Демократизация и гласность. Период 1987-1988 гг. является в определенном смысле ключевым, во многом предопределившим последующее развитие событий. В это время сформулирована собственно горбачевская стратегия преобразований и началось ее воплощение. Основные усилия были направлены на пробуждение общества, повышение активности всех, заинтересованных в обновленческих процессах. Новый план преобразований озвучен на январском (1987) пленуме ЦК КПСС. Принципиально новым в нем плане было то, что, по сути, впервые в советской истории основное внимание концентрировалось не на изменениях в экономике, а на преобразованиях политической системы, которые в итоге должны дать мощный импульс социально-экономическому и духовному развитию общества.
В докладе на пленуме М. С. Горбачев констатировал, что к середине 1980-х годов в стране сложился «механизм торможения», сдерживающий социально-экономическое развитие и не позволяющий раскрыть преимущества социализма. Его корни — в серьезных недостатках функционирования институтов социалистической демократии, устаревших политических и теоретических установках, в консервативном механизме управления. В качестве главного средства слома «механизма торможения» предлагалось углубление социалистического демократизма, развитие самоуправления народа. Рассматривались вопросы совершенствования работы Советов, профсоюзов, комсомола; говорилось о необходимости повышения роли суда, усиления прокурорского надзора, обеспечения прав и свобод граждан. Поистине революционной была установка на реформирование избирательного процесса на всех уровнях: впервые за долгие годы предлагались выборы на альтернативной основе.
После пленума завершается формирование нового понимания гласности. Ее начинают рассматривать и как средство пробуждения, и как инструмент формирования общественного сознания в определенном направлении, и как форму контроля за действиями неповоротливых управленцев, и как один из путей мобилизации активных сторонников перестройки. Гласность революционизировала и политизировала общество, резко расширила возможности общественного анализа: по диапазону доступной информации, снятию запретных тем, возможности задавать любые вопросы и предлагать варианты ответов.
Решения январского пленума стимулировали пробуждение общественной активности, формирование инициативного социального поведения, связанного с заинтересованным обсуждением широкого круга наболевших проблем. Начавшаяся самоорганизация общества проявилась в так называемых «неформальных» движениях. Во многих городах стали появляться дискуссионные клубы, самодеятельные объединения и группы, которые удовлетворяли потребности, прежде всего, рядовой интеллигенции и молодежи, в свободном общении и активной полезной деятельности. Определенную известность получил созданный в феврале 1987 г. в Ленинграде клуб межпрофессионального общения «Перестройка». В инициативную группу вошли молодые экономисты, социологи, философы, в их числе И. Б. Чубайс, Е. Т. Гайдар, В. Кикоть. Деятельность направлялась на «выработку программ эффективного и ненасильственного разрешения общественных конфликтов, а также проведение экспертиз по вопросам экономического и политического развития страны». Первая крупная дискуссия, организованная клубом, прошла в марте 1987 г. и была посвящена обсуждению проекта Закона «О государственном предприятии (объединении)». В течение этого года на заседаниях клуба выступали известные экономисты: Г. X. Попов с докладом «С точки зрения экономиста»; В. И. Данилов-Данильян — «Экономические проблемы перестройки»; Н. Я. Петраков — «Управление экономикой и демократизация». Одним из центров встреч представителей неформального движения в Москве стал созданный при Советской социологической ассоциации «Клуб социальных инициатив».
Курс на проведение политики гласности дал толчок развитию так называемой альтернативной прессы. И хотя ее тиражи были ограничены, тем не менее, именно здесь острые проблемы общественной жизни обсуждались в достаточно откровенной и резкой форме. Издания такого рода не только становились средством выражения определенных позиций, но и сыграли важную роль в организационной консолидации «неформалов». К осени 1987 г. существовало более 100 «неформальных» газет и журналов.
Осень 1987 г. стала определенным водоразделом в развитии общественно-политической ситуации в СССР. На нее повлияли и новые оценки истории и политики, прозвучавшие в связи с празднованием 70-летия Октябрьской революции. В докладе «Октябрь и перестройка: революция продолжается» и книге «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира» лидер партии отметил творческий характер ленинизма, подчеркнув способность Ленина отказываться от догм, не отвечающих жизни. Обращалось внимание на важность живого творчества масс, необходимость смелых социальных экспериментов при созидании нового. Горбачев говорил и о значении внутрипартийных дискуссий, которые помогали выработке нужных решений; о недоиспользованных возможностях нэпа; при признании переломного характера коллективизации необычно много внимания уделил ее негативным последствиям. Поставлен был вопрос о социальной цене революционных преобразований.
На официальном уровне было признано создание к концу 1930-х годов административно-командной системы, не только охватившей экономику, но и распространившуюся на надстройку. При признании «противоречивости» оценки Сталина, больше говорилось о беззакониях, совершенных им и «его ближайшим окружением». Указывая на необоснованность репрессий против руководителей партии, государства, а также деятелей культуры, Горбачев призвал довести до конца приостановленный в середине 1960-х годов процесс «восстановления справедливости» — реабилитировать невинно пострадавших. Политическая реабилитация Н. И. Бухарина, прозвучавшая в докладе, положила этому начало. В докладе было названо имя Л. И. Брежнева как человека прямо ответственного за нарастание негативных процессов в жизни общества в 1970 — начале 1980-х годов.
Доклад Горбачева привел к радикализации политики гласности, которая, в свою очередь, стимулировала поляризацию общественных настроений и впоследствии — политическое размежевание. Активно велась кампания по «дебрежневизации»: в печати разоблачались факты злоупотреблений и коррупции, в которых замешаны многие «первые лица» эпохи «застоя». Особенно большой резонанс вызвала информация по так называемому «узбекскому делу» — о крупномасштабных хищениях в республике. Новый мощный импульс получила кампания по «десталинизации», принявшая широкий размах и имевшая различные формы. В январе 1988 г. при ЦК КПСС создана комиссия по реабилитации жертв репрессий конца 1930-х годов. Одновременно разворачивается «десталинизация» «снизу». Учрежденное рядом творческих организаций историко-просветительское общество «Мемориал» ставило задачей содействие полной реабилитации жертв репрессий, оказание помощи пострадавшим от них лицам, создание на территории СССР памятника жертвам сталинизма; восстановление исторической правды о незаконных и террористических методах политической деятельности.
Однако происходящее неоднозначно оценивалось общественным сознанием, так как под лозунгом «возрождения ленинского облика социализма» в средствах массовой информации развертывается кампания по «демифологизации» прошлого, в которой начинается критика идеологических ценностей социализма. На страницах некоторых изданий ликвидация «белых пятен» постепенно превращалась в закрашивание черной краской целых исторических периодов. При этом с понятием «сталинизм» все чаще начинают ассоциировать происходившее в стране в 1920 — середине 1950-х годов, ставить под сомнение социалистичность построенного в СССР общества.
Все это привело к тому, что на рубеже 1987-1988 гг. начинается размежевание относительно проводимого в стране курса. При этом одни полагали, что преобразования идут слишком медленно и не дают результатов — именно в таком духе оценено выступление Б. Н. Ельцина на октябрьском (1987) пленуме ЦК. Другие считали, что под флагом «перестройки» происходит «сдача» социализма, при том что цели «реформаторов» остаются туманными. Эти настроения нашли отражение в нашумевшей весной 1988 г. статье Н. А. Андреевой «Не могу поступиться принципами». Обе позиции резко осуждены «горбачевцами». Ельцин даже лишен своего поста в Московском горкоме КПСС.
Главным политическим событием 1988 г. стала XIX партийная конференция. Она проходила в совершенно новой атмосфере, отразившей перемены последних лет. Это был первый относительно свободный за многие годы форум, на котором прозвучали действительно разные точки зрения по ключевым проблемам. Неравнодушие аудитории проявилось в бурных овациях одним и «захлопывании» других. Влияние конференции на идейный климат в обществе усилено трансляцией ее работы по телевидению.
Выступление Горбачева свидетельствовало о дальнейшей идейной эволюции партийного лидера. В качестве «общечеловеческих» представлялись те принципы, которые ранее считались атрибутами «буржуазной демократии»: права человека, правовое государство, разделение властей, парламентаризм. Фактически было заявлено о намерении создать гражданское общество.
Новые подходы конкретизированы в предложениях по реформе политической системы общества, которые затрагивали два базовых института: государство и партию. Намечавшиеся перемены должны были привести к реальному разграничению функций между ними. Партии предстояло уйти из сферы оперативного управления социальными процессами. Демократизации общества, усилению влияния граждан на принятие решений были призваны способствовать два новых государственных института: съезд народных депутатов и действующий на постоянной основе парламент (Верховный Совет). При этом предпринята попытка обеспечить плавный переход от старой политической системы к новой. Из общего числа в 2250 депутатов, которые должны были составить корпус народных избранников, 750 намечалось выбирать от так называемых общественных организаций на их съездах и пленумах (имелись ввиду партийные, профсоюзные, кооперативные, молодежные, женские, ветеранские, научные, творческие и другие). Это предполагало, особенно важное на первом этапе, менее болезненное встраивание активной части традиционной элиты в новую политическую систему, что должно было умерить возможное сопротивление реформе, обеспечить преемственность власти и управления.
Столь же неординарным было предложение Горбачева о желательности совмещения постов руководителя партийного комитета и председателя Совета соответствующего уровня. Это, во-первых, отражало реально сложившуюся в СССР ситуацию, «легализуя» ее. Во-вторых, должно было ориентировать партийные организации на поиск не аппаратного, а пользующегося у избирателя авторитетом лидера — иначе такой человек не мог возглавить Совет. Вместе с тем при таком подходе партийный руководитель лидер и сама организация как бы ставились под контроль беспартийных масс. Все это могло существенно продвинуть вперед демократизацию в партии.
На конференции прозвучали и критические выступления в адрес нового партийного руководства. Обращалось внимание на то, что за три года не удалось добиться ощутимых перемен, прежде всего в социально-экономической сфере. Звучали упреки в отсутствии ясного плана преобразований, чрезмерной импровизации. Наиболее яркой, отразившей скептическое отношение к происходящим переменам, стала речь писателя Ю. В. Бондарева. Многие сочли точным его сравнение перестройки с самолетом, который подняли в воздух, не зная, «есть ли в пункте назначения посадка».
Осенью 1988 г. развернулась работа по реализации мер, намеченных XIX партконференцией. Удовлетворив «просьбу» А. А. Громыко об уходе на пенсию, М. С. Горбачев 1 октября 1988 г. возглавил Президиум ВС СССР, сконцентрировав, таким образом, в своих руках высшую партийную и государственную власть. Та же сессия Верховного Совета утвердила поправки в Конституцию СССР, которые узаконили будущую реформу политической системы. В сентябре началась крупнейшая за многие годы реорганизация аппарата ЦК КПСС. Вместо более 20 «отраслевых» отделов созданы 6 комиссий в соответствии с основными направлениями партийной работы в новых условиях. Все их возглавили секретари ЦК. Значительно сократилась общая численность сотрудников аппарата, что подчеркивало стремление освободить высшие партийные органы от функций оперативного управления. В то же время к работе в ЦК привлекались специалисты, не «отягощенные» опытом длительного пребывания на аппаратной работе и способные формировать её современный стиль. Создаваемая в Центре модель должна была стать образцом для нижестоящих партийных комитетов.
На идеологическую атмосферу осени 1988 г. оказывали влияние и другие события. Постановлением ЦК КПСС от 20 октября отменено постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 г. «О журналах “Звезда” и “Ленинград”», а в редакционной статье «Коммуниста» дезавуированы и другие партийные акты второй половины 1940-х годов по вопросам культуры и искусства. Предприняты были дополнительные меры по возвращению из спецхранов изъятых ранее из широкого обращения книг и журналов. Активизировала свою работу Комиссия Политбюро по реабилитации жертв необоснованных репрессий. Ее итогом стало принятие мер по отмене решений внесудебных органов («двоек», «троек» и др.). Комиссии по реабилитации было разрешено создавать и при Советах различных уровней.
Еще одним важным шагом в сфере идеологии была отмена ограничений на подписку газет и журналов на 1989 г. К тому времени безлимитно печатались только издания КПСС. Ограничения же касались главным образом непартийных и неполитических изданий, пользовавшихся большим читательским спросом; в 1987-1988 гг. к ним прибавилась и общественно-политическая литература оппозиционного плана. И не случайно «неформальные» объединения активно участвовали в кампании за отмену ограничений на подписку. В результате впервые в 1989 г. граждане СССР могли свободно выбирать газеты и журналы по «своему вкусу». Это был крупный шаг в отходе от административных методов регулирования информационной сферы, превращении прессы в относительно самостоятельный субъект идейных и политических баталий в условиях стремительной поляризации общества.
Расширение информированности, поощрение социально значимой самодеятельности, постепенное возвращение в общественное сознание некогда изъятых имен и идей значительно стимулировали интеллектуальную активность, прежде всего в научной и творческой среде. И хотя партийное руководство старалось регулировать этот процесс, определять его рамки становилось все труднее: в постановке волнующих проблем интеллигенция начинает чувствовать себя намного свободнее, выходя за формальные пределы. Так, фактически явочным порядком, «снизу», осенью 1988 г. началась постепенная реабилитация А. И. Солженицына. Группа писателей и кинематографистов поставила вопрос об отмене дискриминационных мер в отношении него и о восстановлении писателя в творческом союзе. В партийном и государственном аппарате предложения о его реабилитации поначалу вызывали активное неприятие. Не было единства и в Политбюро. Однако Горбачев не захотел ссориться с интеллигенцией. В результате с 1989 г. в центральных журналах началась публикация наиболее острых антисоветских произведений писателя, в частности, «Архипелага ГУЛАГ».
Подготовка к XIX партконференции и ее решения подтолкнули идейно-политическое размежевание в среде «неформалов». Наряду со сторонниками совершенствования социализма все громче заявляли о себе те, кто предпочитал либеральный выбор. В июне-июле 1988 г. по всей стране создаются «народные фронты»; их представители 13 августа провели рабочую встречу в Ялте. Наиболее крупными структурами в то время были Байкальский (Иркутск), Ивановский и Уральский народные фронты. Итогом этой инициативы стало создание в середине декабря Российского народного фронта. Процесс образования более массовых, чем элитарные клубы, структур привел к резкой активизации митинговой деятельности. Показательно, что официальные власти сразу же (в июле 1988) отреагировали на это принятием правового акта, регламентирующего проведение митингов и демонстраций. В сентябре-октябре Московский народный фронт развернул широкую кампанию против введенных правил, а также лимитов на подписку. Начиная с октября, в Москве проводились многотысячные политические митинги (7 октября, 20 ноября, 10 декабря). В это время «неформальное» движение постепенно изживает стихийность в развитии, становится более организованным.
В середине — второй половине 1988 г. активизировались группы откровенно антикоммунистической направленности. Заметный резонанс вызвали митинги Демократического союза 21 августа и 5 сентября. В первом случае собрание на Пушкинской площади было связано с 20-летием со дня ввода войск в Чехословакию, во втором — с 70-летним «юбилеем» «красного террора». По сути, впервые призывы к насильственному свержению существующего в СССР строя не получили действенного отпора правоохранительных органов.
Изначально достаточно высокой организованностью отличались неформальные движения в Прибалтике, где разворачивался основанный на национальной идее процесс массовой политизации. Осенью 1988 г. в Латвии, Эстонии и Литве также оформились Народные фронты. Общий «враг» — союзные партийно-государственные и ведомственные органы — обусловил идейную и организационную солидарность прибалтийских народнофронтовцев и российских «неформалов», которые изначально рассматривали себя частями единого протестного движения. При этом российские «демократы» не без ревности поглядывали в сторону прибалтийских союзников, создавших опережающую модель демократического движения и сумевших собрать под свои знамена практически большую часть граждан этих республик. Российские «демократы» обосновывали роль Прибалтики в качестве «передовой периферии», где быстрее, чем в целом по стране, появлялись ростки гражданского общества.
Взятый в январе 1987 г. курс на демократизацию и гласность к концу 1988-го привел к важным последствиям. К этому времени происходит стремительная эволюция представлений о путях, степени радикальности и конечных целях реформирования общества. И что особенно важно, в это время перестройка приобрела автономность от своих инициаторов, что открывало возможные альтернативы в дальнейшем развитии событий.
Начало реформы политической системы. События 1985-1988 гг. «развязали» ряд важных социально-экономических, социально-политических и идеологических процессов, которые в 1989-1990 гг. зажили своей жизнью, дестабилизируя общественную жизнь и осложняя проведение реформы политической системы.
1989-й стал переломным в истории перестройки: в это время складываются объективные предпосылки широкой антигорбачевской и антикоммунистической оппозиционности. Негативные тенденции в развитии экономики приобрели необратимый характер. Ухудшение экономического положения повлекло за собой повсеместное обострение социальных проблем. В марте состоялась первая шахтерская забастовка, которая летом охватила уже всю отрасль. В 1989-1990 гг. расширились география и масштабы забастовочного движения, а к экономическим требованиям прибавились политические. В большинстве республик Союза политическая жизнь все более окрашивается в этнические краски, что приводит к обострению существующих и появлению новых противоречий и конфликтов. Происходит дальнейшая эскалация вооруженных столкновений (Закавказье, Средняя Азия); отрабатывается прибалтийская модель сепаратизма, на союзной политической сцене впервые как самостоятельный появляется российский фактор. Продолжавшееся углубление критики советского периода отечественной истории подводило к отрицанию социализма как общественной системы; все большее обоснование получала либерально-демократическая альтернатива развития страны. Одновременно происходит организационное оформление политической оппозиции, радикальная часть которой изначально была нацелена на жесткую борьбу за овладение властью.
Общественно-политическая ситуация начала 1989 г. во многом определялась выборами на I съезд народных депутатов. Созданные на предшествующем этапе неформальные клубные объединения стали превращаться в организационные ячейки по выдвижению и поддержке независимых кандидатов, подготовки их предвыборных программ. В столице был популярен клуб «Московская трибуна», члены которого много сделали для поддержки демократических кандидатов. «Демократ» в терминологии начала 1989 г. — активный сторонник реформ, антипод «консерваторов-партократов». Именно против последних был направлен основной огонь критики, с их нежеланием менять существующие порядки связывали неудачи в экономике 1985-1988. Это привело к тому, что многие «номенклатурные» кандидаты потерпели поражение. Так, в Ленинграде не были избраны первые секретари ни обкома (Ю. Соловьев), ни горкома КПСС (А. Герасимов). В то же время мандаты депутатов здесь получила целая группа независимых кандидатов с радикальными программами: А. Собчак, Ю. Болдырев, А. Денисов и др. Скандально для партаппарата выглядели результаты выборов по Московскому городскому избирательному округу: несмотря на чинимые препятствия, здесь триумфально победил «опальный» Б. Н. Ельцин, получивший рекордное число голосов — около 90%. Популярности многих независимых кандидатов способствовала такая форма выражения общественного мнения и протестных настроений, как массовые митинги, широко распространенные в это время. На митингах можно было услышать самые радикальные предложения и требования. Вскоре митинговая стихия стала более управляемой и часто использовалась как эффективное средство давления на официальные власти.
Важнейшим политическим событием 1989 г. был I съезд народных депутатов СССР (май — июнь), работа которого означала вступление реформы политической системы в практическую фазу. На съезде избраны постоянно действующий двухпалатный Верховный Совет СССР и его Председатель М. С. Горбачев. На форуме развернулась острая полемика по самому широкому кругу проблем, свидетелями которой благодаря телевидению были многие жители страны. В центре внимания депутатов были волнующие общество экономические проблемы. Сформулированная в докладе Н. И. Рыжкова программа работы правительства удовлетворила далеко не многих. Акцент на поэтапность и постепенность перехода к рынку не соответствовал остроте социально-экономической ситуации. Доклад был подвергнут критике. Высказывались самые разные предложения, включая проведение референдума о целесообразности сохранения колхозов и совхозов, скорейшем переходе к республиканскому и региональному хозрасчету, о важности ограничения произвола ведомств.
А. Д. Сахаров предложил принять Декрет о власти, который предполагал отмену 6-й статьи Конституции СССР о руководящей роли партии в жизни советского общества и установление независимости высших должностных лиц государства от решений КПСС. Много времени на съезде заняло обсуждение проблем межнациональных отношений. Острота их постановки была связана и с тем, за две недели до его открытия в Тбилиси произошло кровопролитие, ставшее следствием столкновения демонстрантов с армейскими частями. На съезде это вызвало антироссийские и антирусские высказывания. Решено было создать специальную комиссию съезда для выяснения причин трагедии. По предложению делегаций от прибалтийских республик, была сформирована также комиссия по расследованию секретного приложения к пакту Молотова — Риббентропа (1939).
На I съезде народных депутатов впервые за долгие годы началось формирование организованной политической оппозиции. 7 июня 1989 г. депутат из Оренбурга В. Шаповаленко объявил о создании Межрегиональной Депутатской группы (МДГ), в которую первоначально вошли 150 человек. Летом группа увеличилась до 388, из них 286 представляли РСФСР. Окончательное организационное конституирование МДГ произошло 29 июля на первой общей конференции ее членов. На ней избраны пять сопредседателей: Ю. Н. Афанасьев, Б. Н. Ельцин, В. Пальм, Г. X. Попов и А. Д. Сахаров и Координационный совет из 20. С программными тезисами группы выступил Б. Н. Ельцин, выделив следующие принципиальные идеи: признание частной собственности, децентрализация власти, экономическая самостоятельность и реальный хозяйственный суверенитет республик.
Реформа политической системы связывалась с превращением Советов в главный источник власти, что на политическом языке означало необходимость отмены 6-й статьи Конституции СССР, закреплявшей ведущую роль КПСС. В экономической сфере упор сделан на ускоренный переход к рыночным отношениям. Одним из главных было предложение о перераспределении объектов общественной собственности: в руках государства должны были остаться только отрасли, требующие централизованного управления. В социальной сфере декларировалось создание системы льгот для малообеспеченных и оказание всех бесплатных социальных услуг на конкурентной основе между учреждениями, работающими в этой сфере. Впоследствии идеи МДГ были отчеканены в пяти «де»: децентрализация, демонополизация, департизация, деидеологизация, демократизация.
При популярности демократических депутатов в обеих столицах и некоторых крупных городах их позиции не были столь прочными, чтобы оказывать влияние на официальные структуры. Поэтому изначально перед ними стояла проблема привлечения политических союзников, которые также обозначились в досъездовский период. Наметившееся сближение с националистами и сепаратистами закончилось формированием политического альянса на I съезде.
Другим союзником конституирующейся оппозиции становилось стачечное движение. Интерес к рабочим инициативам в «демократической» среде существовал давно, но летом 1989 г. становится более предметным. К этому времени в регионах, охваченных шахтерскими забастовками, идет создание чисто политических объединений. 17 августа на конференции стачечных комитетов шахт, производственных объединений и городов Донбасса учрежден Союз стачечных комитетов региона, принят его Устав и организован Координационный совет. С Донбассом координировали свои действия шахтеры Воркуты и Караганды. Из руководителей МДГ наиболее тесные контакты с лидерами стачкомов поддерживали Г. X. Попов и Н. И. Травкин, которые в поездках по шахтерским регионам вели переговоры о координации действий с рабочими лидерами. Объективной основой этого альянса была неприязнь к центральным властным структурам: шахтеры «нажимали» на союзные ведомства, требуя быстрого решения накопившихся за десятилетия проблем. «Демократы» подсказывали, когда и какие шаги (лозунги, протесты, забастовки) нужно предпринимать, подключая шахтеров к общеполитической схватке за власть.
Возможности оппозиции в этой борьбе были во многом усилены благодаря наличию в ее рядах яркого харизматического лидера популистского толка. В 1989 г. степень популярности Ельцина являлась зеркальным отражением уровня падения авторитета Горбачева, который воспринимался в качестве его политического антипода. После смерти в декабре этого года А. Д. Сахарова, обладавшего непререкаемым авторитетом в демократическом движении, Ельцин становится главным лидером антикоммунистических сил.
В то время как оппозиционное движение находилось на подъеме, ситуация в КПСС складывалась иначе. Традиционные партийные структуры оказались малопригодными для конкуренции с новыми динамичными организациями. Отставание демократизации в партии от происходящей в обществе было очевидным для многих. Однако ЦК партии не спешил определяться в стратегии перестройки ее деятельности в новых условиях. При запаздывании реформирования «сверху» импульсы стали поступать «снизу». 2 августа на заседании Московского партийного клуба было принято решение о создании Демократической платформы в КПСС. Ее лидеры В. Н. Лысенко, И. Б. Чубайс, В. Н. Шостаковский объявили о создании организации коммунистов — сторонников многопартийности и радикальной демократизации КПСС. Единомышленники «Демплатформы» выступали за немедленную отмену 6-й статьи Конституции СССР; введение фракционного плюрализма в КПСС; переход к созданию компартии России; превращение КПСС в парламентскую партию. Постепенно объединялись и коммунисты, разделявшие и иные взгляды. Таким образом, в 1989 — начале 1990 г. в КПСС фактически развернулся процесс политического «размежевания», официально не признаваемого ее руководством.
В 1989 г. происходили стремительные изменения в идеологической жизни общества. Все чаще в публикациях ученых, прежде всего философов, можно было прочитать, что в СССР построен не социализм, даже не ранний, а казарменный псевдосоциализм, тоталитаризм. Предлагалось полностью и без остатка избавиться от авторитарно-бюрократической социальной и политической системы. Это виделось в возвращении на путь к демократическому, гуманному обществу, через движение к некой «мировой цивилизации». Воплотить эти намерения предполагалось через осуществление антитоталитарной, антиказарменной революции, которая будет решать свои задачи в течение определенного переходного периода. Показательно, что в вышедшей в конце 1989 г. работе Горбачева впервые лидером столь высокого ранга не упоминалось понятие «реальный социализм» — его вытеснила «социалистическая идея», что фактически означало отрицание социалистического характера построенного в СССР общества. Отсюда вытекала задача не совершенствования, а самого радикального реформирования «реального социализма».
К 1990 г. политическая система СССР находилась в кризисном состоянии. Начало ее реформы привело к общему снижению уровня управляемости социальными процессами. Передача властных функций от партийных структур советским, которые организационно не были к этому подготовлены, привела к ослаблению централизованного влияния на экономику и политику, межнациональные отношения и социальные процессы. Современники констатировали повсеместную «эскалацию безнаказанности». Одновременно приходило осознание необходимости создания политического института, который компенсировал бы утрату интеграционной функции КПСС.
В этих условиях в январе-феврале 1990 г. в окружении Горбачева решают дать ход идее о введении в СССР президентской системы. Представление о том, что ему «не хватает власти», было связано с растущей нелегитимностью партии в условиях проведения курса на разделение функций между КПСС и государством, когда вмешательство в конфликтные ситуации по линии партаппарата стало затруднительным и малоэффективным.
Учреждение поста Президента СССР на III съезде народных депутатов в марте 1990 г. произошло одновременно с отменой 6-й статьи Конституции о руководящей роли КПСС. М. С. Горбачев так оценил это событие: «Это же, товарищи, в буквальном смысле слова переворот, завершение, полное завершение изменения политической системы». Действительно, революционный смысл произошедшего состоял в том, что верховная государственная власть законодательно отделялась от партийной и становилась подотчетной всем гражданам, независимо от их политических взглядов. Сама же партия юридически превращалась в одну из общественных организаций, призванную бороться за влияние сугубо политическими методами.
Почти одновременно с реформой политической системы зимой 1989-1990 гг. разворачивается движение за российский суверенитет, ставшее важнейшим фактором союзного значения. В основе общероссийской консолидации лежали две основных причины: снижение эффективности управления со стороны союзных структур; хроническое нежелание союзного руководства заниматься российскими проблемами. Самосознание россиян было уязвлено и тем, что недовольство со стороны национальных регионов часто направлялось против России и русских, а не того самого «интернационального» «Центра», от которого Россия страдала по крайней мере не меньше других республик.
Поиск решения национальных проблем. Взрыв «национальной бомбы» был полностью неожиданным для инициаторов реформ. В апреле 1990 г. М. С. Горбачев говорил: «Раньше считали, что все вопросы решены, ими можно особо и не заниматься. Ваш покорный слуга на первом этапе перестройки искренне полагал, что здесь больших проблем нет. Так уж мы были воспитаны».
В основе обострения национальных противоречий лежал ряд причин. Во-первых, проводившаяся длительное время бюрократическая унификация всех сторон жизни оказала негативное влияние на этнокультурную сферу. Под лозунгом «социалистического интернационализма» часто скрывался великодержавный космополитизм, вызывавший естественное неприятие у всех национальностей. Во-вторых, все народы страны за годы Советской власти в различной форме (от депортаций до гонений на национальную культуру) испытали немало несправедливостей. Перестройка воспринималась как время для утверждения новой национальной политики. В-третьих, в 1918-1920 гг. было заложено противоречие между национальным составом населения и национально-государственной структурой СССР. В то время как в стране проживало более 100 больших и малых народов, лишь 14 «избранных» получили «свою» союзную республику. Другие довольствовались различного уровня автономиями, у иных не было и автономий. Стремление «выравнять права» было тем обоснованней, что «титульные» народы на «своих» территориях обладали преимуществами в плане политического, экономического, социального, этнокультурного развития в сравнении с другими национальными группами. И наконец, национализм выступал как мощное оружие местных элит в борьбе против союзного «центра» за контроль над республиканскими ресурсами в грядущей экономической реформе.
Все это привело к тому, что после выхода национальных проблем на поверхность общественной жизни (Якутск и Алма-Ата, 1986) они дали о себе знать в 1988-1991 гг. в череде кровавых межэтнических конфликтов в самых разных частях СССР: в Карабахе и Сумгаите (Азербайджан, 1988), Новом Узене (Казахстан, 1989), Фергане (Узбекистан, 1989), Кишиневе (Молдавия, 1989), Сухуми (Абхазия, 1989), Баку (Азербайджан, 1990), Цхинвале (Южная Осетия, 1990). Если в 1989 г. в них погибли 221 человек, то за шесть месяцев 1990 — уже 632. К этому времени было совершено 4648 погромов, более 600 тыс. человек стали беженцами в своей стране. Межэтническая нестабильность все чаще становилась мотивом эмиграции из СССР.
Национальные проблемы стали предметом всестороннего обсуждения на пленуме ЦК КПСС лишь в сентябре 1989 г. Однако принятый в итоге документ «О национальной политике партии в современных условиях» не содержал практически никаких новых подходов, а решения пленума, как полагают современные авторы, даже усугубили ситуацию. Лишь в апреле — мае 1990 г. Верховный Совет СССР принял ряд законов, призванных регулировать межнациональные и федеративные отношения: «Об усилении ответственности за посягательства на национальное равноправие граждан и насильственное нарушение единства территории Союза ССР», «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из СССР», «Об основах экономических отношений Союза ССР, союзных и автономных республик». Однако эти акты появились тогда, когда центральная власть уже была ослаблена, а ситуация в республиках требовала твердой политической воли, немедленных и решительных действий. В результате на всех направлениях национальной политики руководство страны катастрофически запаздывало с принятием необходимых решений, а если и действовало, то крайне вяло. Это проявлялось и в Закавказье, и в Средней Азии, и в Прибалтике. Неэффективность действий Горбачева на «национальном» направлении стала одним из факторов перманентного падения его политического авторитета.
Националисты во всех республиках пользовались схожим набором идей. Вначале использовались экологические мотивы. Естественная реакция на вредные последствия развития индустрии для природной среды и здоровья за пределами РСФСР приобретала форму заботы о сохранении этнической среды, а пренебрежение экологической безопасностью со стороны союзных ведомств — как, в лучшем случае, безразличие к судьбе нерусских народов. Аналогичным образом трансформировались идеи национального возрождения. Вдруг «обнаружилось», что все нерусские народы оказались в состоянии глубокого культурного упадка, деэтнизации и даже на грани исчезновения. Причины связывались со «зловредной» политикой Москвы. В сознание населения республик внедрялась мысль о неэквивалентном экономическом (в пользу «центра») обмене и возможности быстрого улучшения социально-экономической ситуации при условии автономного ведения хозяйства.
Много внимания уделялось обоснованию идеи об аннексии Советским Союзом, а до него Россией, тех государств и территорий, историческими наследниками которых провозглашали себя претендующие на независимость союзные республики. Согласно этой логике, СССР и русские были и остаются оккупантами, пребывание республик в Союзе — незаконно, восстановление исторической справедливости требует воссоздания государственной независимости. Одна из главных исторических идеологем состояла в переносе пороков и преступлений сталинизма на русский народ. К моменту роспуска СССР исторический образ России — страны-агрессора всех времен и при всех вождях в республиках Советского Союза — был демонизирован до немыслимых размеров.
Нарастающая русофобия в республиках вызвала ответную реакцию в РСФСР. «Взрыв» произошел на сентябрьском (1989) пленуме ЦК, когда впервые союзному руководству был «предъявлен счет» за бедственное положение России. Констатировалось, что крупнейшая в стране республика — Россия — находится в условиях финансовой, ценовой, экономической дискриминации. Между тем Горбачев и его окружение оказались не в состоянии предложить какой-либо разумный вариант разрешения давнего исторического противоречия между союзными и российскими властными структурами. Поощряя суверенизаторские «изыски» в других республиках, Горбачев настаивал на «интеграционной особенности» русских, «сложившейся исторически». Как вспоминал помощник генсека А. С. Черняев, его «патрон» «железно» стоял против создания компартии РСФСР и полного статуса России в качестве союзной республики.
Иначе развивались события вокруг Прибалтики. Здесь изначально в основе действий национальных движений лежала идея обретения независимости от СССР. В середине 1988 г. эти республики потребовали «внести ясность» в события 1939 и 1940 гг., связанные с их присоединением к СССР. Тогда же в политический обиход вводится термин «республиканский суверенитет», который трактуется достаточно широко. В документе «Саюдиса» (Литовского Народного фронта в поддержку перестройки) было записано, что «суверенитет Литовской ССР должен охватывать управление всеми отраслями хозяйства, включая экономику, политику, формирование бюджета, финансовую, кредитную, торговую, налоговую и таможенную политику». Осенью-зимой 1988 г. в Прибалтике приняты важные законодательные акты, отразившие движение в этом направлении: местным языкам придан статус государственных, а сессия ВС Эстонии приняла «Декларацию о суверенитете» и дополнения к Конституции, позволявшие в «определенных случаях» приостанавливать или устанавливать пределы применения союзных законов. Позднее такие же акты приняли Литва и Латвия.
В декабре 1989 г. на II съезде народных депутатов СССР «прибалтам» удалось добиться осуждения советско-германского договора 1939.
К этому времени литовцы смогли «оторвать» местную партийную организацию от союзной. XX съезд компартии Литвы (19-20 декабря 1989) объявил ее независимой от КПСС. Тем самым каналы политического влияния Москвы на регион быстро сужались.
11 марта 1990 г. Верховный Совет Литвы принял Акт «О восстановлении независимого Литовского государства». Литовская ССР переименовывалась в Литовскую республику с отменой на ее территории Конституции Литовской ССР и СССР. Вместо них утверждался временный Основной Закон Литовской Республики на базе Конституции 1938 г. 30 марта и 4 мая схожие акты прияли соответственно Эстония и Латвия.
Таким образом, к середине 1990 г. прибалтийские «независимцы» прошли значительную часть пути к «свободе». Дальнейшая судьба «воссозданных стран» зависела от позиции союзного руководства, а также ситуации в других республиках, прежде всего — России.
Эволюция представлений о путях экономических преобразований. Концепция экономической реформы Горбачева и его «команды» сформулирована на июньском (1987) пленуме ЦК КПСС. Подготовка к нему шла трудно. Горбачев вспоминал, что только в марте 1987 г. стали нащупываться новые подходы.
Основным результатом июньского пленума стало принятие Закона «О государственном предприятии (объединении)» и «пакета» из конкретизирующих его 11 совместных постановлений ЦК и Совмина СССР (о Совмине, о Госснабе, Госплане, Минфине, республиканских органах управления, о реформе ценообразования, совершенствовании банковской системы). Изменялось соотношение прав министерств и предприятий, союзных и республиканских органов власти. Вместо привычного плана вводился «государственный заказ», охватывавший лишь часть производимой продукции, остальную предприятиям разрешалось реализовывать по своему усмотрению. На самих предприятиях предусматривалось избрание руководителей, а также советов трудовых коллективов, что также должно было мобилизовать активность, повысить ответственность и заинтересованность работников. Ту же цель преследовало расширение прав предприятий в определении зарплаты и выбора ассортимента выпускаемой продукции. Очень «рыночной» была статья 23 закона, допускавшая возможность прекращения деятельности убыточного предприятия.
Закон о государственном предприятии обобщил все «лучшее», что существовало в тогдашней практике хозяйствования и было апробировано в порядке эксперимента. Одновременно он стал вершиной предшествующего этапа экономического вольномыслия, предоставляя предприятиям не виданную ранее свободу и вводя реальные элементы рыночного регулирования хозяйственных отношений. И тем не менее, уже первые результаты действия закона были далеки от ожидаемых.
В 1988 г. госзаказ составил в среднем 85%, однако предприятия требовали его увеличения, так как отсутствие опыта, а также рыночной инфраструктуры (бирж, посреднических контор и др.), осложняли реализацию изготовленных изделий. Связи между предприятиями принимали форму преимущественно бартерных отношений, и, следовательно, были шагом назад даже не только в плане продвижения к проектируемому рынку, но и в сравнении с реальной социалистической экономикой. Выборность директоров часто приводила к выдвижению не лучших профессионалов, в деятельности которых к тому же усиливался популизм. Многие предприятия воспользовались возможностью поднять зарплату работникам и в то же время поднимали цены на свои изделия, сокращали выпуск дешевого ассортимента. Не всегда повышали уровень управления и советы трудовых коллективов, дублируя функции и профсоюзов, и администрации. «Зависала» статья 23 закона (о возможном банкротстве): в 1988 г. более 30% предприятий были убыточными, а еще 25 — получали небольшую прибыль; при переходе на самофинансирование и лишении господдержки они рисковали стать банкротами, вызывая взрывы безработицы. К такому повороту событий не были готовы ни общество, ни государство.
Столь же неоднозначной оказалась и кооперативная политика. В 1987-1988 гг. был принят ряд актов, поощряющих частную инициативу. Главным из них стал Закон «О кооперации в СССР» (май 1988). За счет стремительного роста кооперативного движения государство пыталось улучшить положение в социальной сфере: неудовлетворенный спрос на промтовары широкого потребления составлял более 30 млрд. рублей, а в сфере услуг, оказываемых госпредприятиями, — около 15. Однако чем активнее развивалось кооперативное движение, тем более настороженное отношение оно вызывало. Льготы позволяли кооператорам закупать сырье по низким госценам, а продавать продукцию по высоким, коммерческим. При сопоставимой интенсивности труда зарплата в кооперативах была несравненно выше, чем в государственном секторе. Несовершенство системы контроля приводило к тому, что руководители многих предприятий создавали при них кооперативы. Возможности использовать государственную материально-техническую базу и ресурсы, соединенные с преимуществами и льготами кооператоров, давали особенно значительный эффект. Такие кооперативы откровенно паразитировали на государственной экономике. Закон о кооперации способствовал легализации теневого бизнеса, создавал условия для «отмывания» криминальных денег, увеличения социальных диспропорций, появления рэкетиров. В 1988 г. зафиксировано 600 случаев рэкета, но только в 137 из них потерпевшие обратились за помощью в правоохранительные органы.
Реформирование экономики страны в 1987-1988 гг. не ограничилось принятием законов о госпредприятии и кооперации. Создавались совместные предприятия; были расширены права госпредприятий и кооперативов во внешнеэкономической деятельности; началась коммерциализация отраслевых банков: в августе 1988 г. зарегистрирован первый кооперативный банк. При обсуждении аграрных проблем продвигалась идея аренды; было разрешено приступить к выпуску акций предприятиями и организациями; рассматривался вопрос о возможной конверсии. Преимущественно в этих сферах концентрировалось социально активное население, наиболее заинтересованное в радикализации экономической реформы.
И тем не менее реализация закона о государственном предприятии, попытка использовать «кооперативный» ресурс были наиболее значимыми направлениями экономического курса 1987-1988. Но ни одно из них не решило первоначальных задач. Более того, наложенные на проинфляционные меры предшествующего этапа, эти два элемента политики значительно усугубили ситуацию как в производственной сфере, так и на потребительском рынке. С начала 1988 г. отмечается ажиотажный спрос, к осени стала реальностью перспектива развала потребительского рынка в результате финансовых диспропорций.
Одна из главных причин хозяйственных неудач в СССР в конце 1988 г. — недооценка роли финансовых рычагов регулирования экономики, что было характерно для мышления высшей партийно-хозяйственной элиты в 1985-1988. По мнению специалистов, ценовая и денежная реформы должны были если не предшествовать, то, по крайней мере, сопутствовать, не отставать от других «прорыночных» преобразований. В СССР же ситуация развивалась иначе. Принципиальное решение о реформе ценообразования, принятое на июньском (1987) пленуме ЦК должно было осуществляться с 1 января 1988 г. Всю вторую половину 1987 г. Госкомцен «гнал» подготовку реформы и к намеченному сроку ее параметры были определены. Однако реформу пришлось «отложить». Это было сделано в силу существования ряда стереотипов, мощное давление которых испытывали как рядовые граждане, так и руководство страны.
Известный экономист Е. Ф. Сабуров прямо писал о «разрушительном страхе» как мотиве бездействия. Этим можно объяснить тот факт, что, принимая аргументы в пользу изменения системы цен и неоднократно одобряя предложенные меры, в том числе, и на заседаниях Политбюро, важнейшая рыночная реформа так и не была запущена ни в 1988, ни позже.
О ней открыто заговорили лишь под влиянием кризиса в 1989 г., и она сразу же оказалась в центре политической борьбы и стала предметом популистских спекуляций. Призывая к проведению рыночных реформ, горбачевское руководство само оттягивало их начало. В результате кризисная ситуация в социально-экономической сфере становилась все менее управляемой, сужая возможности относительно плавного перехода к рыночным отношениям и создавая питательную почву для политического и экономического радикализма.
В 1989 г. негативные тенденции в развитии экономики приобретают необратимый характер. Это вынудило руководство страны искать новые рецепты решения экономических проблем. В 1985-1988 советником М. С. Горбачева по экономическим вопросам был академик С. А. Аганбегян. В 1988-1989 гг. большую известность своими критическими и конструктивными выступлениями приобрел директор Института экономики АН СССР академик Л. И. Абалкин. В июле 1989 г. он в ранге вице-премьера возглавил Государственную комиссию по экономической реформе при правительстве СССР. Она должна была разработать сценарий преобразований, обеспечивающих плавный, регулируемый перевод советской плановой экономики на рыночные рельсы.
Однако почти сразу же после своего создания комиссия вызвала настороженно-критическое отношение. Ее руководитель часто ассоциировался с нерешительным премьером Н. И. Рыжковым и печальными результатами хозяйствования 1985-1989. Ученые-экономисты вне правительства все громче высказывали мысли о необходимости ускоренного движения к рынку, радикального реформирования советской экономики. К ним стал склоняться и Горбачев, что нашло отражение в приглашении им в декабре 1989 г. к себе в качестве советника по экономическим вопросам известного последовательно рыночными взглядами академика Н. Я. Петракова. Однако новые комплексные подходы перехода страны к рынку оформились лишь весной 1990 г., а летом были предложены в виде получивших широкую известность программ.
«Новое политическое мышление» в действии. В 1987 1990 гг., на которые приходится начало реализации принципов «нового мышления», произошли события, вызвавшие большие изменения в мировой политике с неоднозначными последствиями для нашей страны. Активно развивался советско-американский диалог. Одним из его важных итогов стало заключение 8 декабря 1987 г. договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД). Согласно ему, ликвидации подлежали 1752 советские ракеты и 869 американских, т.е. сокращение носило асимметричный характер. Плюс к этому советской стороной ликвидированы ракеты малой дальности «Ока», размещавшиеся в Сибири и на Дальнем Востоке, в договоре вообще не упоминавшиеся.
В договоре по РСМД впервые зафиксировано согласие СССР контролировать соблюдение его условий не только национальными средствами (спутниками-«шпионами»), но и проведением инспекций на местах (на ракетных базах, в местах уничтожения). Все это отражало новый общий подход советского руководства к проблеме разоружения. Как писал Горбачев, «от мелочной военной бухгалтерии пора было выходить на широкие политические подходы».
Согласно таким подходам, в 1986-1988 СССР не раз выдвигал масштабные инициативы по сокращению как ядерных, так и обычных вооружений. В январе 1986 г. М. С. Горбачев выступил с заявлением, в котором предлагал государствам, имеющим ядерное оружие, добиваться его поэтапной ликвидации к 2000 г. В декабре 1988 г. советский лидер сообщил в Организации Объединенных наций о решении советского правительства в ближайшие два года сократить численность вооруженных сил на 500 тыс. человек. Там же было объявлено о намерении к 1991 г. вывести из ГДР, ЧССР и ВНР 6 танковых дивизий, сократить на европейской территории СССР и в государствах-союзниках по ОВД 10 тыс. танков, 8,5 тыс. артиллерийских систем, 800 боевых самолетов.
В 1985-1991 гг. СССР последовательно проводил курс на свертывание своего участия в вооруженных конфликтах в странах «третьего мира». Принципиальное решение о выводе войск из Афганистана принято советским руководством еще в 1985 г. Однако сразу это сделать было нельзя. В 1987-1988 гг. в Женеве шли сложные переговоры между СССР, США, Пакистаном и Афганистаном о прекращении военных действий и последующем устройстве этой страны. Вывод советских войск начался 15 мая 1988 г. и был завершен 15 февраля 1989 г. Окончание афганской войны способствовало улучшению отношений с Китаем. Одновременно Советский Союз отошел от участия в других региональных конфликтах (Эфиопии, Анголе, Мозамбике, Никарагуа), резко сократил объем экономической помощи дружественным странам.
В 1988 г. Горбачев развивал концепцию «свободы выбора» в качестве универсального принципа международных отношений. В 1989 г. эта позиция была подкреплена началом вывода советских войск с территорий, которые ранее рассматривались в качестве зоны влияния СССР, в частности — из стран Центральной и Восточной Европы. Это привело к стремительному развитию событий в государствах «социалистического содружества». Специалисты отмечают, что впервые за послевоенный период Советский Союз не проявил внимания к процессам, которые шли внутри этих стран. В итоге к концу 1989 г. в Восточной Европе повсеместно произошли «бархатные» (за исключением Румынии) антикоммунистические революции. Всего за один год континент стал свидетелем разительных перемен. На Западе оценили в первую очередь, что в СССР даже не обсуждались какие-либо варианты «интернациональной помощи братским партиям и народам» в духе «доктрины Брежнева». Во всех восточноевропейских государствах формировались новые политические системы. Они исключали «ведущую роль коммунистической партии», утверждали политический плюрализм, многопартийность, предполагали проведение радикальных рыночных реформ, активно переориентировали внешнюю политику на Запад.
Лавинообразное развитие событий в Восточной Европе резко подтолкнуло начало объединения Германии. В ноябре 1989 г. в процессе стихийных выступлений был разрушен символ «холодной войны» — бетонная стена, разделявшая Западный и Восточный Берлин. В Москве на это событие отреагировали достаточно спокойно. Признание неизбежности объединения Германии предполагало решение комплекса проблем по обеспечению безопасности СССР (нерушимость границ в Европе, членство объединенной Германии в НАТО). Все эти вопросы обсуждались на переговорах по формуле «2+4», в которых участвовали ФРГ и ГДР, а также СССР, США, Англия и Франция. Однако планы поэтапного объединения были окончательно отброшены весной 1990 г. в результате победы на выборах в ГДР «Альянса за Германию» — коалиции партий, выступавшей за немедленное объединение с ФРГ.
В современной литературе нет единого мнения о причинах пассивности и избыточной уступчивости Горбачева при решении вопроса об объединении Германии. В феврале 1990 г. советский лидер предоставил канцлеру ФРГ возможность «взять процесс объединения Германии в свои руки». Первоначально камнем преткновения был вопрос о членстве объединенной Германии в НАТО. Однако, как пишет известный советский дипломат А. Ф. Добрынин, «к немалому удивлению Запада, да и большинства наших дипломатов, во время «блиц-встречи» с Колем в июле 1990 г. в одной из курортных зон Кавказа Горбачев практически снял все важные возражения и оговорки относительно объединения Германии... Важнейший вопрос о безопасности СССР в рамках новой системы безопасности в Европе даже не стал предметом сколько-нибудь серьезного рассмотрения, а тем более решения... Коль, по его собственному выражению, был поражен таким внезапным полным согласием Горбачева». В числе недостаточно урегулированных вопросов был и вопрос о размерах участия Германии в финансировании затрат, связанных с выводом из ГДР почти полумиллионной Западной группы войск. Предложенная Германией сумма была явно заниженной. Проявленная советской стороной поспешность и уступчивость обернулась тем, что возвращавшиеся на родину семьи были вынуждены жить в палатках, мириться с отсутствием школ, поликлиник.
3 октября 1990 г. ГДР прекратила свое существование, присоединившись к ФРГ. 10 ноября во ходе визита М. С. Горбачева в единое уже государство был подписан советско-германский Договор о добрососедстве, партнерстве и сотрудничестве, закрепивший произошедшие перемены.
Отношение советского руководства к событиям, произошедшим в Европе в 1989 г., стало в глазах Запада своеобразным тестом на действительную приверженность СССР принципам «нового политического мышления». Итоги года подведены в декабре при встрече Горбачева и нового президента США Дж. Буша на Мальте. Здесь были также определены перспективы активного сотрудничества двух стран по самому широкому кругу международных проблем, которое определялось качественно новыми историческими условиями. Не случайно именно встречу на Мальте Горбачев назвал началом конца «холодной войны».