ученые-энциклопедисты. Таким и был Ломоносов. Пожалуй, нет области науки, которой бы он не занимался. Понимая невозможность быстрого слома невежественных взглядов, Ломоносов добивался хотя бы того, чтобы служители церкви не могли бы «ругать наук в проповедях».
Особо следует подчеркнуть, что не только «жажда науки была сильнейшей страстью» Ломоносова, но и идея беззаветного служения Отечеству: «… что же до меня надлежит, то я к сему себя посвятил, чтобы до гроба моего с неприятелями наук российских бороться…»
По возвращении своем в Академию Ломоносов, сложившийся ученый, столкнулся с глухим неприятием его частью академиков, возглавляемых Шумахером. Полгода он по воле академической Канцелярии числится в студентах, выполняя случайные поручения, в том числе и переводы статей для академиков-иностранцев. Наконец в начале 1742 г. ему присваивают звание адъюнкта (по кафедре физики).
Однако вскоре для Академии наступило «смутное» время, когда ряд ученых во главе с советником А. К. Нартовым и Ж.-Н. Делилем открыто выступили против «засилия немцев», против Шумахера лично.
Они искали поддержи у императрицы Елизаветы, хорошо знавшей Нартова как близкого к ее отцу человека. К ним присоединился Ломоносов. И тут, по меткому определению С. М. Соловьева, «богатырь новой России… забушевал». «Исполненная страстей душа» подвигла Ломоносова к тому, что он в подпитии яростно поносил не имевших в его глазах авторитета профессоров «многими бранными и ругательными словами… а советника Шумахера называл вором». По словам свидетелей, Ломоносов «шумел»: «Что они себе воображают? Я такой же, и еще лучше их всех, я природный русский!»
Разбор скандала в Академии проводился предвзято, и обвинители были превращены в обвиняемых. На противников Шумахера наложены взыскания. Ломоносов, как наиболее строптивый и невоздержанный в речах, подвергнут домашнему аресту, ему вдвое уменьшено жалованье и предписано за «учиненные продерзости просить у профессоров прощения». Он был освобожден из-под ареста после унизительного вынужденного «покаяния».
Восьмимесячное «сидение дома» ученый использовал для написания научных трудов: одна за другой появляются до десяти «диссертаций» – о движении воздуха в рудниках, о причинах теплоты и холода, о химических растворах и т. д. Все они представлены собранию академиков. Их высокий научный уровень, практическую значимость вынуждены признать даже недруги. Глубоко порядочный человек, академик И. Г. Гмелин, отдавая должное глубине научных знаний Ломоносова, ссылается на нездоровье и оставляет на него кафедру химии. 25 июля 1745 г. последовал указ о присвоении Ломоносову звания профессора химии, он становится полноправным членом академического собрания. Теперь Ломоносов получает большую возможность для проявления своих талантов.
Среди всех наук Ломоносов особо выделял химию. Созданная им химическая лаборатория стала первым в России исследовательским учреждением. Именно в этой лаборатории впервые на практике был соединен эксперимент с осмыслением и обобщением его результатов. По поводу этой новации стоит привести отзыв Эйлера: «Ныне такие гении весьма редки, по большей части останавливаются на одних опытах и не хотят даже рассуждать о них…» К своему самому крупному открытию – закону сохранения материи и движения – Ломоносов пришел через собственноручно произведенные неисчислимые химические опыты. Закон был сформулирован ясно и четко: «Все перемены, в натуре случающиеся, такого суть состояния, что, сколько чего у одного тела отнимется, столько присовокупится к другому, так ежели где убудет несколько материи, то умножится в другом месте. Сей всеобщий естественный закон простирается и в самые правила движения».
Ломоносов проводил исследования и в других областях науки – физики, геологии, астрономии и др. Он впервые стал внедрять физические методы исследования в химии и явился основателем химической физики, создателем атомно-молекулярной теории строения вещества, ставшей основой развития фундаментальных естественных наук.
В равной мере Ломоносова занимали тайны происхождения Вселенной. Размышления над ними привели его к выводу, что «во всех системах Вселенной имеются одни и те же начала и элементы… одна и та же материя у раскаленного Солнца и у раскаленных тел над землей». Наблюдая прохождение Венеры по диску Солнца, Ломоносов первым увидел и объяснил эффект рефракции, что дало ему основание говорить о наличии атмосферы «на этой планете».
Многие его открытия имели большое практическое значение. Так, изучение атмосферного электричества привело его к мысли о необходимости оберегать человека от грозовых разрядов установкой громоотводов. Его работы в области метеорологии положили начало отечественной научной метеорологии. Об оригинальных методах научных исследований Ломоносова-первопроходца высоко отзывался не имевший зависти к успехам других Д. Эйлер: «Он пишет о материях физических и химических весьма нужных, которых поныне не знали и истолковать не могли самые остроумные люди».
Ломоносов никогда не замыкался в границах чистой науки: он был изобретателем оригинальных приборов и аппаратуры для экспериментов. Так, им была изобретена «ночезрительная труба», которая, если бы была изготовлена, позволила бы морякам в темное время суток обрести «зрение». Но физики не приняли описания прибора и посчитали его чуть ли не курьезом. Только много времени спустя была доказана верность его расчетов. Ломоносовым созданы приборы для определения прозрачности вещества, перископ, различные виды барометров, особо точные весы и многое другое. Он был новатором, казалось бы, в совершенно неожиданных для его научных интересов областях – в производстве фарфора, стекла, красок, в искусстве мозаики.
Талант Ломоносова проявился и в гуманитарных науках. Особенно большой вклад он внес в формирование русского литературного языка – созданная им в 1755 г. «Российская грамматика» подготовила почву для рождения современного русского языка, свободного от церковно-славянских архаизмов. Он был также незаурядным поэтом и теоретиком стихосложения.
Интерес к прошлому, истории нашел у Ломоносова отражение в написанных им книгах «Краткий Российский летописец с родословием» (издана в 1760 г.) и «Древняя Российская история» (закончена в 1758 г., издана в 1766 г.), направленных против норманнской теории происхождения Русского государства. Причем разногласия Ломоносова с оппонентами, как доказывает М. А. Алпатов, определялись тем, что «варяжский вопрос родился не в сфере самой науки, а в сфере политики. Став затем научным, он не только не утерял свою прямую связь с политикой, но, напротив, навсегда оказался связанным со жгучими политическими и национальными проблемами современности». Это обстоятельство лишало объективности в суждениях о существе проблемы не одного Ломоносова.
Здесь следует сказать и о споре Ломоносова с академиком Г. Ф. Миллером, верно служившим России шесть десятков лет. Дискуссия поначалу разгорелась вокруг диссертации Миллера «Происхождение имени и Народа Российского» и вокруг его «Истории Сибири», до сих пор сохраняющей свою научную ценность. Первая работа написана с позиций норманизма, речь в ней шла, по сути дела, о завоеваниях Руси варягами. В страстных возражениях Ломоносова главным был тезис о самостоятельности развития славянского мира. Хотя тезис этот и не основывался на строгой доказательности, последовал вывод-приговор: «Оной диссертации никоим образом в свет выпуститься не надлежит». При разборе «Истории Сибири» Ломоносов и другие академики «в особом историческом собрании» определили Миллеру «писать осторожнее и Ермаку в рассуждениях завоевания Сибири разбойничества не приписывать». На это Миллер спокойно отвечал: «Это обстоятельство не подлежит никакому сомнению, изменить его нельзя». Вот в этом частном случае и проявилась суть главного расхождения между ними при определении задач исторической науки и историографов. По Ломоносову, историограф должен быть «человек надежный и верный и никому не объявлять и не сообщать известий, надлежащих до политических дел критического состояния… природный россиянин чтоб не был склонен в своих исторических сочинениях ко шпынству и посмеянию». Миллер же придерживался иного взгляда: историк «должен казаться без отечества, без веры, без государя… все, что историк говорит, должно быть строго истинно, и никогда не должен он давать повод к возбуждению к себе подозрения в лести». Плоды постулируемой в советские времена «партийности науки» ныне хорошо известны. Ломоносов, придерживавшийся в полемике с Миллером подобного принципа, был, конечно, не прав.
На 30-е гг. XVIII в. приходится становление российской исторической науки, и начало этого процесса было связано с именем выдающегося идеолога дворянства Василия Никитича Татищева (1686–1750), историка, географа, администратора. В конце 30-х гг. им был завершен и представлен в Петербургскую академию главный труд его жизни – пятитомная «История Российская с самых древнейших времен». В ней впервые история четко отделяется от географии, статистики и становится самостоятельной наукой, базирующейся на критическом прочтении источников. Татищев, изложивший в своем труде политическую историю России до 1577 г., первым предложил ее периодизацию, в основу которой положена история самодержавия (это отвечало его общественно-политическим взглядам). Не только праздный интерес представляет сформулированное им обоснование монархической формы правления в России: здесь «демократия никак употребиться не может, ибо пространство великое государства тому препятствует».
«История Российская» начала печататься спустя 18 лет после смерти автора, но она и при его жизни оказала влияние на развитие русской исторической мысли. С нею еще в рукописи ознакомились его коллеги – Г. Ф. Миллер, Ф. А. Эмин, М. М. Щербатов и М. В. Ломоносов, безусловно, много полезного почерпнув из нее для себя. Наиболее полная и точная характеристика Татищева-историка и оценка его вклада в становление истории как науки принадлежит С. М. Соловьеву: он первый начал дело, «как следовало начать: собрал материалы, подверг их критике, свел летописные известия, снабдил их примечаниями географическими, этнографическими и хронологическими, указал на многие важные вопросы, послужившие темами для позднейших исследований… Одним словом, указал путь и средства своим соотечественникам заниматься русскою историею».
Петербургская академия наук одной из важнейших задач российской науки считала целенаправленное изучение природных ресурсов страны, ее народов, путей сообщения. С этой целью снаряжались длившиеся не один год специальные экспедиции. Самой ранней морской научной экспедицией, подготовленной правительством, стала Первая Камчатская экспедиция (1725–1730) под командованием Витуса Беринга (1681–1741). Незадолго до смерти Петра I ему была вручена инструкция, написанная самим царем, в которой определялись цели экспедиции: поиск морского пути через Ледовитый океан в Америку; поиск пролива между Азией и Америкой; поиски путей в Китай и Индию. Были определены задачи и экономического плана – установление торговых связей с другими странами, расширение границ, выявление новых промысловых районов.
В июле 1728 г. судно «Св. Гавриил» с экипажем более 70 матросов, солдат и мастеровых вышло в море из устья реки Камчатка. Путешественники достигли широты 67°81’ и вернулись обратно – судно не было приспособлено для плавания во льдах. Хотя первая экспедиция Беринга и не дала ответа на главный вопрос – о существовании пролива между двумя материками, ее результаты неоспоримы: впервые на базе навигационных и астрономических наблюдений было картографировано северо-восточное побережье Азии на значительном его протяжении, собраны материалы по флоре и фауне края, по этнографии и хозяйству народов Северо-Восточной Сибири и Камчатки.
Крупнейшим научным предприятием XVIII в. стала Вторая Камчатская, или Великая Северная, экспедиция (1733–1743 гг.), в подготовке которой на этот раз принимали участие многие правительственные учреждения: Сенат с обер-секретарем И. К. Кириловым, Адмиралтейств-коллегия во главе с Н. Ф. Головиным, Академия наук, академики которой И. Г. Гмелин, Г. Ф. Миллер, Ж.-Н. Делиль, Д. И. Бернулли составляли инструкции, а первые двое и сами приняли участие в экспедиции.
Указом Анны Ивановны начальником экспедиции вновь назначен Витус Беринг, его помощниками – капитаны А. И. Чириков и М. П. Шпанберг. Общий состав экспедиции достигал нескольких сотен человек.
Отряд во главе с Берингом отправился из Петербурга 2 марта 1733 г. Основная часть экспедиции (под началом Миллера, Гмелина и студента академического университета С. П. Крашенинникова) выступила в августе. В зависимости от районов обследования экспедиция поделена на три направления: северные морские отряды; путешествия к берегам Японии и Северной Америки; исследование Сибири и Дальнего Востока отрядами, получившими название «академических». Научные и практические результаты экспедиций были грандиозны: открыт пролив, названный Беринговым, командами кораблей «Св. Павел» во главе с А. И. Чириковым и «Св. Петр», на котором плыл В. Беринг, исследовано побережье Северо-Западной Америки, С. П. Крашенинниковым и Г. В. Стеллером исследована и описана Камчатка, нанесены на карту Курильские острова, северная Япония, описаны побережье и ряд островов от Архангельска до устья Енисея. Отряд В. В. Прончищева дошел до 77°29’ северной широты, открыв мыс, названный Челюскиным, по имени участника путешествия подштурмана С. И. Челюскина. Успех отряда Прончищева оставался недостижимым в течение последующих полутора веков. К востоку от устья Лены обследование вел отряд лейтенанта Д. Я. Лаптева.
Открытие материкового берега Аляски позволило с 40-х гг. XVIII в. приступить к промысловому освоению Алеутских островов и Северо-Западной Америки, постепенно заселявшейся русскими людьми.
Неоценимый вклад в изучение пространств Сибири и Дальнего Востока внесли руководимые Миллером и Гмелиным академические отряды в 1733–1734 гг. Именно на основе полученных во время этой экспедиции материалов Миллер создавал свои труды по истории, географии, этнографии, статистике Сибири. За 10 лет работы в Сибири Миллер собрал такое количество документов, что лишь толику из них использовал в получившем наибольшую известность фундаментальном труде «История Сибири». Оставшаяся часть документов находится в так называемых «Портфелях Миллера», ценность которых особенно высока из-за утраты их оригиналов в последующем. В 1756 г., уже после смерти автора, был опубликован двухтомный труд С. П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки».
Изучались и ближние территории: впервые были изданы в 1731 г. Ф. И. Соймоновым – атлас Каспийского моря, в 1734 г. – атлас Балтийского моря, А. И. Нагаевым в 1745 г. – карта Берингова моря, в 1752 г. – атлас и лоции Балтийского моря, полвека служившие практическим руководством для российских мореходов.