9.2. Социальные и политические истоки тоталитаризма

На рубеже 20-30-х гг. в СССР формируется система тоталитаризма. Ее истоки уходят непосредственно к событиям Октябрьского переворота 1917 г., Гражданской войны и политики “военного коммунизма” и опосредованно — к особенностям политической истории самодержавной России XIX — начала XX в.

Большевики опирались на ту часть народа, которая восприняла их лозунги и с готовностью их поддерживала. В Советской России, разоренной двумя войнами (империалистической и гражданской), это были люмпенизированные массы, для которых лозунг “Грабь награбленное!”, идея насильственного перераспределения собственности на основе принципа всеобщей уравнительности представлялись справедливыми и отражали их понимание целей и смысла революции.

Именно выходцы из этого слоя составили просталинский номенклатурный кулак в партии, поддержавший продвижение Сталина к вершине власти, обеспечивая тем самым и собственную карьеру.

Выдвигая в аппарат людей определенного склада — преданных ему лично, готовых к беспрекословному подчинению, раболепию и лести и в то же время ориентированных на силовые методы управления, неразборчивых в средствах, Сталин создавал тем самым ступени для своего возвышения.

Не только личное честолюбие объединяло Сталина и новых функционеров партии. Их связывало и непринятие нэпа, который они рассматривали как отступление от “подлинно революционного пути” к социализму, и стремление к сохранению командных методов управления обществом, сложившихся в период “военного коммунизма” и Гражданской войны, и “революционное нетерпение” — желание “одним прыжком” продвинуться к социализму, и относительно низкий уровень культуры, причудливо сочетавшийся с убеждением в своем особом классовом превосходстве.

Предпосылкой возникновения тоталитарной системы была и монополия РКП(б)—ВКП(б) на власть в стране, возникшая после левоэсеровского мятежа в июле 1918 г. и разрушившая правительственную коалицию большевиков с левыми эсерами.

Монополия, бесконтрольность власти неизбежно ведет к вседозволенности, а далее — к загниванию и перерождению аппарата. Противовес этому в виде внутрипартийной демократии не срабатывал, ибо расширительное и абсолютное толкование резолюции X съезда РКП(б) “О единстве партии” привело к полной ликвидации прав партийного меньшинства, к неограниченному диктату Сталина и к созданию того формального “единства” партийных рядов, которое фактически превратило всю партию в безгласный придаток партийного аппарата.

Итак, вместо диктатуры класса — диктатура ЦК. Отсюда лишь один шаг до диктатуры вождя.

С декабря 1927 г. начинает активно формироваться культ личности И. В. Сталина.

Культ личности как политическое явление связан с установлением явной или скрытой диктатуры личной власти, “право” на которую проистекает из признания и провозглашения особых достоинств человека (достоинств, которых может и не быть), якобы возносящих его над другими людьми. Но эта диктатура — лишь вершина пирамиды, в которой на каждой ступени есть свой авторитарный “вождь”, осуществляющий всю полноту власти на “вверенной” ему территории.

Поскольку все этажи этой пирамиды власти заполняются сверху и ответственны лишь перед вышестоящими лицами и организациями, то всем этим большим и маленьким “вождям” безразлична позиция и интересы народа. Поэтому демократические институты и сама демократия свертываются и уничтожаются или приобретают формальный характер. В стране устанавливается тоталитарный режим.

Важнейшим элементом этой системы в нашей стране стала партия. На XVIII съезде партии (1939 г.), говоря о партийных кадрах, Сталин заявил: “Кадры партии — это командный состав партии, а так как наша партия стоит у власти — они являются также командным составом руководящих государственных органов”.

Сталинская идея о партии как ордене меченосцев, сформулированная им для себя еще в 1921 г., реализуется в 30-е гг. ВКП(б) фактически милитаризуется, окончательно утрачивая демократические черты.

Нормальным и закономерным явлением в жизни номенклатурных кадров было перемещение их с партийной работы на советскую и обратно. Происходило сближение и слияние партийных органов с комсомолом, профсоюзами, другими общественными организациями.

Административно-командная система возникла вместе с созданием государственной централизованной системы планового хозяйства, управление которым из одного центра было бы невозможным без жесткого ведомственного аппарата, объединяющего все производственные предприятия отрасли и устанавливающего волевым способом внутрихозяйственные связи.

В эту систему была завязана и партия, местные (территориальные) и производственные ячейки и органы которой несли всю полноту ответственности за результаты деятельности промышленных и сельскохозяйственных предприятий региона.

Сложилось господствующее положение Коммунистической партии и одновременно фактически бесправное и безответственное положение государственных и хозяйственных органов и общественных организаций.

Действуя по директивам партийных органов, часто некомпетентных, они не могли в свое оправдание даже сослаться на эти директивы: существовало жесткое запрещение “письменных ссылок в советском и профсоюзном делопроизводстве на решения партии”, что в свою очередь снимало ответственность за принятые решения с партийного аппарата.

Командно-бюрократическая система, бюрократический аппарат создавался Сталиным и был необходим ему для захвата и осуществления абсолютной власти в стране. Но вместе с тем и аппарату нужен был Сталин: он был гарантом стабильности власти аппарата, обеспечивал многие привилегии для его работников, являлся его идеологическим воплощением.

Так сложилась партия-государство, в котором реальной властью обладал партийно-советско-хозяйственный номенклатурный аппарат, управлявший всеми сторонами жизни общества. Трудящиеся же массы — рабочие, крестьяне-колхозники и интеллигенция — были на деле отчуждены от власти, ибо демократические институты, провозглашенные Конституцией, выполняли роль “демократической ширмы”, прикрывавшей авторитарный режим.

По мере усиления роли Сталина все меньшую роль в жизни страны стали играть не только советские учреждения, но и коллективные органы руководства партией. Все реже стали созываться съезды партии, при жизни Ленина проходившие ежегодно.

Все это, деформируя политическую систему общества, уводило ее далеко в сторону от провозглашенных идей народовластия. В стране к концу 30-х гг. сложился не имеющий аналога в истории тип антинародного государства, общественный уклад, враждебный интересам свободного и творческого развития человека.

Становление советского тоталитаризма сопровождалось массовым насилием над народом. Репрессии, точное число жертв которых до сих пор не подсчитано, охватили все социальные слои, коснулись судеб десятков миллионов людей. Не только сами эти процессы, но и созданное в их результате тоталитарное общество, бюрократическое государство, политический режим личной диктатуры требовали соответствующего идейнотеоретического обоснования, оправдания и камуфляжа. Все это было дано идеологией сталинизма.

Сталин управлял народом с помощью команды, приказа, насилия, но никогда не упускал возможности “обосновать” свои действия “теоретическими” выводами, положениями, ссылками на классиков. По крайней мере два поколения советских людей были воспитаны в духе преклонения перед “гением” Сталина, в духе безграничной веры в справедливость каждого его слова, в духе страха перед малейшим отступлением от официальной оценки любого явления или события.

Сталинизм как идеология отличался крайним догматизмом, абсолютной непримиримостью к любым отклонениям от единственной, официально выраженной и утвержденной точки зрения.

Всякое инакомыслие в партии и обществе жестоко преследовалось и практически исключалось. Не только члены партии (для них это было требованием партийной дисциплины в ее сталинской интерпретации), но и беспартийные трудящиеся обязаны были, под страхом приобщения к категории “врагов народа”, проявлять полный конформизм и согласие с общеустановленными суждениями.

Именно страх быть без причины обвиненным в “ереси”, что неизбежно сопровождалось всякого рода проработками, увольнением с работы, исключением из партии, а то и арестом, порождал конформизм среди научной интеллигенции. Но сказать, что сталинизм держался исключительно на страхе, было бы неверно. Иначе он рухнул бы вместе с крушением сталинщины и не дотянул бы до наших дней.

Рассчитанная на восприятие ее теоретически неразвитым сознанием “широких масс трудящихся”, идеология сталинизма характеризовалась схематичностью.

Сталин уничтожил не только сотни тысяч “старых”, “буржуазных” интеллигентов, но и весь интеллектуальный цвет ленинской гвардии большевистской партии. Замещавшая их место “новая” интеллигенция (также, впрочем, не избежавшая репрессий) в своем большинстве отличалась низкой образованностью и ограниченным кругозором.

Основной постулат сталинизма — признание непрерывного обострения классовой борьбы в области идеологии как внутри страны, так и на международном уровне позволял поддерживать постоянную идеологическую напряженность в обществе, направленную против малейших оттенков инакомыслия, плюрализма мнений, самостоятельности суждений.

Создание “образа врага” — неотъемлемая черта идеологии сталинизма. Распространение подозрительности под видом бдительности, одобрение и поощрение доносительства неизбежно вело к разобщению людей, росту недоверия между ними.

Противоестественное с точки зрения разума, но реально существовавшее в сознании народа сочетание ненависти к действительным и мнимым врагам и страха за себя и своих близких, обожествление Сталина и некритическое принятие пафоса лживой пропаганды, подлинный трудовой энтузиазм масс людей (имевший место, по многочисленным свидетельствам, даже среди заключенных в концлагерях ГУЛАГа) и терпимость к низкому уровню жизни и бытовой неустроенности — все это оправдывалось необходимостью противостоять “врагам народа” и в борьбе с ними построить “царство свободы и справедливости” под лозунгом “Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!”

На протяжении четверти века кампании против “врагов народа” были фактически непрерывными. Конечной “сверхзадачей” всей этой чудовищной деятельности было создание системы идейного террора, страха и формального единомыслия.

Сталинизм как идеология противоречил принципам общечеловеческой морали и подлинным идеалам марксизма, он весь был построен на лжи и фальсификации. “Большая Ложь” пронизывала теорию и практику, политику и экономику, историю и искусство. Фальсифицировалась история партии, жизнь и деятельность В. И. Ленина и, конечно, самого Сталина, искажались статистика и результаты социальных процессов, происходивших в обществе, разрывались слово и дело, желаемое выдавалось за действительное.

Оборотной стороной лжи и фальсификации было полное отсутствие гласности и безграничная секретность, касавшаяся прошлого и настоящего, и прежде всего любых реальных негативных явлений, якобы порочащих социализм, который изображался как идеальное общество, лишенное (в отличие от “гниющего капитализма”) острых проблем, серьезных противоречий и существенных недостатков.

К сожалению, эта заложенная сталинизмом практика лживой идеализации реального социализма проявилась и после Сталина — в форме борьбы против правды истории под флагом “защиты” социализма от попыток его якобы “очернения”.

Технология террора. Авторитарно-деспотический режим выступал в качестве главного средства поддержания необъятной личной власти Сталина, давал ему и его окружению возможность осуществлять репрессии, направленные на сокрушение не столько реальных, сколько мнимых противников, на поддержание атмосферы всеобщего страха.

Репрессии, стоившие жизни миллионам людей и исковеркавшие судьбы десятков миллионов, стали наиболее страшным выражением политической сущности сталинизма.

Факты позволяют оспорить упрощающие прошлое стереотипы, уточнить некоторые оценки, яснее представить один из самых сложных и трагических периодов нашей многострадальной истории.

В первые годы советской власти создаются объекты будущего ГУЛАГа. В декрете СНК от 14 марта 1919 г. “О рабочих дисциплинарных судах” для нарушителей трудовой дисциплины и лиц, не выполнявших норм выработки, предусматривалось наказание до шести месяцев заключения в лагере принудительных работ.

Идея создания “школы труда” для арестованных была закреплена в постановлении ВЦИК от 11 апреля 1919 г. “О лагерях принудительных работ”. Впервые законодательно закреплялось существование концлагерей. Они были созданы в трехмесячный срок во всех губернских городах.

1 июня 1922 г. был принят Уголовный кодекс Российской Федерации. Широко известна печально знаменитая ст. 58 этого Кодекса — “Контрреволюционные преступления”. В ней было 14 пунктов, по 13 из них предусматривалась высшая мера наказания — расстрел. Наиболее часто в 30-е гг. обвинения предъявлялись именно по ст. 58: п. 1 (измена Родине), п. 6 (шпионаж), п. 7 (подрыв государственной промышленности, транспорта, кооперации), п. 8 (совершение террористических актов), п. 10 (контрреволюционная (антисоветская) пропаганда и агитация), п. 11 (участие в контрреволюционной организации).

До половины всех обвиняемых в 30-е гг. были осуждены по ст. 58 п. 10, предусматривавшей уголовную ответственность вплоть до применения высшей меры наказания в случаях: клеветнических высказываний в адрес руководителей партии и правительства; дискредитации внешней политики СССР; ведения религиозной пропаганды; высказываний пораженческих настроений; попыток дискредитации РККА; высказываний об экономическом положении трудящихся в СССР и восхвалении капитализма; контрреволюционных выпадов по отношению к коммунистам; систематического отказа от работы в лагерях НКВД и др.

Обращает на себя внимание широкий состав уголовных преступлений, за которые суды могли назначить высшую меру наказания. Так, в главе 1 “Контрреволюционные преступления” из 17 составов уголовных преступлений 14 предусматривали высшую меру наказания. По многим составам уголовных преступлений, в том числе и не представляющим большой общественной опасности (отказ от внесения налогов, убой скота и др.), была предусмотрена конфискация всего имущества.

Если суд лишал подсудимого прав, то он лишался не только прав политических, но и элементарных условий для физического существования. Например, при полном лишении прав человеку не только запрещалось занимать те или иные должности, он лишался права на пенсию, на пособие по безработице, лишался и родительских прав.

Необоснованные репрессии с каждым годом усиливались. Суды уже не справлялись с нарастающим количеством дел. Все больше дел стало рассматриваться в упрощенном порядке несудебными органами — “двойками”, “тройками”, особыми совещаниями. Эти органы никому не были поднадзорны и действовали по собственному усмотрению, творя произвол и беззаконие. Прокурорский надзор отсутствовал. Отстраненные от этой работы прокуроры нередко сами подвергались репрессиям.

Возникновение репрессивной системы на рубеже 2030-х гг. — не случайное, а закономерное явление. Когда встал вопрос об источниках осуществления ускоренной индустриализации страны и о методах коллективизации крестьянства, у сталинского руководства был уже готов ответ: орудием проведения индустриализации и коллективизации станет развитой репрессивный аппарат: исправительно-трудовые лагеря ГУЛАГа НКВД СССР.

К 1930 г. было сформировано шесть управлений исправительно-трудовых лагерей (ИТЛ) ОГПУ СССР: Северного Кавказа, района Белого моря и Карелии, Вышнего Волочка, Сибири, Дальнего Востока и Казахстана.

Лагеря и трудовые колонии играли все более заметную роль в экономике страны. Труд заключенных стал применяться для реализации крупномасштабных хозяйственно-экономических проектов, а хозяйственные органы планировали свою деятельность с учетом возможности использования заключенных. Круг замкнулся в 1934 г., когда с созданием общесоюзного НКВД все советские лагеря были объединены в единую систему Главного управления лагерей (ГУЛАГ).

В 30-е гг. четкое функционирование репрессивной системы обеспечивали карательные органы. С созданием Союза ССР руководство органами безопасности было отнесено к компетенции СССР, и в 1923 г. создается единый общесоюзный орган — Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) при СНК СССР. Система его органов состояла из ОГПУ СССР, ГПУ союзных республик, политотделов при исполкомах Советов и особых отделов в Красной Армии и на транспорте.

В декабре 1930 г. НКВД союзных республик упраздняются, а их функции выполняют созданные при СНК республик управления милиции и угрозыска. В СССР по-прежнему действовало ОГПУ СССР, да еще для руководства органами милиции союзных республик и для проведения в СССР паспортной системы в 1932 г. было образовано Главное управление рабоче-крестьянской милиции при ОГПУ СССР.

В этом же году проводятся и другие реорганизации. Образуется НКВД СССР. Вместо ОГПУ в системе НКВД СССР создается Главное управление государственной безопасности (ГУГБ). Органы НКВД осуществляли тотальный контроль за всеми сферами жизни советского общества.

В целях проведения массовых репрессивных акций в конце 20-х — начале 30-х гг. в СССР была создана хорошо отлаженная и материально обеспеченная система судебных и несудебных органов.

Система судебных органов была представлена Военной коллегией Верховного суда СССР, Верховными судами союзных республик, областными судами, судами железных дорог, военными трибуналами военных округов и различных войсковых формирований, в том числе НКВД.

Наряду с судебными органами существовала система несудебных органов. Она начала формироваться еще в 1923 г. 15 февраля 1923 г. постановлением ЦИК СССР была учреждена Судебная коллегия ОГПУ. Она имела право рассматривать во внесудебном порядке дела о диверсиях, вредительстве и других преступлениях, вопросы применения всех мер наказания.

По постановлению ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 г. при Народном комиссариате внутренних дел было образовано Особое совещание. Этому органу первоначально было предоставлено право применять “к лицам, признаваемым общественно опасными” ссылку, высылку и заключение в лагерь сроком на 5 лет. Его права были значительно расширены, вплоть до применения высшей меры наказания.

В состав Особого совещания входили: народный комиссар внутренних дел, заместитель народного комиссара внутренних дел, начальник Главного управления милиции. Одновременно в 1934 г. был создан еще один несудебный орган — комиссия СССР и Прокурора СССР по следственным делам (“двойка”).

К политическим репрессиям с полным основанием можно отнести массовое и трагическое по своим последствиям раскулачивание. С конца 1929 г. до середины 1930 г. в СССР было “раскулачено” свыше 320 тыс. семей (не менее 2 млн человек), конфисковано имущества стоимостью свыше 400 млн руб.

Репрессивные акции продолжались и после завершения коллективизации. Предполагалось наказывать (за срыв и саботаж хлебозаготовок и других кампаний) городских жителей, отказавшихся в связи с паспортизацией 1932—1933 гг. выезжать из Москвы, Минска и Ленинграда; бежавших из деревень, снятых с промышленного производства кулаков, а также людей, высланных в 1933 г. в порядке “очистки” государственных границ, осужденных органами ОГГТУ и судами на срок от 3 до 5 лет включительно.

1932 г. открыл новую печальную страницу репрессий. 7 августа 1932 г. ВЦИК и СНК СССР был принят Закон “Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности” . Закон предусматривал только одну меру наказания — расстрел, и только в исключительных случаях, при смягчающих обстоятельствах — лишение свободы сроком на 10 лет. По данным Верховного суда СССР, только судебными органами в период 1933—1939 гг. было осуждено 78 691 человек. Если к этому добавить осужденных коллегией ОГПУ СССР и полномочными представительствами ОГПУ в республиках, краях и областях, то эта цифра превысит 540 тыс. человек.

Карательные органы в 1929—1933 гг. осуществляли акции, направленные против интеллигенции.

В речах, статьях и заявлениях Сталина начала 30-х гг. можно найти немало призывов к сотрудничеству со старой, “буржуазной” интеллигенцией. Однако дела Сталина решительно расходились со словами.

Во-первых, репрессии нередко обрушивались на людей за их некоммунистические или немарксистские взгляды, хотя большинство из них вообще не занималось политикой.

Во-вторых, стремясь возложить на “буржуазных спецов” ответственность за все просчеты в индустриализации и планировании, Сталин начал кампанию компрометации и разгрома значительной части беспартийных специалистов, которые вполне лояльно относились к советской власти и приносили ей немалую пользу своими знаниями и опытом.

Сталину были необходимы “оправдательные” аргументы перед партией, народом, историей. Он их фальсифицировал с помощью политических процессов. К врагам партии и государства руководство ВКП(б) отнесло многих вернувшихся на родину эмигрантов, немало зарубежных коммунистов, работавших в Коминтерне и его организациях. Сюда же попали и те, кто когда-то был исключен из партии, “обижен” советской властью, когда-либо выражал политические сомнения.

Большую группу составляли чекисты. Некоторые их них уничтожались потому, что пытались хотя бы косвенно саботировать преступные замыслы, а иные, наоборот, сами попадали в разряд врагов, как, например, Ягода, Фриновский, Берман и многие другие за то, что слишком многое знали. На таких людей Сталин впоследствии списывал все “перегибы”, извращения, “вредительство в органах НКВД”.

Сталин стремился не просто физически уничтожить своих реальных и потенциальных оппонентов, но предварительно вывалять их в грязи аморализма, “измены”, “предательства”. Все процессы являют собой беспрецедентный пример самоунижения, самооговоров, самоосуждений.

В архивных материалах периода 30-х гг. обнаруживаются наиболее типичные формы неприятия репрессий, сопротивления им.

Встречались случаи оказания помощи в попытках уклониться от ареста, разного рода содействия семье арестованного, содействия самому заключенному в каких-либо жизненно важных обстоятельствах, факты обеспечения каких-то благоприятных условий для самого заключенного со стороны отдельных работников ОГПУ—НКВД и даже случаи создания видимости сурового допроса и т. д.

Эти формы поведения были продиктованы часто нравственным чувством, в ряде случаев личной симпатией к преследуемому. Но это было действие против официальных указаний, против официальных идеологических установок.

Крайнє редко встречались факты прямого (и даже официального) осуждения репрессивной политики (в том числе и со стороны партийных и советских работников, сотрудников НКВД, прокуратуры и т. д.). Такие формы осуждения репрессий кончались почти всегда одинаково, причем быстро: гибелью сочувствующего. Поэтому не удивительно, что таких людей было ничтожно мало.

Наши знания об оппозиции ограничены: сопротивление “культу личности” скрывается, уходит в подполье, рассыпается на группки, порой ограничивается лишь личным негативным отношением к политической ситуации. Мы знаем (по материалам официальных решений центральных органов партии) лишь о вершине этого айсберга. Ибо, хотя репрессивный аппарат партии и государства был еще не столь масштабен и жесток, каким он стал после убийства С. М. Кирова, все же он был уже достаточен для того, чтобы неприятие “культа” тщательно скрывалось.

Политическим индикатором распространения этих взглядов было голосование на XVII съезде ВКП(б) при выборах руководящих органов партии.

Если сопоставить данные о голосовании с выступлениями на съезде, где все без исключения славили мудрость и гениальность И. В. Сталина, то станет ясно, что налицо была достаточно весомая политическая оппозиция сталинщине и лично И. В. Сталину, а результаты выборов были фальсифицированы.

Против С. М. Кирова было подано три голоса, против И. В. Сталина — около 300, т. е. около 1/4 от числа делегатов с решающим голосом, участвовавших в голосовании. Отрезвление после вакханалии “культовых” славословий было для И. В. Сталина, надо полагать, ужасным.

После убийства Кирова 1 декабря 1934 г. поток репрессий усилился.

В декабре 1934 г. ЦИК СССР принял постановление “О рассмотрении дел о преступлениях, расследуемых НКВД СССР и его местными органами”. Если раньше такие дела рассматривались только органами ОГПУ—НКВД, то теперь это право было предоставлено судебным коллегиям областных судов.

В соответствии с постановлением дела, расследуемые органами НКВД о шпионаже, диверсиях, стали рассматриваться Военной коллегией Верховного суда СССР и военными трибуналами округов. Именно эти акты законодательным образом закрепили массовые беззакония в центре и на местах, создали “правовую базу” для проведения репрессий.

20 мая 1936 г. опросом членов Политбюро ЦК ВКП(б) было принято постановление, подписанное И. В. Сталиным. В нем указывалось, что ввиду непрекращающейся контрреволюционной активности троцкистов НКВД СССР предлагается направить находившихся в ссылке и режимных пунктах исключенных из ВКП(б), проявлявших враждебную активность и проживавших в Москве, Ленинграде, Киеве, Минске и других городах Советского Союза троцкистов в отдаленные концлагеря на срок от 3 до 5 лет. Всех же арестованных предлагалось судить Военной коллегией Верховного суда СССР с применением к ним высшей меры наказания — расстрела.

Новая волна массовых репрессий обрушилась на ни в чем не повинных людей в 1937—1938 гг. Никакой “белый террор”, никакая война не могли бы нанести такой урон народу, который нанес Сталин, защищая личную абсолютную власть.

Среди ряда бывших партийных руководителей периода 30-х гг. широко была распространена версия о “необходимости” репрессий в стране.

Люди, которых устранял Сталин, имели большую власть и были популярны. И, безусловно, ответственность за их истребление несет не он один: не бывает культа без массы бездумных, на все готовых людей.

Несостоятельны появляющиеся в печати объяснения массовых репрессий исключительной мстительностью И. В. Сталина, сведением личных счетов с политическими противниками. Так можно уничтожить (физически или политически) десятки, сотни, тысячи, но не миллионы людей.

Репрессии носили не узколичностный и не бессистемный, а политический характер. Сталин был убежден, что идея классовой борьбы является основополагающей, что “классовые враги” существуют всегда.

Причины умонастроения масс, поверивших во “врагов народа”, можно объяснить наложением нескольких факторов. Прежде всего действовало культовое отношение к “вождю”. Существенное значение имел комплекс антиинтеллигентских настроений, и без того достаточно распространенный в СССР, где интеллигенты отождествлялись с дворянами, помещиками и т. п.

Действовал и вполне реальный комплекс капиталистического окружения: делался вывод, что кругом враги и “внутри” полно их агентуры. Конечно, был вполне реальный шпионаж капиталистических государств. Сохранялась возможность действий со стороны представителей контрреволюционных политических групп и группировок, в основном бывших эмигрантов. Поэтому утверждения органов НКВД о существовании контрреволюционного подполья в СССР могли казаться правдоподобными.

Фактически была создана (и во многом руками будущих жертв) политическая обстановка, когда потенциальная возможность массовых политических репрессий “висела в воздухе”.

Ложь органов НКВД, вранье печати, бесчисленные речи в поддержку “справедливых приговоров” создали ситуацию, при которой узнать, в чем причины происходящего, негде, обратиться за помощью не к кому, обличить явных негодяев никто не позволит.

Большинство верило Сталину и органам НКВД. Были и сомневающиеся, чаще всего если речь шла о каких-то конкретных случаях, но и они молчали.

В 1937 г. ЦК ВКП(б) и СНК СССР приняли ряд мер с целью усилить роль органов безопасности. Для сотрудников НКВД были установлены воинские звания на три ступени выше, чем в Красной Армии, их денежное содержание было увеличено сразу вчетверо и значительно превысило заработную плату работников и служащих государственных учреждений. За проведение “операций” сотрудники органов могли представляться к награждению боевыми орденами и медалями.

Были расширены штаты союзного и республиканского НКВД, городских и районных отделов госбезопасности. Специальные отделы были созданы на всех крупных предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях страны. Под контролем НКВД находились и все средние предприятия, парки, библиотеки, театры и т. д.

По всей стране была создана широкая сеть осведомителей и доносчиков, работавших на “добровольных началах”. Специальные дела были заведены на всех, кто работал на оборонных предприятиях, стройках, железной дороге.

Создается система утверждения кадров. Все секретари — от ЦК до райкомов партии — утверждались на свои посты только после согласования с органами НКВД.

Областные и городские управления НКВД получали разнарядки на определенное количество раскрытых “врагов народа”. Разными путями, в том числе с использованием заблаговременно накопленных доносов секретных осведомителей и общественных “помощников”, срочно полученных новых “признательных” показаний ранее арестованных и т. п., составлялись списки конкретных людей под “разнарядку”. Затем они арестовывались.

Перевыполнять “норму” разрешалось, но за недовыполнение следовало встречное наказание — вплоть до высшей меры “социальной защиты”. Поэтому широко бытовала практика, когда арестованных тут же в “подходящем” месте — в лесу, в овраге, на кладбище — расстреливали, а задним числом оформляли дела с “признательными” показаниями.

Для активизации этой “работы” между городскими и районными отделами НКВД было развернуто “социалистическое соревнование” по принципу: кто больше арестует “врагов народа” по указанным категориям.

Цель репрессий — не только в изоляции или уничтожении неугодных. Надо было с помощью пыток и истязаний сломить волю, заставить людей дать ложные показания в совершении “контрреволюционных преступлений”, назвать себя “врагами народа”. При соблюдении законных методов и форм следствия это было невозможно.

Поэтому И. В. Сталин от имени ЦК ВКП(б) санкционировал применение физических методов воздействия, о чем свидетельствовала шифрованная телеграмма, направленная 10 января 1939 г. секретарям обкомов, крайкомов, начальникам управлений НКВД. В ней, в частности, утверждалось: “...метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь...” Машина террора работала безотказно.

Что же заставляло работников НКВД преступать законы и нормы человечности? Главная причина — страх оказаться в положении заключенного. Этот страх подавлял все иные чувства. Кроме того, в органы НКВД шел особый отбор. Более гуманных отсеивали, самых жестоких и невежественных оставляли.

Когда массовые репрессии приняли угрожающие масштабы, по личному указанию И. В. Сталина в конце 1938 г. руководство НКВД СССР и ряд начальников НКВД республик и областей были обвинены в массовых арестах и нарушениях социалистической законности. Под непосредственным руководством вновь назначенного наркома НКВД Л. П. Берия в центре и на местах для создания видимости “восстановления законности” были произведены аресты “врагов народа”, пробравшихся в органы НКВД.

Таким образом, массовые репрессии в 30-е гг. носили явно выраженный плановый характер и осуществлялись карательными органами под непосредственным руководством ВКП(б) в крайне жестокой и бесчеловечной форме. Они были противозаконными, противоречили основным гражданским и социально-экономическим правам человека, обернулись трагическими последствиями для десятков и сотен тысяч людей.