Эпоха самопознания. Важнейшей культурной задачей эпохи позднего Средневековья для Руси стало определение ею своего места во всемирной истории. Стремительное объединение страны, успехи в борьбе с мусульманской Ордой и католической Литвой естественным образом рождали представление об особой исторической миссии молодого Московского государства. Его подъем, последовавший за гибелью Византийской империи, осмысливался как знак преемства, знак богоизбранности Русской земли, которой предстояло стать новым оплотом православной веры.
Драматургия истории наполнялась сокровенным смыслом в связи с напряженным ожиданием скорого конца света. Согласно некоторым древним пророчествам, это должно было произойти в 7000 г. от Сотворения мира, что соответствовало 1492 г. от Рождества Христова. Церковь не давала определенного ответа на этот вопрос, ссылаясь на непостижимость Божьего промысла. Однако уверенность в наступлении «последних времен» определяла умонастроения и поступки многих благочестивых людей. Под влиянием этих настроений некоторые поминальные вклады в монастыри делались только на срок до 1492 г. Церковный календарь наступления Пасхи также был составлен только до 1492 г. Новую пасхалию составили лишь после несостоявшегося конца света.
Характерной чертой русской культуры рассматриваемого времени стало слияние местных культурных традиций в единое общерусское культурное пространство. Это было напрямую связано с образованием централизованного государства. Процесс сближения художественных традиций нашел свое отражение в литературе, архитектуре, иконописи, монументальной живописи и др. В языке стиралось различие диалектов. Важнейшим следствием формирующегося единства стало складывание общерусского этнического самосознания. Именно на территориях, собранных великими князьями Московскими, утверждался великорусский этнос. Конечно, такие эпохальные изменения не могли произойти вдруг и продолжались в течение всего XVI в., а порой и значительно дольше. Культурное своеобразие еще долго сохранялось в разных областях Русского государства.
Эпоха Ивана III ознаменовалась всплеском культурных контактов с Западом. Подобно Петру Великому, Иван отличался природной любознательностью и широтой религиозных взглядов. Он ясно понимал превосходство Запада в целом ряде областей культуры и широко распахнул двери в Россию для разного рода мастеров и знатоков. Но при этом великий князь не допускал никаких уступок западному влиянию в политических и религиозных вопросах. Уязвимость неокрепшего государства заставляла его правителя быть крайне осторожным по части нововведений.
В литературе этого периода сохраняются традиционные для Древней Руси жанры: летописание, агиография (жития святых, патерики), повести о выдающихся событиях, послания и поучения, «хождения» к святым местам, сказания на исторические темы. Однако традиционные формы скрывали значительно изменившиеся в соответствии с запросами времени содержание.
Официальное летописание этой эпохи представлено главным образом Московским великокняжеским сводом 1479 г. и Московским великокняжеским сводом конца XV в. Усиление государственного контроля над летописанием породило стремление к самостоятельной, независимой оценке событий. В той или иной мере оппозиционные московскому правительству летописи велись не только в Новгороде и Твери, но также в Кирилло-Белозерском монастыре, при ростовской епископской кафедре и даже при московском Успенском соборе. В этих неофициальных летописях дается нелицеприятная оценка личности и деятельности Ивана III, раскрываются темные стороны московского «собирания русских земель».
Русская агиография данного периода обогатилась трудами афонского монаха Пахомия Серба. Он редактировал и расширял старые жития русских святых и составлял новые. Для Пахомия характерен витиеватый, насыщенный эпитетами слог, риторические отступления и отсутствие интереса к фактической стороне биографии святого.
Продолжателем дела Пахомия стал другой афонский монах — Максим Грек. Он прибыл на Русь в 1516 г. для перевода с греческого языка на русский некоторых богослужебных книг. Помимо переводов он создавал и собственные труды — послания, поучения, «слова». Втянувшийся в церковно-политические дискуссии московской элиты, Максим Ірек в 1525 г. был отдан под суд и сослан под строгий надзор в Иосифо-Волоколамский монастырь. Позднее его перевели в Тверь, а затем — в Троице-Сергиев монастырь, где он и умер в 1555 г. Ныне русская церковь чтит Максима Грека как святого.
Любимым чтением благочестивого русского человека издавна были патерики — сборники житий и рассказов о жизни святых. В первой трети XVI в. был создан Волоколамский патерик, содержащий много уникальных сведений исторического характера.
Среди многочисленных повестей о выдающихся событиях того времени (которые были внесены в летописи) особо следует отметить Повесть о взятии Царьграда турками в 1453 г, московский и новгородский вариант повести о походе Ивана III на Новгород и Повесть о стоянии на Угре.
В жанре посланий и поучений особо выделялось проникнутое патриотическим пафосом Послание Ивану III на Утру ростовского архиепископа Вассиана (1480 г.). Обращаясь к христианским чувствам великого князя и ободряя его историческими примерами, ростовский владыка призывает Ивана довести до победного конца великое дело освобождения страны от чужеземного ига. Умел и любил писать послания игумен Иосиф Волоцкий. Его перу принадлежит и знаменитый «Просветитель» — сборник полемических рассуждений против еретиков.
Особое место в истории русской общественной мысли занимают послания псковского монаха Филофея. В одном из них (начало 1520-х годов), к великому князю Василию III, он высказывает знаменитое пророчество о Москве как «третьем Риме». «Блюди и внемли, благочестивый царю, яко вся христианская царства снидошась в твое едино, яко два Рима падоша, а третей стоит, а четвертому не быти».
Идея о величии самодержавной власти звучит и в тверской литературе середины XV столетия. «Похвальное слово» тверскому князю Борису Александровичу, написанное иноком Фомой, могло бы послужить образцом для московских панегиристов позднейших времен.
В жанре «хождений» написано знаменитое «Хождение за три моря» тверского купца Афанасия Никитина. Однако его путь пролегал не по святым местам Палестины, а по неведомым тогда русским людям странам Востока — Персии и Индии. Странствия разорившегося купца продолжались несколько лет (1468—1475). Его мечтой и целью было возвращение на родину, к этому он неуклонно стремился, преодолевая все препятствия. Афанасий умер, не дойдя до Смоленска. Его путевые записки были доставлены в Москву и вошли в состав московских летописей.
Среди составленных в этот период сказаний на исторические темы возвышается «Сказание о князьях Владимирских» — легендарная история происхождения династии Рюриковичей от римского императора Августа. Там же содержится и рассказ о присылке византийским императором Константином Мономахом царских регалий киевскому князю Владимиру Всеволодовичу Мономаху. Появление этих легенд связывают с именем известного церковного писателя митрополита Саввы-Спиридона. Их соединение и литературная обработка были сделаны неизвестным книжником при московском дворе.
Живопись. Расцвет древнерусской живописи, начавшийся в эпоху Куликовской битвы, продолжался и во времена Ивана III. Лучшим художником тогдашней Москвы был Дионисий. О его биографии известно очень мало, а большинство его работ не сохранилось до наших дней. Уцелело лишь одно крупное творение Дионисия, позволяющее судить об особенностях его письма. Это росписи собора Ферапонтова монастыря, выполненные мастером в 1502—1503 гг. Затерянный в вологодских лесах монастырь был основан другом и собеседником преподобного Кирилла Белозерского иноком Ферапонтом. Благодаря своему удаленному положению Ферапонтов монастырь благополучно пережил войны, нашествия и эпоху гонений.
Для образов Дионисия характерна праздничность и декоративность, тонкий рисунок и изысканный колорит. Очертания фигур грациозно вытянуты, святые словно парят в воздухе.
Дионисий много работал и как иконописец. Достаточно сказать, что под его руководством и при его участии был изготовлен иконостас Успенского собора Московского Кремля. Сохранилось лишь несколько икон, принадлежащих кисти Дионисия. Это «Богоматерь Одигитрия», «Распятие», «Спас в силах».
Ближайшими учениками Дионисия были его сыновья Феодосий и Владимир. Первый из них руководил росписями Благовещенского собора московского Кремля в 1508 г.
Утонченная манера письма Дионисия уникальна и легко узнаваема. В совершенно иной, монументально-репрезентативной манере выполнены неизвестными мастерами росписи Смоленского собора Новодевичьего монастыря (1530-е годы).
Помимо московской школы высокие образцы живописи продолжали создавать местные школы, которые постепенно теряли специфические черты. По-прежнему выделялась новгородская школа. Необыкновенные краски, выразительные лики характерны для иконостаса собора Кирилло-Белозерского монастыря (1497), в котором нашло отражение слияние традиций московской и новгородской школ.
Архитектура. «Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания», — отмечал Н.В. Гоголь. Эти слова можно в полной мере отнести и к русской архитектуре второй половины XV — первой трети XVI в. Она ярко отразила своеобразие эпохи.
Мощный военный потенциал единого Русского государства воплощен в памятниках крепостного зодчества. До наших дней хорошо сохранились огромные, сложенные из красного кирпича крепости (кремли) в Москве, Коломне, Нижнем Новгороде, Зарайске, Туле. Обычно их строительством руководили итальянские мастера. В сильно перестроенном или полуразрушенном виде дошли до нас крепости в Ивангороде, Копорье, Гдове, Порхове. Материалом для них послужил местный серый камень известняк.
Впечатляющим символом единого Русского государства стал Успенский собор московского Кремля, построенный Аристотелем Фиораванти в 1475—1479 гг. Образцом для него послужил Успенский собор во Владимире (конец XII в.). Таким образом, в архитектурных формах была выражена идея преемственности русской государственности. Московский Успенский собор положил начало целому направлению в русском зодчестве. Огромные шестистолпные храмы с пятью высокими главами стали возводиться в больших городах и монастырях. На Соборной площади московского Кремля в 1505—1509 гг. вырос великолепный Архангельский собор — усыпальница московских князей и царей. Другим примером того же архитектурного типа может служить Смоленский собор Ново-Девичьего монастыря (1524—1525).
Еще одним новшеством московской архитектуры стало строительство каменных шатровых храмов, обычно имевших мемориальное значение. Первой в этом ряду стоит знаменитая церковь Вознесения в селе Коломенском, построенная в 1532 г. по приказу Василия III в память о рождении долгожданного наследника престола — будущего Ивана Грозного.
Одновременно с появлением новых типов культовых сооружений продолжается возведение сравнительно небольших четырехстолпных храмов, служивших главными соборами монастырей или удельных столиц. Примерами могут служить городские соборы Волоколамска и Дмитрова, соборы в Кирилло-Белозерском и Ферапонтовом монастырях. В разработку этого архитектурного типа внесли большой вклад псковские мастера. В последней четверти XV в. они много работали в Москве, где построили придворный Благовещенский собор и церковь Ризположения.
Быстрый рост Москвы как центра ремесла и торговли позволил начать строительство небольших посадских храмов - бесстолпных с крестовым сводом и завершением фасадов в виде трехлопастной арки. Самым ранним образцом такого типа служит церковь Трифона в Напрудном (конец XV в.).
Как и прежде, подавляющее большинство храмов строилось из дерева. Почти все они стали жертвами пожаров или разрушительного действия времени. И лишь по счастливой случайности до наших дней сохранилась деревянная церковь Рождества Богородицы из села Бородавы на р. Шексне (1458 г).
Помимо культовых сооружений архитекторы создавали для знати каменные дворцы и палаты. Незабываемое впечатление производил на современников дворец, построенный в ренессансном стиле для Ивана III итальянскими мастерами. До наших дней сохранился только примыкавший к дворцу огромный зал — Грановитая палата. Здесь совершались торжественные приемы, праздновались победы русского оружия. Удельные князья также заботились о представительности своей власти. В Угличе сохранился двухэтажный тронный зал, в котором брат Ивана III удельный князь Андрей Большой принимал гостей.
