Глава первая
План:
1. Краткая классификация источников.
2. Первые упоминания о славянах в письменных источниках.
3. Когда возник славянский этнос.
4. Где была прародина славян.
5. Распад единого славянского этноса.
6. Общественный строй восточных славян.
7. Хозяйственный строй восточных славян.
8. Религиозные верования восточных славян.
1. Краткая классификация источников
При изучении такой чрезвычайно сложной и дискуссионной проблемы, как этногенез славян, огромное значение имеют несколько основных видов источников, в частности письменные, археологические, лингвистические и антропологические. Каждому из них свойственны свои «родовые пороки» и недостатки, которые всегда необходимо учитывать.
1) Практически все письменные источники о славянах можно датировать с максимальной точностью, поскольку многие из них принадлежат перу хорошо известных византийских, римских и арабских авторов. Но при этом надо помнить и о том, что многие из них: а) содержали какой-то объем «легендарной» информации, почерпнутой из других, более ранних и не дошедших до нас источников; б) могли быть подвергнуты значительной редактуре в более поздние века. Поэтому полностью доверять им, конечно, нельзя и необходимо проводить тщательную научную критику всех письменных источников и их разных редакций.
2) Археологические источники, которые также поддаются относительно точной датировке, к большому сожалению, практически не дают неоспоримых сведений о языке, а следовательно, не позволяют этнически идентифицировать многие ранние археологические культуры, которые представляют собой совокупность памятников только материальной культуры, относящихся к одной, относительно локальной, территории и определенной исторической эпохе.
3) Лингвистические источники, прежде всего, топонимика (название географических объектов), ономастика (личные имена) и морфология (основы словообразования), которые наиболее точно могут ответить на вопрос о принадлежности той или иной родоплеменной общности к определенному этносу или этнической общности, напротив, не могут быть сколько-нибудь точно датированы.
4) Антропологические источники, прежде всего, краниологические данные, которые дают возможность довольно точно установить различные антропологические типы людей по особенностям строения их черепной коробки, не всегда удается точно соотнести с конкретной этнической общностью. Кроме того, антропология может быть полезна только там, где у древних этнических групп был обряд трупоположения, но она совершенно бессильна там, где существовал обряд трупосожжения.
Поэтому при изучении ранней истории славянства необходимо очень бережно и, по возможности, точно соотносить между собой все эти виды источников, что, к сожалению, довольно редко делалось ранее, а во многих случаях и сейчас. Именно это обстоятельство значительно затрудняет поиск истины и приводит к тому, что многие ключевые аспекты этногенеза славян до сих пор являются предметом самых ожесточенных споров в науке и околонаучной среде, где на сей счет слишком много различного рода спекуляций, типа мифических «укров», ставших под пером нынешних украинских фантазеров и мракобесов националистического толка прародителями древних египтян, шумеров и других древнейших народов человечества.
2. Первые упоминания о славянах в письменных источниках
До недавнего времени практически все историки, начиная с выдающегося русского историка В.Н. Татищева, идентифицировали (П. Шафарик, Л. Нидерле, Б. Рыбаков), а ряд из них (М. Брайчевский, А. Сахаров) до сих пор продолжают идентифицировать со славянами знаменитых венедов-венетов, о которых впервые на рубеже нашей эры поведали миру знаменитые античные авторы Полибий, Тацит, Плиний Старший и Птолемей, а несколько позднее известный западноевропейский историк готов Иордан. Однако еще в начале XX в. на базе новейших археологических и лингвистических данных, в первую очередь топонимики и гидронимики, ряд крупных ученых того времени, в частности академик А.А. Шахматов, вполне определенно доказали, что венеды-венеты не имели никакого отношения к славянам и, вероятнее всего, были кельтами или германцами. В настоящее время эту точку зрения разделяет целый рад известных авторов, в частности О.Н. Трубачев, А.Г. Кузьмин и А.Ю. Дворниченко.
Первые достоверные сведения о славянах, известных нам под именем склавинов и антов, относятся только к VI веку н.э., когда были созданы знаменитые трактаты Прокопия Кесарийского, Маврикия Стратега, Иордана и ряда других известных византийских и западноевропейских хронистов. Это вовсе не означает, что славяне были «молодым народом» и появились в Европе именно в VI веке н.э., поскольку тогда они были не только самым большим этносом Европы, но и заселяли огромную территорию от верховьев Волги и Дона до берегов Одера и Дуная. Следовательно, славяне расселились в Центральной, Южной и Восточной Европе значительно раньше знаменитого гуннского нашествия 375 г. н.э. При этом анты, обитавшие восточнее Днестра, вероятнее всего, были носителями пеньковской археологической культуры, а склавины, жившие юго-западнее Днестра, сформировали южный вариант пражской археологической культуры.
3. Когда возник славянский этнос
Время зарождения славянского этноса, а точнее выделение его из огромной индоевропейской общности, большинство ученых датируют II тыс. до н.э. ― серединой I тыс. н.э. Исходя из собственных методологических установок, более глубокие датировки обычно предлагают антропологи и лингвисты, а менее глубокие — археологи, которые решают проблемы этногенеза на своем, сугубо археологическом, материале. Один из крупнейших советских археологов, академик В.В. Седов в своей известной работе «Происхождение и ранняя история славян» (1979) прямо писал, что «в исследовании древнейшей истории славян археологии принадлежит ведущее место», поэтому «на первых этапах этногенетических исследований археологи должны решать вопросы самостоятельно, независимо от данных лингвистики и других смежных наук, и только потом допустимы сопоставления полученных результатов с выводами других наук». Диаметрально противоположную точку зрения высказывал известный советский и российский лингвист академик О.Н. Трубачев, который в своей не менее известной работе «К истокам Руси (заметки лингвиста)» (2005) утверждал, что без лингвистических данных, в первую очередь этимологии и ономастики, «проблема происхождения славян никогда не найдет своего окончательного решения».
К проблеме славянского этногенеза вплотную примыкает и проблема существования так называемой балто-славянской общности. В XIX в. многие авторитетные историки и лингвисты (М. Погодин, А. Шлейхер, Л. Нидерле, А. Шахматов) исходили из представлений изначального существования единой балто-славянской общности, распавшейся затем на субстраты балтов и славян. Эту точку зрения сегодня разделяют и ряд современных авторов (А. Новосельцев, В. Топоров, М. Свердлов, И. Данилевский). Их оппоненты, прежде всего, такие авторитетные ученые, как О.Н. Трубачев, В.В. Седов и А.Г. Кузьмин, склоняются к мнению, что близость славянских и балтских языков носит вторичный характер, поскольку явилась следствием многовекового соседства и взаимодействия этих ветвей индоевропейцев, а не наоборот.
Естественно, в рамках предложенного курса мы не можем подробно остановиться на проблеме этногенеза славян, поэтому, не вдаваясь подробно в разногласия ученых разных специальностей и направлений, мы ограничимся только упоминанием наиболее распространенных точек зрения, принадлежащих крупным историкам, археологам, антропологам и лингвистам, которые профессионально занимались проблемой славянского этногенеза последние полвека.
Известный археолог профессор А.Л. Монгайт, будучи ярким представителем советских сторонников печально знаменитой «скептической школы», в своей монографии «Археология Западной Европы» (1974) утверждал, что «формирование крупных этнических общностей», в частности кельтов, славян и германцев, «происходит во время, близкое к тому, когда впервые о каждом из них упоминают письменные источники». Исходя из данного тезиса, он считал славян «молодым народом» Европы и датировал становление славянского этноса рубежом V—VI вв. н.э.
Другой известный советский археолог профессор И.П. Русанова в своих многочисленных работах, в частности, в фундаментальном труде «Славянские древности VI—VII вв.» (1976), утверждала, что славянский этнос зародился в Европе в IV веке н.э. и связывала его становление и развитие с пшеворской археологической культурой.
Крупнейший специалист по проблеме славянского этногенеза, автор таких блестящих научных работ, как «Происхождение и ранняя история славян» (1979) и «Восточные славяне в VI―XIII вв.» (1982), академик В.В. Седов относил зарождение славянского этноса ко второй половине — концу I тыс. до н.э. и связывал с ними позднюю лужицкую археологическую культуру V―II вв. до н.э., которую часто именуют культурой подклошевых погребений.
Этим же временем датировал рождение славянского этноса и другой известный советский ученый профессор В.П. Кобычев, написавший по данной проблеме специальное исследование «В поисках прародины славян» (1973), хотя основной сферой его научных интересов всегда являлась проблема этногенеза кавказских народов, а не славян. Конкретную археологическую культуру, напрямую связанную со славянским этногенезом, он не называл, хотя исходной археологической культурой, связанной со славянским этногенезом, он считал культуру ленточной керамики V―VI вв. до н.э.
Выдающийся советский антрополог академик Т.И. Алексеева, автор фундаментальной монографии «Этногенез восточных славян по данным антропологии» (1973), установила, что славянскому антропологическому типу соответствовало население культуры колоколовидных кубков, которая была распространена в Западной и Центральной Европе в III—II тыс. до н.э.
Известный советский историк-лингвист академик Ф.П. Филин, автор довольно спорной работы «Образование языка восточных славян» (1962), достаточно осторожно подходил к решению данной проблемы и датировал формирование славянского этноса началом I тыс. н.э. Первоначально эту точку зрения разделял и известный советский археолог профессор П.Н. Третьяков, написавший фундаментальную монографию «У истоков древнерусской народности» (1970). Позднее, уже в посмертно изданной работе «По следам древних славянских племен» (1982), он пересмотрел свои прежние оценки и связал зарождение всего славянского этноса с зарубинецкой археологической культурой, памятники которой датируются III в. до н.э. ― II в. н.э.
Выдающийся советский археолог и историк академик Б.А. Рыбаков в целом ряде своих знаменитых работ, в частности, «Язычество древних славян» (1981) и «Киевская Русь и русские княжества XII―XIII вв.» (1982), вслед за польским археологом С. Носеком утверждал, что славянский этнос зародился в эпоху поздней бронзы и связывал со славянами тшинецко-комаровскую археологическую культуру XV—XII вв. до н.э.
Крупнейший советский историк-лингвист академик О.Н. Трубачев, автор таких фундаментальных работ, как «К истокам Руси» (1992) и «Этногенез и культура древнейших славян» (2000), изучая древнеславянский язык, обратил внимание на то обстоятельство, что он насыщен огромным количеством архаизмов, и потому считал славянский язык одним из древнейших в индоевропейской языковой группе, относя его зарождение ко времени существования чернолесской археологической культуры X―VII вв. до н.э.
Аналогичную точку зрения разделял и крупнейший советский историк профессор А.Г. Кузьмин, который в своем фундаментальном труде «Начало Руси» (2003) утверждал, что чернолесская археологическая культура является надежным звеном решения проблемы славянского этногенеза.
Современные украинские «автономисты» (Н. Бурдо, Н. Видейко, Н. Шмаглий) считают, что истоки славянского и, прежде всего украинского, этногенеза следует вести с трипольской археологической культуры V—III тыс. до н.э. Эти явно антинаучные и фантастические построения современных украинских националистов вызывают законную иронию и отторжение даже у самих украинских ученых, в частности, таких авторитетных археологов, как академики П.П. Толочко и Л.Л. Зализняк.
4. Где была прародина славян
Другим не менее сложным и дискуссионным вопросом является проблема определения исторической прародины славян. Практически все историки, как у нас в стране, так и за рубежом, считают славян автохтонами, т.е. коренными жителями, Европы. Но вместе с тем многие из них по-разному определяли их историческую прародину, т.е. ту относительно небольшую территорию, где зародился и откуда затем расселился славянский этнос по огромной территории Центральной и Восточной Европы.
Известные советские археологи, доктора исторических наук И.П. Русанова и И.И. Ляпушкин, вслед за видными польскими «автономистами» В. Гензелем, К. Мошинским и другими, называли славянской прародиной междуречье Вислы и Одера, т.е. территорию современной этнической Польши, и связывали с ней пшеворскую археологическую культуру.
Знаменитый чешский славист профессор П.Й. Шафарик и его коллега, выдающийся русский историк академик С.Ф. Платонов утверждали, что исторической прародиной славян, вероятнее всего, были Карпаты, где позднее сформировалось Великоморавское государство.
Известный чешский историк профессор Л. Нидерле, автор фундаментального исследования «Славянские древности» (1904), искал славянскую прародину в междуречье Вислы и Днепра.
Академик Т.И. Алексеева осторожно подходила к решению данного вопроса, но все же считала исторической прародиной славян территорию современной Центральной Европы, а именно, бывшую римскую провинцию Норик и Моравию.
Профессор В.П. Кобычев был сторонником карпатско-дунайской теории и пытался отыскать прародину славян на территории современной Трансильвании, т.е. бывшей римской провинций Дакии.
Крупный советский археолог профессор П.Н. Третьяков называл исторической прародиной славян территорию белорусского Полесья и связывал с ней зарубинецкую археологическую культуру, хотя целый ряд авторитетных авторов (И. Ляпушкин, М. Артамонов, А. Кузьмин, В. Седов), основываясь на богатых данных топонимики и археологии, выдвинул предположение о балтском характере этой археологической культуры.
Академик Ф.П. Филин и его украинские коллеги М.Ю. Брайлевский, В.Д. Баран и другие искали славянскую прародину в междуречье Днепра и Буга, где во II―IV вв. н.э. существовала черняховская археологическая культура. Данная точка зрения в настоящее время отвергается большинством исследователей (В. Седов, А. Кузьмин), которые не считают черняховцев этническими славянами и полагают, что они представляли собой огромный конгломерат разноязычных народов: дако-фракийцев, скифо-сарматов, германцев, славян-антов и т.д.
Академик Б.А. Рыбаков, опираясь на собственные изыскания и труды сторонников Висло-Одерской и Днепровско-Бугской теорий, называл славянской прародиной огромную территорию Центральной и Восточной Европы от берегов Днепра до Одера.
Академик В.В. Седов считал исторической прародиной славян южный берег Балтики от земель балтского племени пруссов до Ютландского полуострова, т.е. территории современной Дании. При этом он утверждал, что «остается несомненным, что славяне могли быть только западными или юго-западными соседями балтов». Сходную точку зрения еще в начале XX в. высказывал и академик А.А. Шахматов, который называл славянской прародиной южное побережье Балтийского моря от Немана до Вислы.
Многие современные историки, археологи и лингвисты, в том числе такие авторитетные ученые, как академик О.Н. Трубачев и профессор А.Г. Кузьмин, называли славянской прародиной среднее течение реки Дунай, в частности, территорию бывших римских провинций Норик и Паннония. О Дунае, как исторической прародине славян, говорил и летописец «Повести временных лет» (ПВЛ), что, конечно, нельзя без серьезных оснований сбрасывать со счетов.
5. Распад единого славянского этноса
Со всей очевидностью можно утверждать только одно, что к концу так называемого «Великого переселения народов» (III—VII вв. н.э.) славяне занимали огромную территорию Центральной и Восточной Европы и представляли собой единый суперэтнос. Однако на рубеже VII―VIII вв. н.э. этот суперэтнос под воздействием как внутренних, так и внешних факторов, в частности, острой борьбы с воинственными германскими племенами, распался на три больших и относительно локальных группы, что четко прослеживается археологами в появлении значительно большего количества обособленных археологических культур и сужении территории их распространения:
1) Южных славян (драгувиты, верзиты, велегезиты, хорутане, захумляне), потомками которых являются современные болгары, словенцы, сербы, черногорцы, хорваты, македонцы и боснийцы (наследники ипотешти-кындештской археологической культуры V―VII вв. н.э.).
2) Западных славян (ободриты, мазовшане, лужичане, полабские славяне), потомками которых являются современные чехи, словаки, поляки, кашубы и лужичане (наследники пражской археологической культуры V―VII вв. н.э.).
3) Восточных славян (северяне, древляне, кривичи, дреговичи, радимичи, вятичи), потомками которых стала единая русская нация: великороссы, малороссы и белорусы (наследники лука-райковецкой и роменско-борщевской археологических культур VII―VIII вв. н.э.).
6. Общественный строй восточных славян
Вопрос об общественном строе восточных славян до сих пор является предметом острых научных споров. В центре внимания историков и археологов находятся две крупных проблемы: 1) характер восточнославянской общины и 2) эпоха «военной демократии».
1) По первой проблеме расхождения касались, в основном, вопроса о времени перехода от родовой к соседской (территориальной) общине, количества переходных ступеней этого процесса и их типологизации. В настоящее время существует несколько основных точек зрения по данной проблеме. Одни авторы (С. Юшков, И. Фроянов) утверждают, что еще в период «Киевского» государства в недрах восточнославянского общества сохранялись кровнородственные отношения, и основой ячейкой славянского общества была родовая община и большая патриархальная семья. Другие авторы (Б. Греков, Б. Рыбаков, О. Рапов, М. Свердлов) фиксируют процесс перехода от родовой к соседской общине накануне образования Древнерусского государства, то есть рубежом VIII―IX вв. Третья группа авторов (В. Мавродин, Я. Щапов, Л. Данилова, В. Горемыкина) говорит о многоукладности общественного строя восточных славян, где одновременно встречались родовая, соседско-родовая и соседская общины с большими (патриархальными) и малыми семьями.
Известный украинский археолог и историк, профессор Б.А. Тимощук в двух своих последних работах «Восточнославянская община VI―IX вв.» (1990) и «Восточные славяне: от общины к городам» (1995), опираясь на богатейший археологический материал, утверждал, что в недрах восточнославянского общества четко наблюдается последовательная смена трех типов общин — кровнородственной общины с большой патриархальной семьей (VI―VII вв.), соседской общины с большой патриархальной семьей (VIII―IX вв.) и территориальной общины с малой семьей (IX―XII вв.). Однако он так и не смог убедительно объяснить тот крайне интересный факт, что во всех славянских археологических культурах VI—XII вв. не найдено больших жилищ (патронимий), характерных для больших патриархальных семей, а существовали только малые жилища, размеры которых не превышали 20 кв. м.
Выдающийся русский историк профессор А.Г. Кузьмин и современные представители его «научной школы» — профессора С.В. Перевезенцев и Г.А. Артамонов, опираясь на детальный анализ разнообразных источников, пришли к убедительному выводу, что подавляющее большинство советских и российских историков, находясь в «плену» известных положений Ф. Энгельса о германской кровнородственной общине и ее трансформации в соседскую общину или «общину-марку», абсолютизировали этот процесс и распространили положение о подобной стадиальности общины на все древнейшие народы Европы. К моменту распада единого славянского этноса восточные славяне уже давно миновали стадию «дикости» и, в отличие от соседних германцев и степняков, жили в рамках соседской (территориальной) общины, основу которой составляла малая семья. Этот принципиально иной взгляд на славянскую общину подтверждается целым рядом достоверных исторических фактов, в частности:
• существованием в составе восточнославянского этноса как минимум двух антропологических типов;
• малым размером жилищ во всех известных и точно установленных славянских археологических культурах;
• длительным отсутствием родовых славянских генеалогий, характерных, например, для тех же германцев, продолжительное время живших в кровнородственной общине;
• многоженством славян в дохристианскую эпоху и т.д.
На базе таких близлежащих соседских общин, занимавших, как правило, компактную территорию в определенном бассейне рек и озер, и возникали восточнославянские племена, которые затем объединялись в союзы племен.
2) Что касается так называемой эпохи «военной демократии», о существовании которой впервые заявил известный американский этнограф и историк Л. Морган, то здесь тоже наблюдается большая разноголосица мнений. Хотя большинство современных авторов согласны с тем, что эпоха «военной демократии» — это горизонтально организованная политическая структура, в которой сосуществуют три равноправных органа управления: народное собрание или собрание воинов, совет старейшин и вождь. Эта первичная форма политогенеза, т.е. образования государства, вероятнее всего, возникла в процессе слияния нескольких родственных восточнославянских племен в более крупные племенные союзы-княжения.
Одни историки (С. Юшков, П. Третьяков, А. Кузьмин, М. Свердлов) утверждали, что эти племенные союзы уже представляли собой ранние государственные образования восточных славян, которые сложились раньше вокняжения каких-либо династий. Поэтому в этих племенных союзах, которые в византийских источниках именовались «славиниями», государственная власть еще не приобрела политического статуса и носила потестарный (бесклассовый) характер, который базировался на нормах обычного права и личном авторитете вождя.
Другие историки (Б. Рыбаков, В. Мавродин, И. Фроянов, А. Горский) полагали, что эти племенные княжения были переходными политическими формами «эпохи военной демократии от последних этапов первобытнообщинного строя к первым этапам нового классового строя», когда родовой строй достиг своего апогея. Академик Б.А. Рыбаков выдвинул гипотезу, что в условиях внешней угрозы, исходившей от хазар, под эгидой полян сложился «союз союзов», в состав которого вошли северяне, волыняне, дулебы и хорваты.
Наконец, оппоненты и тех, и других (А. Дворниченко, Н. Крадин, Е. Пчелов) полагают, что все эти «племенные союзы» и «союзы союзов» не более чем научная фикция, поскольку на смену «военной демократии» неизбежно приходит еще одна, более сложная и уже иерархическая форма управления, которую они именуют «вождеством», где власть вождя (князя), сохраняя прежний выборный характер, постепенно приобретает клановый теократический характер и возвышается над двумя другими органами управления — народным вече и советом старейшин. Именно на базе этих «вождеств», где уже существует социальное и имущественное неравенство, но пока отсутствует легальный аппарат насилия и принуждения, и возникает полноценное «дружинное государство». Правда, в трактовке этих ученых мужей Древнерусское «дружинное государство», возникшее в землях восточных славян, отдает сильным «норманнским душком».
Вероятнее всего, именно такие восточнославянские племенные союзы, где уже сложились самостоятельные княжения, и были упомянуты легендарным летописцем в «Повести временных лет» (ПВЛ) — поляне, северяне, древляне, волыняне, кривичи, радимичи, дреговичи, вятичи, ильменские словене и другие. Надо подчеркнуть тот поразительный факт, впервые подмеченный профессором А.Г. Кузьминым, что в самой ПВЛ были детально описаны обычаи полян в сопоставлении с другими славянскими племенами, где весьма точно отразились разные истоки этих племенных образований. Причем эти различия касались практически всех этнообразующих признаков.
В частности, у полян была большая семья с характерной для нее иерархией «старших» и «младших» членов семьи, а соседние славянские племена жили малыми семьями в небольших полуземлянках. У полян был моногамный и покупной брак, а у других славян — брака, в смысле традиционной коммерческой сделки, не существовало и молодые на «игрищах между селами» договаривались сами между собой. У всех славян допускалось многоженство. Не менее значимы были различия и в способах погребения полян и славян. У всех славянских племен было трупосожжение, а у полян — трупоположение, и могильники этого типа были открыты как в самом Киеве, так и в прилегающих к нему районах. А разные способы погребений означали и разную систему верований, и разное представление о загробном мире, и разные представления о мироздании в целом. Самое примечательное заключалось в том, что ближайшие аналогии специфическим обычаям полян находились на территории Моравии и Баварии, откуда, вероятнее всего, они как раз и пришли в Среднее Поднепровье.
7. Хозяйственный строй восточных славян
По мнению всех советских и ряда русских (А. Пресняков, С. Платонов) историков, основой хозяйственной жизни восточных славян являлось пашенное земледелие, которое развивалось экстенсивным путем за счет освоения новых территорий. Данное утверждение имеет принципиально важное значение, поскольку в русской (в том числе марксистской) исторической науке начала прошлого столетия (Е. Шмурло, Н. Рожков, М. Покровский) существовало предвзятое представление, что древние славяне вели кочевой образ жизни и в их хозяйственном укладе главенствующую роль играли скотоводство, а также лесные и речные промыслы.
По природно-климатическим условиям территория Древней Руси делилась на две зоны: лесостепную (на юге) и лесную (на севере). В лесостепи, где земли были мягче и плодороднее, господствующей формой земледелия был перелог, и здесь в основном пахали плугом. В лесной, менее пригодной зоне господствовала подсечно-огневая система земледелия, а в качестве основных орудий труда использовали соху или рало. Ряд современных авторов (А. Сахаров, М. Свердлов) говорит о том, что уже в VII—VIII в. н.э. подсечное земледелие у восточных славян стало интенсивно вытесняться двух- или трехпольной системой земледелия. Эта точка зрения пока не находит достоверного подтверждения в источниках и остается предметом научной дискуссии. Как верно отмечали некоторые историки (С. Соловьев, Л. Милов, Н. Павленко), значительная часть восточнославянских земель находилась в зоне рискованного земледелия, поэтому уровень урожайности всех зерновых культур целиком зависел от крайне неблагоприятных природно-климатических условий, которые кардинальным образом отличались от Центральной, Западной и Южной Европы. Именно это обстоятельство, по мнению этих историков, и станет «проклятьем» нашей страны и во многом определит весь ход ее исторического процесса.
Основными сельскохозяйственными культурами были пшеница, ячмень, гречиха и просо. Рожь и овес, которые в позднем средневековье станут основными сельскохозяйственными культурами, тогда практически не сеяли, за исключением небольшой территории в районе Ладоги и озера Ильмень. Среди огородных культур наибольшее распространение получили репа, капуста, свекла и морковь.
Помимо земледелия у восточных славян хорошо было развито скотоводство: они разводили свиней, лошадей, крупный и мелкий рогатый скот. Значительную, но не решающую, роль в их жизни играли речные и лесные промыслы, в частности, бортничество (сбор меда диких пчел), рыболовство и охота, в основном на крупного (лось, медведь, кабан) и пушного (соболь, куница) зверя.
По мнению большинства историков, эпоха «военной демократии» стала временем «второго общественного разделения труда», т.е. отделения ремесла от других видов хозяйственной деятельности, в первую очередь, сельского хозяйства. Опираясь на многочисленные археологические источники, академик Б.А. Рыбаков, автор фундаментального исследования «Ремесло Древней Руси» (1948), вполне убедительно доказал, что наибольшее развитие у восточных славян получило кузнечное, литейное, гончарное, кожевенное и ювелирное ремесло.
Основная масса восточных славян жила в небольших деревянных или глинобитных поселках по берегам больших и малых рек, которые представляли собой своеобразный «кормящий ландшафт». Реки являлись не только традиционной средой обитания восточных славян, но и прекрасной транспортной артерией и естественной защитой от многочисленных набегов соседних кочевых племен. Несколько таких поселков, вероятно, составляли древнерусскую (славянскую) соседскую общину, которая в источниках называлась «вервь».
В целом хозяйство восточных славян носило полунатуральный характер, и в силу этого обстоятельства было слабо связано с внутренним рынком. Именно поэтому внутренняя торговля была практически не развита. Зато внешняя торговля, благодаря знаменитому торговому пути «из варяг в греки» и другим транзитным путям, напротив, была развита хорошо. Это обстоятельство дало повод ряду русских и советских историков (В. Ключевский, Н. Рожков, М. Покровский) утверждать, что внешняя торговля, наряду с лесными и речными промыслами, а не земледелие, составляла основу хозяйственной жизни восточных славян. Это утверждение в настоящий момент справедливо отвергается большинством историков.
По мере развития хозяйственной деятельности, в первую очередь ремесла и внешней торговли, в жизни восточных славян все большую роль стали играть города. Первоначально они возникли либо как резиденции князей-правителей племенных союзов и культовые центры (И. Фроянов, А. Дворниченко), либо как центры волостных общин (А. Кузьмин, Г. Артамонов), либо как центры международной торговли (Г. Лебедев, И. Дубов, Е. Носов). Ряд авторитетных авторов (В. Мавродин, М. Свердлов, Н. Котляр, А. Горский) считает, что эти «племенные центры» так и не смогли перерасти в полноценные города и постепенно зачахли. Их оппоненты (В. Петрухин, И. Фроянов, А. Куза, П. Толочко) полагают, что наиболее крупные «племенные центры» все же стали полноценными городами, где сохранились княжеские столы.
В условиях развивающейся государственности города постепенно стали превращаться в центры ремесла и торговли, продолжая сохранять свой прежний аграрный характер. Особенно быстрыми темпами этот процесс шел там, где проходили важнейшие международные транзитные торговые пути, в частности, Дунайско-Днепровский, Балтийско-Черноморский и Волжско-Балтийский. Надо подчеркнуть, что попытки ряда современных норманистов (Г. Лебедев, Т. Пушкина, Е. Мельникова, В. Петрухин) представить в качестве опорных пунктов государственной власти в землях восточных славян скандинавские погосты Гнёздово близ Смоленска, Шестовице близ Чернигова, Тимерево близ Ярославля и другие не согласуются с хорошо известными фактами и тем немаловажным обстоятельством, что ни один из этих погостов не превратился в полноценный древнерусский город. Важным представляется и то обстоятельство, что ни одно из этих поселений, открытых самими археологами, не упоминается в «Повести временных лет» — древнейшем летописном своде Древней Руси.
Вопрос о времени возникновения городов у восточных славян до сих пор остается спорным. Ряд исследователей (Б. Рыбаков, П. Толочко, Б. Тимощук) утверждает, что первые города у восточных славян возникли в эпоху «военной демократии» в VI—VIII вв. Их оппоненты (М. Тихомиров, А. Кузьмин, В. Седов, А. Куза) относили появление первых русских городов только ко второй половине IX в., т.е. времени возникновения Древнерусского государства. Большинство историков солидарны в том, что практически все древнерусские города возникли в результате синойкизма, т.е. слияния нескольких небольших славянских поселений в крупный административный или торгово-ремесленный центр.
8. Религиозные верования восточных славян
Древние славяне, как и все народы, находившиеся на ранней стадии своего развития, были так называемыми «язычниками», обожествлявшими непознанные силы природы и умерших предков (пращуров). По мнению большинства авторов (Б. Рыбаков, В. Топоров, Б. Тимощук), в своем развитии восточнославянское язычество прошло ряд важных этапов:
1) На первом этапе, который в современной науке принято называть фетишизмом или анимизмом, восточные славяне обожествляли и поклонялись предметам и явлениям, которые непосредственно окружали их, т.е. камням, деревьям, рощам и т.д.
2) На втором этапе на смену фетишизму и анимизму пришел тотемизм, т.е. система религиозных верований в то, что человеческий род происходит от различных видов животных и птиц, в частности, вепрей, оленей и волков, чьи тотемные амулеты охраняли людей от «злых духов».
3) На третьем этапе своего развития язычество вступило в стадию полидемонизма, когда восточные славяне стали обожествлять водяных, лесных и полевых духов, т.е. разного рода упырей, береговинь, леших, домовых и других духов.
4) Наконец, на четвертом, заключительном этапе своей эволюции славянское язычество приобрело ярко выраженные черты политеизма, т.е. веры в богов и умерших предков — пращуров. В это время у всех восточных славян возникает оригинальный пантеон языческих богов индоевропейского, хеттского, иранского и собственно славянского происхождения. В зависимости от специфики и характера основных занятий, у каждого племенного союза возникал собственный пантеон языческих богов, который представлял собой определенную и устоявшуюся веками иерархическую структуру.
Общеславянского пантеона языческих богов никогда не существовало, но наиболее почитаемыми божествами у них были: бог неба и земли — Род; бог солнца — Ра и четыре его ипостаси Хорос, Ярило, Ясень и Даждьбог; бог молний, грома и войны — Перун, бог мудрости, скотоводства и торговли — Велес; бог ветра и вихрь — Стрибог и ряд других божеств. Языческий культ, в том числе жертвоприношения животных, отправлялся в специально устроенных капищах, где помещались статуи языческих идолов-богов. Отличительной чертой славянского язычества было отсутствие человеческих жертвоприношений. Князья и племенные старейшины выступали в роли «духовных пастырей», а непосредственно языческим культом ведали кудесники и волхвы.