План:
1. Предварительные замечания.
2. Дискуссии по проблеме определения общественной формации Древней Руси.
3. Социально-классовая структура и политический строй Древней Руси.
а) Великий киевский князь и его полномочия.
б) Княжеская дружина, ее состав и полномочия.
в) Зависимое население Древней Руси: смерды, челядь, рядовичи, закупы, изгои.
1. Предварительные замечания
Многие современные отечественные историки, которые еще вчера были ревностными апологетами исторического материализма, сегодня с необычайной легкостью превратились в не менее ревностных поклонников цивилизационной теории, основоположниками которой были русские и европейские ученые позапрошлого и прошлого веков — А. Тойнби, О. Шпенглер, Ф. Бродель, Н.Я. Данилевский и другие историки, философы и культурологи. Разница между формационной и цивилизационной теориями принципиальна и суть расхождений состоит в следующем:
1) Сторонники формационной теории утверждают, что в основе развития всей человеческой цивилизации лежит так называемый экономический базис, т.е. господствующая форма собственности и эксплуатации, которые определись уровнем развития и соотношения производительных сил и производственных отношений.
Их оппоненты, напротив, отдают приоритет изучению так называемых «исторических культурных типов», т.е. основополагающих идеалов и идей, которые лежат в основе индивидуальной, общественной и государственной жизни разных народов.
2) Сторонники формационной теории считают, что главнейшей задачей гуманитарных наук является выявление объективных закономерностей развития всей человеческой цивилизации,
в то время как сторонники цивилизационной теории делают особый акцент на изучении трех типов цивилизаций: а) «локальных», таких, как Древний Египет, Ассирия, Вавилон, Античная Греция, Древний Рим и других; б) «особенных», т.е. западноевропейской, православной, исламской, китайской и других; и в) «современных», т.е. традиционных (аграрных), индустриальных и постиндустриальных.
3) Ученые-марксисты традиционно утверждают, что история человеческой цивилизации — это есть история закономерной, последовательной и прогрессивной смены пяти общественно-экономических формаций — первобытно-общинной, рабовладельческой, феодальной, капиталистической и коммунистической. Их же идейные оппоненты, напротив, полагают, что история человечества — есть история зарождения, развития, гибели или трансформации трех типов цивилизаций, для которых не существует единых закономерностей.
Конечно, формационному подходу, основанному на экономическом детерминизме и пресловутом классовом подходе, были свойственны существенные недостатки. В частности, специфика развития разных народов и государств приносилась в жертву абстрактным «общим закономерностям», под которые зачастую подгонялась конкретная история, что далеко уводило от изучения и анализа реальных исторических процессов, протекавших на протяжении многих веков. Именно исторический материализм, а вернее его методология, в основе которого лежала диалектика, позволяет изучать тысячелетнюю историю России не только как единое целое, но и как составную и важную часть всей человеческой цивилизации. Тогда как цивилизационная теория предлагает изучать многовековую российскую историю только в рамках общей православной цивилизации, что абсолютно не дает каких-либо новых инструментов для ее познания, а только затрудняет поиск истины, предлагая новый набор околонаучных «модернистских» теорий и опций.
Более того, как абсолютно справедливо отметил выдающийся современный историк профессор Б.Н. Миронов, в последнее время на основе цивилизационного подхода уже успела вырасти масштабная рефлексия по поводу «особой трагедийности» и «кровавой драматичности» российского исторического процесса, его «цикличности», бесконечных «инверсионных поворотов» и т. д. Наряду с известными западными русофобами типа А.Л. Янова и Р. Пайпса, в эту псевдонаучную бредятину ударились и доморощенные русофобы типа А.Н. Медушевского, А.С. Ахиезера, М.Н. Афанасьева и других, явно страдающих комплексом знаменитой «унтер-офицерской вдовы». Достаточно сказать, что беглый комсомольский журналист А.Л. Янов, в одночасье обратившись за кордоном в авторитетного профессора русской истории, в целом ряде своих примитивных фальшивок — «Россия: у истоков трагедии 1480―1584» (2001), «Россия против России: 1825―1921» (2003), «Россия и Европа» (2007), изобилующих огромным количеством даже фактических ошибок, выдвинул антинаучную теорию цикличности русской истории. Суть этого теоретического «шедевра», которым так восторгался закулисный архитектор «горбачевской перестройки» и придворный академик А.Н. Яковлев, состоит в том, что история России есть история чередования либеральных и прозападных реформ с реакционными и консервативными националистическими контрреформами. И таких «исторических циклов» за последние 500 лет этот новоявленный теоретик насчитал аж 14 штук.
Явно поспешный отказ от формационного подхода, произошедший после гибели Советского Союза, во многом был связан с отказом от марксистско-ленинской методологии, которая господствовала в советской исторической науке. Вопреки устоявшему стереотипу, у истоков формационной теории стояли отнюдь не К. Маркс, Ф. Энгельс или В.И. Ленин, а известные французские историки «эпохи реставрации». А основоположники «научного коммунизма», наряду с политэкономией А. Смита и Д. Рикардо, утопическим социализмом Ш. Фурье, А. Сен-Симона и Р. Оуэна и классической немецкой философией Г. Гегеля и Л. Фейербаха, взяли на вооружение формационную теорию Ф. Гизо, Ф. Минье и О. Тьерри и, творчески переработав ее через призму гегелевской диалектики и своей теории классовой борьбы как локомотива истории, сделали основой исторического материализма. Так что марксизм и формационная теория, как говорят в Одессе, две большие разницы. Эту элементарную истину не смогли познать даже многие профессиональные историки, увенчанные академическими титулами и званиями.
2. Дискуссии по проблеме определения общественной формации Древней Руси
Вопрос об определении общественно-экономической формации Древней Руси до сих пор остается дискуссионным. Основной причиной такого положения вещей является фактическое отсутствие достоверных, аутентичных источников. Практически единственным и главным источником, который позволяет каким-то образом ответить на этот непростой вопрос, является древнейший правовой свод Древней Руси — «Русская правда». В данном случае, из трех ее редакций — «Краткой», «Пространной» и «Сокращенной», особый интерес представляют первые две, поскольку именно они напрямую относятся к эпохе Киевской Руси, т.е. XI―XII вв.
"Р у с с к а я п р а в д а"
→"Краткая правда" (1016/1035―1070/1072)
→"Правда Ярослава" (1016/1035, статьи 1―17)
→"Правда Ярославичей" (1070/1072, статьи 18―43)
→"Пространная правда" (1113―1125/1132)
→"Суд Ярослава" (статьи 1―52)
→"Устав Владимира Мономаха" (статьи 53―121)
Определенную и очень важную информацию на сей счет содержит и «Повесть временных лет», в частности, тексты русско-византийских договоров X в., поскольку в них были отражены нормы обычного (неписаного) «Закона русского», который предшествовал «Русской правде».
В дореволюционной исторической науке проблеме определения общественно-экономической формации, существовавшей в Древней Руси, не придавалось практически никакого значения. По сути, единственным исключением из правила стал известный труд Н.П. Павлова-Сильванского «Феодализм в России», опубликованный в 1908 г. Сам автор относил существование феодализма только к удельному периоду русской истории и напрямую связывал его с политико-правовым институтом вассалитета, основанным на иерархии земельной собственности.
В советской исторической науке, базировавшейся на марксистской методологии, проблеме определения общественно-экономической формации Древней Руси, напротив, придавалось приоритетное значение. С точки зрения советских историков, в основе любой общественно-экономической формации лежит господствующая форма собственности. На этом сходились все сторонники формационного подхода.
Однако при конкретном и детальном рассмотрении вопроса возникали серьезные расхождения по целому ряду более частных проблем. В частности, речь шла:
• о различном понимании характера феодальной собственности и роли феодального землевладения в процессе генезиса феодализма;
• о соотношении дани и феодальной ренты (являлась дань формой феодальной ренты или это было простое налогообложение);
• о месте и роли города в процессе генезиса феодализма;
• о различной оценке категорий зависимого населения Древней Руси и т.д.
В 1920-х гг. под влиянием «школы академика М.Н. Покровского» в советской исторической науке утвердилось представление о том, что общественный строй Древней Руси представлял собой настоящий винегрет, состоящий из элементов рабовладения, феодализма и торгового капитализма. Даже такой авторитетный историк, как профессор А.Е. Пресняков, ставший одним из первых советских ученых, который признал наличие феодальных отношений в Древней Руси, полагал, что основной рабочей силой в княжеских и боярских вотчинах этого периода были холопы-рабы. В первой половине 1930-х гг. в ряде своих новаторских работ «Начальный период в истории русского феодализма» (1933), «Рабство и феодализм в Древней Руси» (1934) и «Феодальные отношения в Киевском государстве» (1935) будущий академик Б.Д. Греков выступил оппонентом академика М.Н. Покровского и стал активно разрабатывать теорию «русского феодализма» эпохи Киевской Руси.
В 1939 г. прошла острая дискуссия об общественно-экономическом строе Древней Руси, в ходе которой выявились два противоположных подхода к решению этой проблемы. Одни историки (П. Смирнов, А. Шестаков), опираясь на формационную теорию и основные положения «Краткого курса истории ВКП(б)», заявили о том, что Киевская Русь, как и все древнейшие цивилизации, не могла миновать рабовладельческой формации. Их оппоненты, прежде всего, профессор Б.Д. Греков в своем докладе «Общественный строй Киевской Руси» отверг это утверждение своих коллег и заявил, что Древняя Русь изначально была раннефеодальным государством. В том же году вышла его знаменитая монография «Киевская Русь» (1939), основные положения которой, в том числе об отсутствии института рабства в Древней Руси, поддержали не только такие авторитетные русисты, как профессора М.Н. Тихомиров, А.Н. Насонов и Б.А. Рыбаков, но и крупные историки-медиевисты — академик Е.А. Косминский и профессор А.И. Неусыхин, не нашедшие рабовладельческой формации и в варварских государствах Западной Европы.
Тогда же профессора С.В. Юшков, С.В. Бахрушин и Н.Л. Рубинштейн упрекнули Б.Д. Грекова в том, что он не вполне правомерно синхронизировал процесс образования государства у восточных славян с генезисом феодализма, заявив, что первоначально Древнерусское государство возникло и развивалось как дофеодальное. Кроме того, они выступили против необоснованных попыток полного исключения института рабства из истории Древней Руси. Тем не менее, именно тогда концепция Б.Д. Грекова стала господствовать в отечественной исторической науке и сохраняет свои ведущие позиции до сих пор.
Его концепция феодализма, логичная и стройная на первый взгляд, страдала очевидной схематичностью и несоответствием ряда концептуальных положений историческим фактам. В частности, самому академику Б.Д. Грекову и его сторонникам, профессорам М.Н. Тихомирову, В.В. Мавродину, П.Н. Третьякову, А.В. Арциховскому и другим не удалось доказать фактическими данными наличие вотчинного землевладения в Древней Руси в IХ―Х вв. А это обстоятельство подрывало устои его главной идеи о феодальном и классовом характере древнерусского общества, что разрушало всю научную конструкцию, представлявшую Киевскую Русь в виде раннефеодальной монархии. Поэтому с конца 1940-х гг. видные советские историки начали поиски новых путей феодализации в древнерусском обществе. Итогом этих научных поисков стало становление знаменитой концепции «государственного феодализма», окончательно сформировавшейся в трудах академика Л.В. Черепнина и многих его последователей — В.Т. Пашуто, О.М. Рапова, Я.Н. Щапова, Н.Н. Покровского, П.П. Толочко и других известных советских историков. В отличие от Б.Д. Грекова, который рассматривал становление феодальных отношений через призму формирования вотчинного землевладения и эксплуатации в рамках княжеских и боярских вотчин различных категорий крестьянства, Л.В. Черепнин и его сторонники вели речь о формировании верховной княжеской собственности на всю землю и эксплуатации государством лично свободного крестьянства посредством сбора дани-ренты с их индивидуальных хозяйств. Иными словами, вся земля в Древней Руси являлась коллективной (корпоративной) собственностью всего класса феодалов (князей и бояр), осуществлявших совместную эксплуатацию различных категорий крестьянства Древней Руси.
Концепция «государственного феодализма» была призвана спасти основную идею их главного оппонента о феодальном характере древнерусского общества, но она принципиально отличалась от его доктрины. Общим положением обеих концепций было твердое убеждение в том, что Киевская Русь была именно раннефеодальным государством.
В 1960-х гг. в исторической литературе был вновь поднят вопрос о рабовладельческой формации в Древней Руси, который инициировали два профессора истории Белорусского государственного университета В.И. Горемыкина и А.П. Пьянков, из-под пера которых позже вышли монографии «К проблеме истории докапиталистических обществ» (1970) и «Происхождение общественного и государственного строя Древней Руси» (1980). Одновременно эта проблема стала изучаться и в стенах Ленинградского университета, где знаменитый ученик профессора В.В. Мавродина И.Я. Фроянов успешно защитил сначала кандидатскую, а затем докторскую диссертации «Зависимые люди Древней Руси (челядь, холопы, данники, смерды)» (1966) и «Киевская Русь. Главные черты социального и политического строя» (1973). Затем на базе этих диссертаций были созданы две монографии «Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории» (1974) и «Киевская Русь. Очерки социально-политической истории» (1980), которые практически сразу были подвергнуты резкой критике за архаизацию социальных отношений Древней Руси и произвольную трактовку ряда статей «Русской правды», где речь шла о различных категориях зависимого населения древнерусского общества. Если В.И. Горемыкина и А.П. Пьянков прямо заявляли о существовании рабовладельческой формации в Древней Руси, то И.Я. Фроянов гораздо деликатнее подошел к решению этой проблемы и заявил лишь о наличии института рабства у восточных славян.
Позднее в своей работе «Рабство и данничество у восточных славян» (1996) И.Я. Фроянов выступил с концепцией «разделенной собственности», в которой признал существование в Древней Руси и частной феодальной собственности в виде аллода (вотчины), и коллективной общинной собственности на землю. Он стал одним из ярких критиков концепции Л.В. Черепнина о государственном феодализме и вновь обосновал свой главный тезис о существенной роли рабства в экономике Древней Руси.
В том же году была опубликована фундаментальная монография еще одного петербургского историка профессора М.Б. Свердлова «Общественный строй Древней Руси в русской исторической науке XVIII—XX вв.» (1996), в которой автор обстоятельно осветил основные спорные проблемы по данной проблематике и жестко раскритиковал И.Я. Фроянова за слишком вольное обращение с источниками.
В 2003 г., вышла в свет фундаментальная работа (новаторский вузовский учебник) известного профессора А.Г. Кузьмина «История России с древнейших времен до 1618 г.», в которой автор предложил, во-первых, изменить угол зрения на данную проблему, и, во-вторых, существенно расширить круг исторических источников, что поможет заново осмыслить многие аспекты этой проблемы.
Тем не менее, для многих современных историков концепция древнерусского феодализма до сих пор остается незыблемым постулатом, и они признают существование в Киевской Руси, начиная с XI в., трех основных признаков феодализма, которые были сформулированы известным французским историком Ф. Гизо в середине позапрошлого столетия:
1) иерархия земельной собственности,
2) институт феодального вассалитета;
3) сеньориальный режим, т.е. комплекс прав на зависимое население.
Большинство историков признает, что из этой знаменитой триады гораздо раньше возник институт феодального вассалитета. Сейчас вполне достоверно установлено, что первоначально (IХ―Х вв.) он носил чисто княжеский характер. Но понимание сути этого вассалитета целиком зависело от понимания характера княжеской собственности на землю. Целый ряд русских и советских ученых (Б. Чичерин, В. Ключевский, Л. Черепнин, А. Горский, О. Рапов, Я. Щапов) утверждал, что великий киевский князь был верховным собственником всей земли и мог полностью распоряжаться ею по личному усмотрению. Их оппоненты (А. Пресняков, Б. Греков, А. Копанев, А. Кузьмин И. Фроянов, Ю. Алексеев) полагали, что великий киевский князь, наряду со своей дружиной и боярами, являлся собственником только отдельных земельных владений — княжеского домена и боярских вотчин, и не мог распоряжаться всей землей, находящейся в собственности общины. Большинство историков (С. Юшков, В. Пашуто, А. Кузьмин) склонялось к выводу о том, что институт феодального вассалитета прошел в своем развитии два основных этапа:
1) В середине X ― середине XI вв. существовал т.н. княжеский вассалитет между князьями «Рюрикова дома», где сюзереном (господином) выступал великий киевский князь, а его вассалами (слугами) — его братья, сыновья и племянники, которые от имени великого князя управляли отдельными территориями обширной Киевской державы. Как справедливо утверждали Б.Д. Греков, М.Н. Тихомиров, А.Г. Кузьмин, М.Б. Свердлов и другие известные историки, в основе этого вассалитета лежала не земельная основа, а право сбора дани с подвластной территории, т.е. так называемый бенефиций, или кормление.
2) Со второй половины XI в., в период кризиса дружинной организации, когда княжеская дружина начинает оседать на землю и возникают первые боярские вотчины, зарождается княжеско-боярский вассалитет, который приобретает земельную основу в виде аллода (вотчины), т.е. частного неотчуждаемого владения, а возможно, и феода (поместья), т.е. частного, но отчуждаемого владения. С возникновением княжеско-боярского вассалитета начался процесс установления иерархии земельной собственности, т.е. феодально-ленной системы, который неизбежно привел к возникновению сеньориального режима, т.е. комплекса прав феодала (сеньора) на зависимое от него население крестьянских общин, а возможно, и части городского посада.
Еще одной важной проблемой, напрямую связанной с проблемой определения общественной формации Древней Руси, является вопрос о соотношении «дани» и «полюдья», который до сих пор остается предметом острой научной дискуссии.
По мнению одних историков (М. Приселков, В. Мавродин, И. Фроянов), дань и полюдье принципиально отличались тем, что дань, как форма государственной подати, собиралась с «внутренней» территории Русской земли, а полюдье являлось формой военной контрибуции с «внешних», покоренных Киевом, славянских земель и шло только на содержание самого великого князя и его дружины.
Другие авторы (Л. Черепнин, М. Свердлов, О. Рапов, А. Горский) считали, что дань, как форма подати, взималась в денежном эквиваленте («по щелягу», «по черной куне») с тогдашних податных единиц, т.е. «дыма» (дома), «рала» или «плуга» (земли), а полюдье представляло собой примитивную форму феодального «кормления», которое взималось в натуральном виде. Сторонники теории «государственного феодализма» (Л. Черепнин, О. Рапов, Я. Щапов) рассматривали дань как первичную форму феодальной ренты.
Академик Б.А. Рыбаков, который провел подробный историко-географический разбор полюдья, вначале был склонен различать дань и полюдье по местам их сбора — «становищам» и «погостам», полагая, что полюдье взималось с территории «внутренней» Руси, а дань — с территории остальной, «внешней» Руси. Однако затем он стал смешивать дань с полюдьем, распространяя его на всю территорию покоренных Киевом восточнославянских племенных княжений. Эту точку зрения разделяли и другие историки (М. Дьяконов, С. Юшков, А. Зимин, Я. Щапов, Л. Алексеев), которые полагали, что полюдье и дань совпадали, как частное с общим.
3. Социально-классовая структура и политический строй Древней Руси
Социальная структура древнерусского общества была достаточно размытой, поэтому не всегда удается дать точную и объективную характеристику различным социальным группам населения и установить реальный характер их взаимоотношений друг с другом.
I. Великий киевский князь и его полномочия
По устоявшемуся мнению большинства историков, главой Древнерусского государства в IX—XII вв. являлся великий киевский князь, функции которого до сих пор неоднозначно трактуются представителями различных исторических школ.
1) В русской исторической науке, условно говоря, существовало два подхода в оценке этой проблемы. Часть историков и юристов (В. Татищев, Н. Карамзин, М. Погодин, Б. Чичерин, М. Приселков) утверждала, что великий киевский князь был полновластным самодержавным монархом, который совмещал в своем лице функции главы государства, верховного законодателя и судьи, военного предводителя и адресата дани. Их оппоненты, известные сторонники общинно-вечевой или земско-волостной теории (Н. Костомаров, В. Ключевский, И. Беляев, В. Сергеевич, М. Дьяконов, А. Пресняков), полагали, что великий киевский князь не был подлинным государем, и его власть была существенно ограничена сначала советом родоплеменной знати и народным вече, а позднее — старшей княжеской дружиной и Боярской думой.
2) В советской исторической науке (Б. Греков, Б. Рыбаков, Л. Черепнин, В. Мавродин, В. Пашуто) по вполне понятным причинам восторжествовало представление, что в Древней Руси существовала раннефеодальная монархия, олицетворением которой стал великий киевский князь и узкий слой правящей элиты (феодальной знати), состоящей из удельных князей и членов Боярской думы. В период расцвета Киевской державы великий князь исполнял функции главы единого Древнерусского государства, верховного законодателя и судьи, главы феодальной иерархии, военного предводителя и адресата дани. Объем властных полномочий великого киевского князя во многом зависел от его личных и деловых качеств, а также авторитета среди всех остальных князей «Рюрикова дома».
3) В постсоветской историографии этот вопрос по-прежнему остается дискуссионным.
а) Крупнейший русский историк профессор А.Г. Кузьмин, автор фундаментальных работ по истории русского летописания и блестящего курса лекций по истории всего русского средневековья, развивая славянофильскую доктрину «земли» и «власти» на конкретном историческом материале, предложил оригинальную и чрезвычайно продуктивную концепцию организации власти в Древней Руси. Он совершенно верно заметил, что общественно-политический строй Древнерусского государства определяли не столько личные качества князей или социально-экономические отношения того периода, сколько этносоциальные традиции и обычаи различных племен, вошедших в состав древнерусского государства, прежде всего, славян и русов.
Верховная политическая власть в Древнерусском государстве была сосредоточена в руках великого киевского князя, представлявшего собой давно славянизированный «род русский», который продолжал оставаться неоднородным полиэтническим конгломератом, вобравшим в себя различных этнических русов из Прибалтики и Среднего Поднепровья. Поскольку, в отличие от славян, издавна живших в территориальной общине, у русов сохранялась кровнородственная община, то в недрах «рода русского» долго сохранялась жесткая иерархия старших и младших членов рода. В отличие от тех же славян-земледельцев, русы в годы правления первых киевских князей Олега, Игоря и Святослава жили в основном за счет военных походов, работорговли и фактического грабежа подвластных славянских племен посредством хорошо известного полюдья, которое было примитивной формой государственной подати. При этом само Древнерусское государство в этот период представляло собой аморфную федерацию племенных княжений, сепаратизм которых удалось подавить только в годы правления Ольги и Владимира Святого.
При Владимире Святом великокняжеская власть начинает приобретать более устойчивый характер, и наряду с традиционными функциями великого киевского князя, как-то: 1) организации и личного руководства военными походами, 2) личного участия в дипломатических сношениях, 3) сбора дани с подвластного населения, ― возникают и другие функции. В частности, управление княжеским домениальным хозяйством и всей территорией огромного государства посредством своих наместников, в качестве которых выступали его племянники и сыновья.
Даже после укрепления власти великого киевского князя существенную роль в управлении Древнерусским государством играло народное вече. В отечественной исторической науке вопрос о социальном составе и основных функциях вече до сих пор остается дискуссионным. Большинство русских ученых видело в вече либо архаичный (Н. Костомаров, В. Сергеевич, М. Дьяконов, М. Довнар-Запольский), либо, напротив, новообразованный (В. Ключевский, И. Беляев) демократический институт, активно противостоявший княжеской власти. В советской исторической науке, даже несмотря на общий «классовый подход», возникли разногласия по данной проблеме. Одни авторы (М. Покровский, Б. Греков, М. Тихомиров, Л. Черепнин, И. Фроянов) продолжали считать древнерусское вече демократическим общественным институтом, в котором принимали участие все социальные слои древнерусского общества за исключением холопов и челяди. Но при этом часть сторонников этой концепции (Б. Греков) выдвинула тезис о затухании вече к концу X в. и его возрождении только к концу XI в., а их оппоненты (И. Фроянов), напротив, заявили о существенном росте его влияния и роли в политической жизни страны на протяжении всего XI в. и последующих столетий. Сторонники иной концепции (С. Юшков, В. Пашуто, В. Янин, М. Алешковский, П. Толочко) рассматривали вече только как собрание феодальных верхов, защищавших свои узкоклассовые привилегии и интересы.
Профессор А.Г. Кузьмин, детально исследуя этот вопрос, справедливо заметил, что древнерусское вече изначально было неоднородно по своему социальному составу. У всех славян, издавна живших в территориальной общине, где отсутствовала иерархия родов и управление строилось «снизу вверх», вече всегда носило более демократический характер и представляло собой собрание всего мужского или свободного населения всех сел и городов. У русов, сохранивших традиции кровнородственной общины, вече с самого начала носило иерархический характер и, по всей видимости, представляло собой собрание «старцев градских» и «бояр». Вероятнее всего, во всех русских городах одновременно существовали разные типы общин. Если в самом Киеве более сильные позиции занимала городская община русов, то в Новгороде, Ладоге, Пскове и Изборске более сильные позиции изначально принадлежали славянской территориальной общине, которая и формировала «исполнительную» власть в виде выборных должностных лиц — десятских, сотских и тысяцких.
Поэтому уже первым киевским князьям пришлось совмещать интересы и традиции своей кровнородственной общины со славянскими традициями общинного самоуправления. Это не всегда удавалось делать, поэтому на протяжении всего периода существования Древнерусского государства происходили перманентные конфликты между «землей» и «властью», что зримо отразилось в «Повести временных лет», где часто и подробно говорилось о межплеменной вражде, княжеских усобицах и противостоянии городских вече и княжеской власти.
Начиная с князя Ярослава Мудрого одной из важнейших функций великокняжеской власти становится законодательная деятельность. Именно этот выдающийся князь стал родоначальником первого письменного кодекса норм публичного права — знаменитой «Русской правды», пришедшей на смену «Закону русскому», представлявшему собой устный кодекс норм обычного (не публичного) права «рода русского», который отчетливо просматривался в известных русско-византийских договорах первой половины X в.
Что касается проблемы престолонаследия, то с точки зрения А.Г. Кузьмина, в X в. такой системы просто не существовало и власть доставалась либо сильнейшему, либо наиболее удачливому. Впервые европейский принцип майората, т.е. передачи власти и прав собственности по старшинству, просматривается только в «Завещании Ярослава» (1054), а окончательно этот принцип наследования престола закрепится только на Любеческом съезде русских князей, который состоялся в 1097 г.
б) Другой известный российский историк профессор М.Б. Свердлов, написавший по данной проблеме несколько фундаментальных монографий и статей, утверждал, что уже в период существования потестарного (бесклассового) государства при Олеге, Игоре и Святославе великий киевский князь был суверенным и полноправным правителем Древней Руси, поскольку он обладал всеми верховными политическими, юридическими и социальными правами, даже несмотря на то, что вплоть до середины X в. сохранялась автономия многих племенных княжений. Это выражалось, в частности, в том, что налицо были все первичные признаки государства, а именно наличие:
• публичной власти, которую олицетворяли сам великий киевский князь и все члены великокняжеской династии;
• единой податной (налоговой) системы, которая выражалась в форме полюдья-кормления всех князей и членов княжеской дружины, собиравшегося с каждого «дыма», т.е. хозяйства малой славянской семьи;
• фиксированных юридических норм, закрепленных в «Законе русском», который представлял собой кодекс норм обычного права;
• постоянного войска, состоявшего из великокняжеской дружины, дружин всех вассальных князей и племенных ополчений.
В вассальной зависимости от великого князя находились все члены великокняжеской династии, все племенные князья и высшая служилая знать, т.е. члены княжеской дружины. Кроме того, внутри самой великокняжеской династии сохранялась жесткая иерархия всех представителей «Рюрикова дома», и вплоть до середины X в. верховная власть переходила по прямой линии от отца к сыну.
После знаменитых реформ княгини Ольги, в ходе которых были ликвидированы основные племенные княжения и проведена административно-податная реформа, на смену потестарному государству приходит полноценная раннефеодальная монархия, которая, несмотря на ряд политических кризисов, связанных с княжескими междоусобицами последней четверти X в. ― первой четверти XI в., сохранила и приумножила свои властные полномочия, что нашло зримое воплощение в первом кодексе феодального права — «Русской правде» Ярослава Мудрого и его сыновей Изяслава, Святослава и Всеволода. На смену семейному принципу наследования великокняжеского престола приходит родовой принцип, т.е. передача престола строго по старшинству ― старшему князю из династии Рюриковичей.
в) Еще один выдающийся русский историк профессор И.Я. Фроянов, также посвятивший этой проблеме ряд фундаментальных работ, еще в советский период вернулся к идеям «волостного строя» и «городовых областей», показав активную роль городской общины в политической жизни Древней Руси. По мнению этого ученого, которое поддержали многие его ученики — Ю.А. Дворниченко, Ю.В. Кривошеев, А.В. Майоров и А.В. Петров, огромную роль в политогенезе Древней Руси играли многие города-государства, возникшие на родоплеменной основе еще в эпоху «военной демократии» как центры племенных княжений. Существенную роль в политогенезе восточных славян сыграла и великокняжеская власть, «утвердившаяся на костях племенных князей, павших в неравной борьбе с Киевом».
В начальный период утверждения великокняжеской власти, когда сохранялись традиции родового строя, основными функциями великого киевского князя были:
• организация и личное руководство всеми военными походами, в том числе обороной рубежей собственной державы;
• определение основных направлений внешней политики и личное участие в дипломатических сношениях с иноземными коллегами по «монаршему ремеслу»;
• примитивные законодательные и судебные функции, которые были ограничены разработкой отдельных юридических казусов, дополнявших нормы обычного права, и отправление «княжого суда»;
• взимание дани с покоренных славянских и иных племен, вошедших в состав «Державы Рюриковичей».
Затем, в условиях полного разложения родового строя, в конце X ― начале XII вв. функции великокняжеской власти претерпевают существенные изменения, и на первый план выходит законодательная и судебная деятельность великих князей. В этот период:
• «княжий двор» становится привычным местом суда, а судебное разбирательство фактически превращается в повседневное занятие князя и его судебных агентов;
• великие князья выступают в роли верховных законодателей, инициировав принятие целого свода норм публичного права — «Русской правды» Ярослава Мудрого, «Правды Ярославичей», «Устава Владимира Мономаха» и церковных княжеских уставов.
По мнению профессора И.Я. Фроянова, несмотря на столь значительный круг своих полномочий, великий киевский князь так и не стал подлинным государем в Древней Руси, поскольку вынужден был делить свою власть с волостными вече, которые управляли отдельными городами и их округами. С ними он и другие князья «Рюрикова дома» заключали специальный ряд-договор, нарушение которого вело к изгнанию любого князя, как в самом Киеве, так и в других городах Древней Руси. Более того, начиная с XI в. именно вече становится верховным демократическим органом власти, который ведал вопросами войны и мира, установления налогов и сборов, распорядителя государственных финансов и земельных фондов, призвания и изгнания князей, и т.д.
Позднее в своей монографии «Города-государства Древней Руси» (1988) И.Я. Фроянов и его ученик и соавтор А.Ю. Дворниченко, предавший затем своего учителя в угоду «университетским либералам», выступили с новой концепцией, в которой заявили, что:
1) единой Древнерусской державы никогда не существовало;
2) Древняя Русь представляла собой аморфную федерацию городов-государств полисного типа, где верховная власть принадлежала только волостным вече. На этих вече выбирались и сам князь, и все должностные лица волостного (город с округой) управления — десятские, сотские и тысяцкие.
Большинство современных историков полагает, что в период наибольшей концентрации власти в руках великого киевского князя, который пришелся на XI ― начало XII вв., его функции выглядели следующим образом:
Великий киевский князь
•глава государства
•военный предводитель
•глава феодальной иерархии
•адресат дани
•верховный законодатель
•верховный судья
По мнению большинства русских и ряда нынешних историков (С. Соловьев, В. Ключевский, Б. Рыбаков, М. Свердлов, В. Кожинов), изначально в Киевской Руси существовал родовой, или «лествичный» порядок наследования великокняжеского престола, когда власть переходила строго по старшинству одному из князей «Рюрикова дома».
Многие советские и современные историки (С. Юшков, А. Кузьмин, П. Толочко, И. Фроянов) не соглашались с этим утверждением и вполне справедливо указывали на то обстоятельство, что передача власти старшему князю из династии Рюриковичей была скорее исключением, чем правилом. Это обстоятельство и стало одной из главных причин бесконечных княжеских междоусобиц, сотрясавших Древнюю Русь на протяжении всего периода ее существования.
Некоторые современные авторы (А. Назаренко, В. Петрухин), полагали, что первые русские князья управляли своим государством коллективно на основе «родового сюзеренитета», и в этом смысле власть великого киевского князя мало чем отличалась от власти других русских князей.
II. Княжеская дружина, ее состав и полномочия
Вопрос о происхождении, социальном и этническом составе и основных функциях княжеской дружины до сих пор вызывает самые горячие споры. Поэтому неслучайно эта проблема вновь стала предметом целого ряда специальных монографических исследований, которые принадлежат перу М.Б. Свердлова, А.А. Горского, И.Н. Данилевского, П.С. Стефановича и других современных историков.
Сам термин «княжеская дружина» традиционно употреблялся для обозначения небольшой, но очень влиятельной социальной группы наиболее близких «княжих людей», которые лично служили великому киевскому князю и другим удельным князьям и были их опорой во всех их делах и начинаниях. Как отмечают многие историки (С. Соловьев, В. Ключевский, И. Беляев, Е. Пресняков, А. Горский), изначально княжеская дружина набиралась и строилась не по родовому принципу, а по принципу личной преданности князю, поэтому она находилась вне традиционной общинной структуры и была оторвана от нее и социально, поскольку дружинники не являлись членами отдельных общин, и территориально, в силу их обособленного проживания. Княжеско-дружинные отношения явились продолжением социальных отношений, существовавших в эпоху «военной демократии». Древнерусская дружина была своеобразной военной общиной или корпорацией, где князь был «первым среди равных», что нашло свое внешнее отражение и в дружинных «братчинах» (пирах), и в уравнительном порядке раздела военной добычи, доходов от внешней торговли и дани («полюдья»), являвшихся основными источниками доходов дружины на ранних этапах ее существования. Кроме того, вероятнее всего, часть княжеских дружинников обладала правом «отъезда» от своего «сюзерена» к другим князьям.
Время возникновения княжеской дружины историки определяли по-разному. Одни авторы (А. Горский, И. Данилевский) полагали, что выделение княжеской дружины происходит на этапе разрушения родоплеменной структуры, который охватил весь славянский этнос в V―VI вв. Другие авторы (Б. Греков, В, Мавродин, М. Свердлов) утверждали, что этот социальный институт возник в эпоху «военной демократии», т.е. в VII—VIII вв. Третья группа авторов (С. Юшков, И. Фроянов) связывала появление княжеской дружины только с эпохой зарождения Древнерусского государства, т.е. серединой IX в.
Аналогичная разноголосица мнений наблюдается и при определении численного состава княжеской дружины. П.С. Стефанович выдвинул предположение о существовании некой «большой дружины», численность которой составляла не менее 800―1000 дружинников. М.Б. Свердлов полагал, что численность княжеской дружины составляла 500―800 профессиональных воинов, а А.А. Горский и И.Н. Данилевский считали, что количество княжеских дружинников вряд ли превышало 200―400 ратников. Практически все исследователи сходятся в том, что изначально княжеская дружина была очень пестрым этносоциальным образованием, в состав которой входили и разные этносы (русы, варяги, славяне, печенеги), и разные социальные группы, в том числе племенная знать.
Такое же единодушие наблюдается и в том, что княжеская дружина носила иерархический характер, однако саму эту иерархию каждый исследователь представлял по-своему. Одни авторы (С. Соловьев, И. Забелин, С. Платонов, М. Свердлов, И. Данилевский) считали, что в ее составе были «старшая», «средняя» и «младшая» дружины. Другие авторы (В. Сергеевич, В. Мавродин) полагали, что она делилась на «старшую» и «младшую» дружины и посоху (народное ополчение), входившую в состав княжеской дружины только в период крупных военных походов. Наконец, третья группа авторов (И. Беляев С. Юшков, А. Горский) справедливо утверждала, что в составе княжеской дружины была только «старшая» и «младшая» дружины.
Внутренний состав этих составных частей княжеской дружины также остается предметов острых научных споров, но большинство современных авторов полагают, что:
1) Старшая дружина, членов которой в исторических источниках именуют княжие мужи, бояре или гриди, не только участвовала во всех военных походах и дипломатических сношениях с иностранными державами, но и принимала самое активное участие как в управлении княжеским домениальным хозяйством в качестве тиунов и огнищан, так и в управлении самим государством в качестве посадников (в городах) и волостелей (в сельской местности). Из членов этой дружины затем формировался высший слой древнерусской знати, часть которой, наряду с высшим епископатом и «старцами градскими», входила в состав Боярской думы, существование которой профессор В.О. Ключевский, автор знаменитой монографии «Боярская дума Древней Руси» (1881), относил к концу X в. Как установил современный историк П.С. Стефанович, в состав Боярской думы входило не более 20―30 представителей самых знатных боярских родов.
2) Младшая дружина, членов которой в письменных источниках именуют детскими, отроками или пасынками, представляла собой личную гвардию князя, которая участвовала с ним во всех военных походах, а также выполняла отдельные поручения князя как по управлению его домениальным хозяйством, так и самим государством в качестве стражей общественного порядка, мечников (судебных исполнителей), вирников (сборщиков штрафов) и т.д. Как правило, члены младшей дружины были неразлучны с князем и жили на его дворе или рядом с ним.
С середины XI в. начинается процесс разложения княжеской дружины как чисто военной и мобильной корпорации, и происходит становление боярского вотчинного и феодального землевладения. Процесс этот, вероятнее всего, шел двумя основными путями:
• либо через пожалование государственной земли в частное неотчуждаемое владение — аллод, или вотчину, владельцами которых, как правило, являлись члены старшей княжеской дружины, в частности, бояре;
• либо через пожалование земли из княжеского домена в частное, но отчуждаемое владение — лен, или феод, владельцами которых, по всей видимости, являлись члены младшей княжеской дружины, которых в источниках именовали милостниками.
С конца XII в. «младшая» дружина постепенно поглощается княжеским двором и в исторических источниках впервые появляется термин «дворяне». Процесс становления боярского вотчинного землевладения в основном завершился тоже в конце XII в., и с этого момента многие дружинники превратились в поземельных вассалов великого киевского князя и других великих (удельных) князей. Тогда же на Руси возникает и «сеньориальный режим», когда вместе с землей ее владелец получал административно-полицейскую власть и фискальные права в отношении зависимого от него населения.
В целом Древнерусское государство, начиная с XI в., т.е. в период его расцвета, можно охарактеризовать как раннефеодальную монархию, управление которым осуществлялось следующим образом:
Великий киевский князь
•Волостные вече (десятские, сотские, тысяцкие)
•Великокняжеская дружина (старшая и младшая)
•Удельные князья (удельная княжеская дружина)
•Великокняжеские наместники и волостели
•Боярская дума (20-30 бояр)
III. Зависимое население Древней Руси: смерды, челядь, рядовичи, закупы, изгои
О различных категориях зависимого населения Древней Руси в основном судят по тем же двум редакциям «Русской правды», которые относятся к этой эпохе. Но поскольку этого источника явно не достаточно, то в исторической науке до сих пор существуют разные оценки социального статуса смердов, закупов, рядовичей и других категорий зависимого населения Киевской Руси. Не вдаваясь подробно в данную дискуссию и аргументацию сторон, мы предложим наиболее распространенные оценки этих категорий зависимого населения, которые до сих пор существуют в исторической и юридической литературе.
1) Смерды. Эта категория зависимого населения Киевской Руси вызывает самые горячие споры у историков. Академик Б.Д. Греков, автор фундаментального труда «Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII века» (1952), и его сторонники (С. Бахрушин, И. Смирнов, В. Мавродин) делили всех смердов на две группы: смердов-общинников, независимых от частных владельцев и плативших дань только государству, и смердов-страдников, которые были поземельно зависимы от феодалов и несли в их пользу феодальные повинности в виде барщины и оброка. Профессор И.Я. Фроянов утверждал, что смерды делились на «внутренних», т.е. пленных, посаженных на землю феодала, и «внешних», т.е. покоренные племена, плативших дань великому князю, которая представляла собой не форму обычной феодальной ренты, а только военную контрибуцию. Профессор А.Г. Кузьмин не разделял это мнение своего коллеги и полагал, что смердами называли все свободное население славянских сельских общин. Академики Л.В. Черепнин и Б.А. Рыбаков, развивая идеи В.О. Ключевского, считали смердов государственными (княжескими) крестьянами, которые находились в феодальной зависимости от государства и несли в его пользу феодальные повинности в форме дани. Профессор С.В. Юшков полагал, что статус древнерусского смерда был сродни правовому статусу средневекового крепостного крестьянина, не только платившего феодальную ренту, но и потерявшего личную свободу, и т.д.
2) Челядь (холопы). Практически все историки сходятся во мнении, что это была наиболее бесправная прослойка зависимого населения Древней Руси. Но дальше наблюдались серьезные разногласия по этой проблеме. Академик Б.Д. Греков и его сторонники (М. Тихомиров, И. Смирнов, В. Пашуто) делили всех холопов (челядь) на «обельных», т.е. полных, которые не вели самостоятельного хозяйства и являлись личной дворней феодала, и «наймитов», т.е. бывших свободных общинников, попавших в разряд рабов за долги. Профессор С.В. Юшков также не разделял понятия «челядь» и «холопы» и считал, что в широком смысле под холопом (челядином) надо понимать всякого зависимого человека, а в узком смысле холоп являлся рабом. Профессор А.А. Зимин, автор известной монографии по данной проблеме, напротив, считал, что термином «челядь» обозначалось все зависимое население на Руси, а термином «холоп» только рабы. Профессор М.Б. Свердлов усматривал в челяди «широкий круг зависимого населения, которое было связано с господским владением», а в холопах видел людей, находящихся в «личной крепостной зависимости» от феодала. Профессор И.Я. Фроянов полагал, что челядью были рабы-пленники, а холопами — рабы местного происхождения и т.д.
На наш взгляд, данный спор не имеет столь принципиального значения, как может показаться на первый взгляд. Куда важнее другая проблема — какова была роль рабства в древнерусском обществе. По мнению большинства ученых (Б. Греков, М. Тихомиров, Л. Черепнин, А. Кузьмин, М. Свердлов), рабство в Древней Руси существовало только в виде домашнего (патриархального) рабства и не играло существенной роли в общественном разделении труда. Другие историки (А. Пьянков, В. Горемыкина) утверждали, что уровень развития рабства у восточных славян позволяет говорить о рабовладельческой формации в Древней Руси. Наконец, третья группа авторов (П. Третьяков, А. Зимин, С. Покровский, И. Фроянов) полагает, что рабство в Древней Руси выходило за рамки простого патриархального рабства и в качестве частновладельческого (вотчинного) рабства играло существенную роль в боярской вотчине. Однако по признанию самих сторонников этой концепции, феодальные вотчины были крошечными островками в море свободных крестьянских общин, поэтому говорить о рабовладельческой формации в Древней Руси не правомерно.
3) Рядовичи. По мнению академика Б.Д. Грекова, зависимость рядовича от феодала носила чисто феодальный характер, поскольку через подписание специального договора (ряда) он вступал в зависимое положение от землевладельца и нес в его пользу феодальные повинности. Профессора С.В. Юшков и И.Я. Фроянов под рядовичами разумели мелких хозяйственных агентов феодала. Академик Л.В. Черепнин полагал, что рядович был рядовым княжеским холопом или смердом и т.д. Но в любом случае все авторы признавали, что сам этот термин был производным от термина «ряд» («договор»), который заключал рядович со своим феодалом, в пользу которого он нес определенные повинности до истечения срока данного договора.
4) Закупы. Вопрос об этой категории зависимого населения Древней Руси академик Б.Д. Греков считал «одним из самых беспокойных в историографии Киевской Руси». Сам Б.Д. Греков считал закупами бывших свободных смердов, которые через получение денежной ссуды (купы) попадали в зависимое положение от феодала. Профессора С.В. Юшков, К.В. Базилевич, И.И. Смирнов и А.А. Зимин полагали, что статус закупа был сродни статусу крепостного крестьянина, т.к. вместе с купой он получал от феодала участок пахотной земли — «отарицу». Однако в отличие от крепостного, закуп получал от феодала не только средство производства в виде земли, но и орудия труда в виде лошади, плуга, бороны и т.д. Профессора Г.В. Вернадский и И.Я. Фроянов утверждали, что закупы — это необельные холопы или полурабы, которые либо работали на барской запашке, либо составляли дворню феодала. Главное отличие закупов от обельных холопов состояло в том, что они вели личное хозяйство и могли со временем, отдав свой долг, вновь получить личную свободу.
5) Изгои. По поводу этой категории зависимого населения Древней Руси академик Б.Д. Греков писал, что она «меньше других поддается изучению», поэтому ответ на данный вопрос может быть только сферой предположений. В русской исторической науке изгоев считали либо иноземцами (Н. Карамзин, Г. Эверс), либо особой деклассированной категорией, порвавшей все связи со своей родовой или соседской общиной (Н. Калачов, В. Сергеевич, М. Дьяконов). В советской исторической науке этой категории пытались придать социальный оттенок. Сам академик Б.Д. Греков считал изгоев либо свободными горожанами, либо бывшими холопами, которые были посажены на землю феодала и превратились в крепостных. Профессора А.Е. Пресняков и С.В. Юшков делили изгоев на княжеских и церковных, которые стояли вне своей общины и жили под патронатом в княжеском домениальном или монастырском хозяйстве, где работали в разном качестве. Профессор И.Я. Фроянов считал, что изгои на Руси были выходцами из разных социальных слоев (купцов, духовенства, крестьянства), которые, порвав все отношения со своими общинами или корпорациями, оставались либо свободными деклассированными элементами, либо добровольно признавали патронат церкви и феодалов.