50-е гг. занимают особое место в послевоенной истории советской экономики. Они послужили своеобразным переходом между полными драматизма событиями 1930-х гг. и противоречивым развитием общественного производства в последующие десятилетия. Этот переход не был рассчитан на огромные перегрузки, которые возложило на него движение истории.
В первой половине 50-х гг. на советскую экономику, только еще поднимающуюся после разрушительной войны, навалились три тяжелейшие проблемы: накормить и одеть людей, поднять их культуру; включиться в научную революцию и осуществить для этого обширные структурные сдвиги в технологии, организации и управлении производством; укрепить оборону страны за счет новейших видов вооружений.
Достаточных финансовых и материальных ресурсов для одновременного решения всех этих задач не было. В поисках выхода из создавшейся ситуации особое значение имело правильное определение главного звена в цепи задач и соответствующих приоритетов.
Подъем сельского хозяйства стал важной предпосылкой расширения производства предметов потребления. В 1953—1955 гг. по инициативе ЦК КПСС были приняты меры по обновлению и развитию легкой и местной промышленности, дополнительному увеличению выпуска и улучшению качества товаров для населения.
К осуществлению задач были привлечены предприятия тяжелой и оборонной промышленности, что было особенно важно для расширения производства относительно сложных и дефицитных для того времени бытовых товаров: радиоприемников, часов, швейных машин, велосипедов. Началось освоение массового выпуска холодильников, магнитофонов, телевизоров. Все это послужило материальной основой для повышения уровня жизни населения.
В числе самых острых социальных проблем, с которыми страна столкнулась в начале 50-е гг., был жилищный вопрос. Чтобы снять остроту проблемы, по инициативе Н. С. Хрущева были приняты решительные меры по увеличению жилищного строительства. Ставилась задача строить больше, быстрее и дешевле. Указывались пути ее решения: широкое применение типовых проектов, внедрение индустриальных поточных методов возведения жилых зданий, широкое применение железобетона и блочных конструкций.
В крупных городах строили преимущественно четырех- и пятиэтажные здания. В таких домах можно было обойтись без лифта, упростить специальное инженерное оборудование. В небольших городах и рабочих поселках сооружались дома преимущественно в два-три этажа.
Размах нового строительства приобрел значительные масштабы. Если в 1951—1955 гг. в среднем за год вводилось общей жилой площади 30,4 млн кв. м, то в 1957 г. было введено 52 млн, а в 1960 г. — 82,8 млн кв. м.
Оценка “метода Н. С. Хрущева” по ускорению жилищного строительства до сих пор неоднозначна. Те, кто сейчас живет в пятиэтажках (а их строили с расчетным сроком эксплуатации на 30-40 лет), как правило, недовольны. Другое настроение преобладало, когда десятки миллионов людей вдруг стали переезжать в собственные комнаты, а многодетные — в отдельные двух- или трехкомнатные квартиры.
Одно из центральных мест в деятельности государства в 50-е гг. занимали проблемы, связанные со стимулированием научно-технического прогресса и его применением в народном хозяйстве.
Поскольку технический прогресс в решающей мере определяет такая ключевая отрасль промышленности, как машиностроение, предполагалось существенно улучшить его техническую оснащенность, прежде всего путем ускорения развития станкостроительных и инструментальных производств.
В конце 50-х гг. советская наука получила важные положительные результаты в ряде областей прикладных знаний, в том числе в области полупроводников, электронно-вычислительных машин. Ярким свидетельством высокого научного и технического уровня производства явились запуск первого искусственного спутника Земли, первый полет человека в космос. Широко использовались новейшие достижения науки и техники в сфере обороны.
Несмотря на целый ряд несомненных успехов ученых, уже в 50-е гг. в науке зародились противоречия, которые, нарастая и обостряясь, послужили одной из главных причин отставания страны от тех глубоких структурных сдвигов в технологии, качестве и эффективности, происходивших в производстве развитых капиталистических стран.
Развитие советской экономики в начале 60-х гг., во-первых, было неустойчивым. Довольно четко прослеживается тенденция замедления темпов экономического роста. Во-вторых, данные о росте были значительно ниже расчетных показателей, на которые опирались оценки и выводы программных показателей.
Можно определить следующие причины этих явлений.
1. Объективные: не хватало ресурсов. Постоянно приходилось перебрасывать их с одного стратегического направления на другое. Сверхнапряжение в сфере материального и финансового обеспечения, быстро возрастающие нужды государства и населения сопровождались хроническими сбоями в межхозяйственных связях, большими потерями и постоянным дефицитом.
Приходилось оперативно маневрировать скромными резервами, нередко впадая в крайности, урезая, например, реально необходимые расходы то в области технической реконструкции, то в сфере сельского хозяйства.
2. Среди субъективных причин, вызвавших обострение ситуации в первой половине 60-х гг., следует назвать широкий размах волюнтаризма, наиболее масштабно проявлявшегося опять же в области сельского хозяйства. И дело здесь было не в повсеместном насаждении кукурузы (она действительно является одной из наиболее эффективных кормовых культур). В реальной практике развитие сельского хозяйства в наибольшей степени тормозили две взаимообусловленные причины: продразверстка и волюнтаризм.
Продразверстку возродили в сельском хозяйстве еще в 30-х гг. в новой, более жесткой форме, чем это было в период “военного коммунизма”. Ее усилили в период Отечественной войны и сохранили вплоть до 80-х гг.
Механизм продразверстки был крайне простым и грубым: сначала до каждого хозяйства (теперь не крестьянского, а колхозного или государственного) доводилось плановое задание обязательных поставок сельскохозяйственных продуктов государству (позже обязательные поставки назвали “закупками”). Если урожай был хороший и после выполнения обязательных поставок (закупок) в хозяйстве еще что-то оставалось, то тут же спускалось дополнительное плановое задание.
В случае, если и после выполнения дополнительного задания в крепком хозяйстве все же сохранялось какое-то количество зерна или других продуктов, его руководителей уговаривали “добровольно” принять сверхплановые обязательства, и так до тех пор, пока на току не оставалось ничего.
В результате такой практики в течение десятилетий были сведены на нет заинтересованность в увеличении валового сбора зерна, картофеля, других продуктов, в расширении производства мяса и молочных продуктов. Люди не хотели связывать свою судьбу с деревней, так как не чувствовали себя хозяевами на земле. Была подорвана главная движущая сила развития сельскохозяйственного производства. Чтобы заменить ее, пришлось пустить в ход административные силы: бесконечные команды, директивы, волевой нажим.
К результативным мероприятиям, в подготовке которых активное участие принял Хрущев, следует отнести постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 14 октября 1954 г. “О существенных недостатках в структуре министерств и ведомств СССР и мерах по улучшению работы государственного аппарата”.
В постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР “Об изменении практики планирования сельского хозяйства”, принятом в марте 1955 г., осуждалась практика чрезмерной централизации принятия планов и управленческих решений в сельском хозяйстве. Еще при Н. С. Хрущеве высшими инстанциями нашей системы управления было принято решение — не вмешиваться сверху в производственную деятельность колхозов и совхозов. Однако решение, к которому постоянно возвращались, так и не удалось провести в жизнь в течение почти четырех десятилетий.
Вместе с тем примером бесплодных, но далеко не безобидных реорганизаций в тот период может служить разделение Госплана СССР в июне 1955 г. на два органа — Государственную комиссию по перспективному планированию народного хозяйства (Госплан СССР) и Государственную комиссию по текущему планированию народного хозяйства (Госэкономкомиссия СССР). На первый орган возлагалась разработка пятилетних и перспективных планов, а также контроль за их исполнением. В функции второго входила разработка годовых и квартальных планов развития народного хозяйства.
Одним из самых неожиданных шагов в процессе поиска новых организационных форм управления производством и осуществленных по инициативе Н. С. Хрущева является закон 1957 г., согласно которому все общесоюзные и союзно-республиканские промышленные и строительные министерства, за исключением энергетики, оборонной, авиационной, судостроительной, радиотехнической и химической промышленности, были упразднены.
Управление промышленностью и строительством было организовано по территориальному принципу в рамках крупных административных районов. В каждом из них создавался совет народного хозяйства (совнархоз), которому передавались функции планирования и непосредственного руководства деятельностью предприятий и строек.
Новая организация производства и управления имела определенные положительные стороны: способствовала улучшению разделения труда и его кооперации в рамках экономического региона; быстрее стала формироваться производственная и социальная инфраструктура; полнее использовались местные ресурсы; сократились дальние перевозки.
Производство продолжало находится в подчинении местных совнархозов, а ведущие силы исследователей — в ведении госкомитетов, которые целенаправленно воздействовать на совнархозы не могли, не обладая для этого ни административными правами, ни материальными и финансовыми ресурсами. Тем самым реорганизации 1962 г. только увеличили отрыв науки от производства и затормозили реконструкцию технологии и замедлили процесс повышения качества продукции.
Таким образом, в первой половине 60-х гг. в скрытой или явной форме накопился ряд противоречий, которые неизбежно влекли за собой обострение экономической и социальной обстановки в стране.
Настойчивое, порой грубое увеличение темпов экономического роста, постоянная погоня за выигрышем во времени отодвинули в тень проблему качества — ключевую проблему второй половины XX в.
К середине 60-х гг. были накоплены теоретические заделы, отражавшие назревшую необходимость перестройки системы планирования и управления и частично апробированные на практике в ходе экономических экспериментов в масштабе нескольких предприятий или регионов. Октябрьский (1964 г.) Пленум ЦК КПСС, нацеливший на кардинальные перемены в народном хозяйстве, стал своеобразным катализатором, ускорившим процессы изменений в системе управления народным хозяйством.
Реформа 1965 г. В сентябре 1965 г. вопрос о хозяйственной реформе был вынесен на Пленум ЦК КПСС, который принял постановление “Об улучшении у правления промышленностью, совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства”.
Вскоре оно было конкретизировано в совместном постановлении ЦК КПСС и Совета Министров СССР “О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства” (октябрь 1965 г.). Эти решения выдвинули перед управлением в качестве центральных задач всемерное повышение эффективности производства, экономии затрат живого и овеществленного труда, неуклонного и значительного увеличения отдачи от капитальных вложений и основных производственных фондов.
В области государственного планирования намечалось повысить его научный уровень путем более широкого использования прогрессивных нормативов и балансовых расчетов, путем тесной увязки с научно-техническим прогрессом. Предполагалось превратить пятилетний план (с распределением важнейших заданий по годам) в основную форму государственного планирования развития народного хозяйства.
Чтобы обеспечить предельную четкость по вопросам расширения самостоятельности предприятий, Центральный Комитет КПСС и Совет Министров СССР специально определили их расширенные полномочия.
Было установлено, что они сами решают следующие вопросы производственно-хозяйственной деятельности:
• планируют объем производства, детальную номенклатуру и ассортимент продукции на основе доводимых до предприятий вышестоящими организациями плановых заданий, а также заказов, принятых предприятиями в порядке прямых связей с потребителями или сбытовыми и торгующими организациями;
• планируют и осуществляют за счет нецентрализованных капитальных вложений мероприятия по совершенствованию производства, обеспечивающие повышение эффективности производства;
• устанавливают и расширяют там, где это хозяйственно целесообразно, долговременные связи с потребителями продукции и поставщиками сырья, материалов, комплектующих изделий, оборудования и других изделий на основе планов материально-технического снабжения;
• планируют производительность труда, численность работников и среднюю заработную плату, устанавливают наиболее рациональную структуру управления предприятием;
• используют часть прибыли и другие средства, оставляемые в распоряжении предприятий, на материальное поощрение работников, социально-культурные мероприятия и жилищное строительство, на развитие производства и совершенствование техники;
• определяют наиболее рациональные формы материального поощрения, условия и размеры премирования на основе отраслевых типовых положений.
Расширение прав и самостоятельности предприятий намечалось осуществить в единстве с укреплением хозяйственного расчета и усилением материального стимулирования. В этой области предполагалось провести ряд важных мер, имеющих общую направленность на достижение более высокого уровня согласованности личных и коллективных интересов с общенародными (государственными).
Прежде всего было признано необходимым усилить роль прибыли в повышении материальной заинтересованности предприятий, работать рентабельно и полностью погашать за счет доходов свои расходы (принцип самоокупаемости).
Другое направление усиления экономического стимулирования предусматривало значительное расширение материальной основы для проявления оперативно-хозяйственной самостоятельности предприятий. Дело в том, что в 1964 г. в связи с исключительно жесткими условиями формирования фонда предприятия примерно половина всех промышленных предприятий не получила права иметь такой фонд, а на тех предприятиях, где он был создан, размер материальных поощрений в расчете на одного работника в год составлял менее 2 руб. Те небольшие средства, которые выделялись из фонда предприятия на жилищное строительство и развитие производства, не были обеспечены в плановом порядке сырьем, материалами и оборудованием.
Согласно реформе 1965 г. на предприятиях создавались три новых, значительно более крупных фонда:
• фонд материального поощрения: вознаграждения работников за годовые итоги хозяйственной деятельности, оказание единовременной помощи рабочим и служащим;
• фонд социально-культурных мероприятий и жилищного строительства: улучшение жилищных условий трудовых коллективов (сверх централизованных ресурсов, выделяемых на эту цель), строительство и содержание детских учреждений, пионерских лагерей, домов отдыха и санаториев, другие социальные нужды коллективов;
• фонд развития производства: финансирование капитальных вложений по внедрению новой техники, механизации и автоматизации, модернизации оборудования, обновлению основных фондов, совершенствованию организации производства и труда, а также мероприятия, направленные на освоение новых видов изделий, рост производительности труда, снижение себестоимости, улучшение качества продукции и повышение рентабельности производства.
Вновь была выдвинута идея перехода от безвозмездного и по существу бесплатного финансирования капитальных вложений из государственного бюджета к долгосрочному кредитованию за счет средств Госбанка СССР. Предполагалось, что система кредитования будет применена в первую очередь в отношении капиталовложений на действующих предприятиях. Что касается нового строительства, то здесь рекомендовалось систему долгосрочного кредитования применять для строек, затраты на которые окупаются в сравнительно короткие сроки.
Большое значение для укрепления хозяйственного расчета придавалось прекращению возмещения за счет бюджета недостатка собственных оборотных фондов, образующихся по вине предприятий. Платежи предприятий в государственный бюджет переводились на экономическую основу. Имелось в виду, что их главной формой станет новый норматив — плата за основные производственные фонды и оборотные средства, размер которой устанавливался в процентах (в большинстве случаев — 6%) к их стоимости.
Таким образом, был установлен минимальный размер экономического эффекта, который коллектив предприятия обязан был получить и выплатить государству за использование выделенных в его распоряжение средств производства.
Новинкой для того времени явилось и введение в обрабатывающей промышленности фиксированных (рентных) платежей в бюджет за счет прибыли для тех предприятий, которые находились в особо благоприятных природных и транспортных условиях и получали чистый (добавочный) доход, не зависимый от их собственных усилий или вложений их собственных средств.
Было установлено, что в первую очередь предприятие вносит в бюджет за счет прибыли плату за фонды и фиксированные платежи, а также уплачивает процент за банковский кредит. Затем за счет этого же источника образуются три фонда предприятия: материального поощрения, социально-культурных мероприятий и жилищного строительства, развития производства. Оставшаяся после внесения этих платежей и отчислений часть прибыли (так называемый свободный остаток прибыли) вносилась в бюджет.
Следовательно, хотя в распределении чистого дохода и был сделан определенный шаг к долевому (нормативному) подходу, но принцип “финансовой разверстки”, заложенный еще в начале 30-х гг., на этом этапе преодолеть не удалось.
Особое внимание при подготовке реформы 1965 г. уделялось ее главному направлению — перестройке организационной структуры. Предусматривалось:
• укрепить отрасль промышленности как важнейший производственно-технический и экономический комплекс в народном хозяйстве;
• обеспечить единство в руководстве производством, развитием науки, техники и экономики данной отрасли промышленности и улучшить использование материальных и финансовых ресурсов;
• повысить роль экономических факторов в работе промышленных предприятии;
• ликвидировать многоступенчатость органов управления и параллелизм в их работе и повысить ответственность работников органов управления промышленностью за порученное им дело.
При этом проявились три аспекта преобразований в области организационной структуры: укрепление централизованных начал в управлении промышленностью, ликвидация совнархозов и формирование объединений (фирм).
Главный упор был сделан на первые два аспекта. Воссозданный в начале 60-х гг. после тридцатилетнего перерыва ВСНХ был вторично упразднен. Его участь разделили государственные комитеты по отраслям промышленности. Вместо них с учетом производственно-технических особенностей отраслей были образованы общесоюзные, союзно-республиканские и республиканские министерства.
Большое значение имел тот факт, что на министерства возлагалась ответственность за удовлетворение потребностей народного хозяйства и населения в продукции, на выпуске которой они специализируются.
В их компетенцию вошли и вопросы разработки и проведения в жизнь единой технической политики и, соответственно, планирования, оперативного руководства производством, материально-технического снабжения, финансирования. В подчинение министерств перешли отраслевые научно-исследовательские институты. К сожалению, благое намерение о создании министерств нового типа реализовать в хозяйственной практике так и не удалось.
Таким образом, обоснованные в 1965 г. принципиальные положения по перестройке системы планирования и хозяйствования, несмотря на их незавершенность и известную непоследовательность, отражали достаточно крутой поворот экономической политики.
На сентябрьском (1965 г.) Пленуме ЦК КПСС были определены некоторые перспективы дальнейшего совершенствования методов хозяйствования на обозримый период, в том числе переход от централизованного финансирования капитальных вложений к долгосрочному кредитованию, от жесткого материально-технического снабжения — к гибкой оптовой торговле, от разрозненных предприятий — к их производственному объединению.
Нарастание противоречий в экономике. На рубеже 70—80-х гг. в мире начинается новый этап научно-технической революции (НТР), получивший название “микроэлектронная революция”. С этого момента уровень развития той или иной страны определяется уже не количеством выплавленной стали, добытого угля, а использованием микроэлектронной техники.
По этому показателю СССР отставал не только от западных, но и от новых индустриальных стран (Южной Кореи, Тайваня) на десятилетия. Экономика продолжала развиваться экстенсивно, в ее основе по-прежнему находились устаревшие, традиционные отрасли по производству продукции, в которых Советский Союз уже к 1970 г. был “впереди планеты всей”.
СССР производил больше всех в мире стали, чугуна, кокса, железной и марганцевой руды. Устаревшие отрасли требовали колоссальных природных ресурсов — электроэнергии, металла, которые к тому же использовались нерационально, поэтому сырьевой сектор работал с перегрузками. Ресурсы страны все больше истощались. Лишь небольшую часть советской экономики составляли современные производства высокой технологии, которые полностью работали на военные заказы, а в производстве современной бытовой техники СССР отставал на десятилетия.
Экономика страны была предельно милитаризована, работала в основном на ВПК. В общем объеме продукции машиностроения производство военной техники составляло более 60%, а доля военных расходов в валовом национальном продукте — около 23%.
По данным зарубежных источников, в начале 80-х гг. заводы СССР в год выпускали танков в 4,5 раза больше, чем США, БТР — в 5 раз, артиллерийских орудий — в 9 раз, атомных подводных лодок — в 3 раза. При этом в оборонной промышленности США работало 2,2 млн человек, тогда как в советской — 5—8 млн.
Чрезмерная военная нагрузка на народное хозяйство привела к колоссальным диспропорциям. Из-за огромной разницы издержек в разных отраслях экономики покупательная способность рубля была различной (в “оборонке” она равнялась 4—6 долларам США, в других отраслях была значительно ниже).
Практически не было единой денежной системы, а потому не срабатывали бюджетные методы регулирования экономики. Госплан не мог реально поддерживать баланс инвестиций и материальных ресурсов. Планируемые цифры увеличения добычи нефти, угля, производства электроэнергии были, по существу, фикцией.
Министерства предпочитали строить новые предприятия, а не переоснащать действующие. Следствие такой политики — в стране ручным и малоквалифицированным трудом было занято более половины работников материального производства — свыше 50 млн. В годы девятой пятилетки (1971—1975 гг.) экономический рост фактически прекратился. Видимость благополучия народного хозяйства обеспечивалась за счет “нефтяного допинга”.
Именно экспорт нефти, цены на которую на мировом рынке выросли в эти годы почти в 20 раз, позволял стране относительно безбедно существовать, решая продовольственную, космическую и другие “комплексные” программы. Главным образом за счет экспорта невосполнимых природных ресурсов в 60—70-е гг. шло интенсивное освоение восточных районов страны, формировались и развивались крупные народнохозяйственные комплексы — Западно-Сибирский, Саянский, Канско-Ачинский. Появились соответствующие мировому уровню автомобильные заводы (ВАЗ и КамАЗ), новые нефтехимические комплексы и предприятия оборонной промышленности.
В принципе были возможны и другие варианты дальнейшего развития страны. Однако “пражская весна” 1968 г. всерьез напугала советское руководство. Оно увидело, что экономические формы неотделимы от политических. Поэтому даже А. Н. Косыгин, реалистичнее других членов Политбюро ЦК КПСС представлявший истинное положение дел в экономике, не был склонен к принятию радикальных мер. Тем более к этому не был расположен сменивший его на посту Председателя Совмина СССР в 1980 г. И. А. Тихонов.
В начале 70-х гг. был нанесен удар по всем концепциям поворота к рыночной экономике. Само слово “рынок” стало критерием идеологической неблагонадежности. Со второй половины 70-х гг. начала меняться организация промышленного производства. Появились производственные и научно-производственные объединения (НПО). Практическим результатом подобных мер стал лишь гигантизм. Желаемого же слияния науки и производства не произошло.
Зато в эти годы быстро и успешно шло слияние официальной экономики с теневой — разного рода полузаконной и незаконной производственной и торговой деятельностью, в которую были втянуты целые предприятия. Доходы теневой экономики исчислялись многими миллиардами. К началу 80-х гг. стала очевидна неэффективность попыток ограниченного реформирования советской системы. Страна вступила в период глубокого кризиса.
Научно-технический прогресс (середина 50-х — начало 70 -х гг.). Без углубленного анализа этого противоречивого периода трудно понять, как и почему началось отставание в сфере ведущих направлений научно-технического прогресса.
50-е гг. принято считать начальным этапом НТР. Первые попытки целенаправленного использования ее достижений, нашедшие отражение в политике “ускорения научно-технического прогресса”, провозглашенного июльским (1955 г.) Пленумом ЦК КПСС, начались в достаточно противоречивых условиях.
С одной стороны, резко активизировался процесс осмысления новых явлений в послевоенном развитии науки и техники. Он опирался на весомые результаты в атомной энергетике, металлургии, ракетной технике и некоторых областях оборонной промышленности, в решении отдельных теоретических проблем фундаментальной науки. В частности, советские ученые заложили основы квантовой электроники, оказавшей революционизирующее влияние на многие отрасли науки и техники.
С другой — сказывалось тяжелое наследие прошлого, проявившееся в отсутствии серьезных заделов на мировом уровне по ряду важнейших направлений НТР в области кибернетики, физиологии, генетики, отдельных разделов физики, социологии, демографии, демографической географии, менеджмента.
Отставание в последующем не удалось ликвидировать не только потому, что хозяйственный механизм в технике, науке в условиях административно-командной системы отторгал новинку, но также из-за серьезных просчетов в самой научно-технической политике.
Они коренились в неверных или упрощенных теоретических представлениях о степени зрелости и перспективах социально-экономического развития советского общества, в отсутствии четкого механизма взаимодействия “наука — политика”, что приводило к неправильным стратегическим и тактическим решениям.
Некоторые ученые понимали, что путем простого наращивания количественных изменений не добиться качественных сдвигов, что реализация достижений науки подчиняется прежде всего объективным экономическим законам. Тем не менее система новых экономических отношений (несмотря на попытки реформы 1965 г.) так и не была введена. В те годы не удалось преодолеть убеждения в том, что трудности научно-технического прогресса объясняются не экономическими причинами.
Сложилась парадоксальная ситуация, которая до конца не изжита и поныне, когда предприятия оказались не заинтересованными во внедрении в производство научно-технических достижений.
Научно-техническая политика тех лет, при всех недостатках и просчетах, была первой попыткой планомерного развертывания НТР в условиях социализма. В этом видится ее определенная целостность, прогрессивная направленность, давшая впоследствии позитивные результаты. Показательно, что если, по американским расчетам, СССР отставал по уровню промышленного производства от США в 1940 г. на 39 лет, в 1960 г. — на 14 лет, то к 1967 г. — только на 6 лет.
Политические структуры общества получили возможность активно опираться на достижения современной науки, более эффективно вести разработку и корректировку политического курса, в том числе в сфере научно-технического прогресса. Частично эти возможности были использованы ЦК КПСС, который активно внедрял разнообразные формы общественных начал в научно-техническом творчестве трудящихся, стимулировал развитие научной организации труда в промышленности, поддерживал становление прикладной социологии на производстве.
Ярким проявлением волюнтаризма в руководстве наукой стало крайне непоследовательное отношение к развитию генетики, директивное навязывание Академии наук новых ее членов, пренебрежительное отношение к серьезной научной проработке вопросов охраны окружающей среды, сокрытие в угоду сформировавшемуся военно-промышленному комплексу последствий функционирования ряда перспективных, но и вредных производств оборонной промышленности. Ярким примером может служить ядерная авария на Южном Урале в 1957 г., масштабы и последствия которой (и то не в полной мере) стали известны лишь недавно.
Уход с политической арены Хрущева, осуждение (принявшее форму “разносной” кампании) волюнтаризма и субъективизма возродили на какой-то момент надежды на выработку в дальнейшем политики на подлинно научной основе.
Новые руководители партии и правительства не только декларировали такой подход, но и предприняли во второй половине 60-х гг. определенные практические шаги по созданию более рациональных, применительно к требованиям НТР, условий развития науки, укреплению связей в системе “наука — политика”.
К концу 60-х гг. все больше давала себя знать тенденция, связанная с курсом на стабилизацию политической, экономической, социальной жизни общества. Такая линия, возведенная в догму, неизбежно прокладывала дорогу идеологии “застоя”, первые симптомы которого обнаружились уже в конце 60-х гг.
Каких-либо концептуальных изменений научно-техническая политика во второй половине 60-х гг. не претерпела.
К тому же рост научного потенциала страны все чаще сопровождался усилением бюрократии в организации самой науки. Именно в эти годы мы столкнулись с рецидивами администрирования, поощрения монопольного положения тех или иных ученых или научных школ, со все большей политизацией общественных дисциплин (роль которых стали сводить к комментаторской функции), с откровенным игнорированием мнения ученых, которые говорили правду о положении дел в стране в целом и в сфере научно-технического прогресса в частности.
Вновь нестандартным подходам в науке стали вменять в вину отступление от “незыблемых основ”. Так, в конце 60-х гг., по существу, подвергли разгрому Институт социологии, из которого были вынуждены уйти 120 социологов и политологов.
Экономистов стали не только прорабатывать за увлечение рынком, но во многом пренебрегли их рекомендациями в ходе осуществления экономической реформы. Было наложено табу на некоторые исследования кибернетиков. Без внимания оставили предупреждение большой группы армянских ученых о недопустимости строительства атомной электростанции в сейсмически активной зоне.
Ученые продолжали трудиться. Но их деятельность была не только стеснена и ограничена (в смысле выхода “на люди”, широкой публикации трудов), но и деформирована в своей общественной значимости, а то и сопряжена с прямым риском. Достаточно вспомнить специалистов в области социального познания: философов А. Ф. Лосева и М. К. Мамардашвили, социолога Д. А. Леваду, историков П. В. Волобуева, В. П. Данилова и Р. А. Медведева, теоретика по проблемам управления Г. П. Щедровицкого, экономиста Г. С. Лисичкина, литературоведов и языковедов М. М. Бахтина и Ю. М. Лотмана и др.
Далеко не каждый был готов продуктивно трудиться в таких неблагоприятных условиях, когда стали пользоваться средствами “общественного воздействия”, изгонять из партии, с работы, отлучая от науки, лишая заработной платы, а нередко и “дыма Отечества”. Трудно сегодня подсчитать, скольких талантливых ученых и твердых духом людей лишилось общество, поскольку эти люди не получили возможности конструктивно работать ради общественного обновления. А некоторые из них были вынуждены эмигрировать.
Не подлежит сомнению, что определенный процент четвертой волны эмиграции из СССР в годы “застоя” составили советские ученые (Р. Казаринов — специалист с мировым именем в области полупроводников, работающий на американской фирме “Белл телефон”, А. Капленн — авторитет в области электроники, заведующий кафедрой в университете имени Джона Хопкинса в Балтиморе, А. Хачатурян — специалист в области физики металлов, работающий в университете в Беркли, и др.).
Исчерпание источников экстенсивного развития народного хозяйства, свертывание (особенно после чешских событий 1968 г.) экономической реформы — все это в той или иной степени осознавалось в обществе.
Формировавшаяся идеология “застоя” коснулась науки в не меньшей степени, чем других сфер.
Процесс усиления централизованных начал в развитии народного хозяйства (что противоречило целям хозяйственной реформы 1965 г.) привел к тому, что развитие самой науки все более стало приобретать характер ведомственной деятельности со всеми присущими ей отрицательными качествами: ориентацией на внутренние интересы, стандарты и критерии, бюрократизацией, стремлением к экстенсивному росту.
Отдача научного и научно-технического потенциала стала снижаться. Начавшийся на рубеже 60—70-х гг. кризис общества, появление первых признаков механизма торможения в народном хозяйстве во многом было связано с негативными деформациями в формах и методах работы по руководству научно-техническим прогрессом.
Критическое рассмотрение опыта если и делалось, то в урезанном виде, а недостатки и упущения оценивались как временные трудности в целом поступательного развития экономики.
Привычнее становилось создание новых форм контроля, обмена опытом, планирования. Множились всевозможные советы при горкомах и обкомах, семинары секретарей и партгрупоргов, различные комиссии и т. д. Что же касается реальной отдачи от работы всех этих органов, то она нередко оказывалась малоэффективной и в конечном счете проявилась в резком отставании в сфере ведущих направлений научно-технического прогресса, которое обозначилось в 70-е гг.