Глава 4

НА ЗАРЕ ИНДУСТРИАЛЬНОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

§ 17—18. Материальный и духовный мир человека XVII—XVIII вв.

Человек нового времени

• Что же было наиболее характерно и типично для развития европейской цивилизации в XVII—XVIII вв., для культуры и быта людей, живших тогда? Историки до сих пор спорят об этом. И все-таки об основных тенденциях вполне можно говорить с уверенностью. Видимо, главной среди них следует назвать секуляризацию (обмирщение) сознания, о которой мы уже говорили в первой главе. Этот процесс начался еще в раннее новое время, а в XVII— XVIII вв. он приобрел повсеместный, массовый характер.

Как уже отмечалось, секуляризация не означала полного торжества атеистического сознания. Но люди начали понимать, что не все зависит от воли Бога. Во времена Английской буржуазной революции Кромвель и его солдаты говорили так: «На Бога надейся, а порох держи сухим». Ведь в того же самого Бога верили и их противники. Но победить-то в войне может только одна сторона. Значит, дело не в вере в Бога или, во всяком случае, не только в ней, думали солдаты. Почему же такая мысль не возникала в средние века и еще раньше? Дело в том, что очень многие войны в те времена носили религиозный характер: христиане воевали с варварами-язычниками, с мусульманами, с еретиками. И это, конечно, прибавляло уверенности в победе: ведь борьба-то велась за правое дело.

Секуляризация сознания привела к тому, что у людей нового времени неизмеримо возросла личная ответственность за происходящее, и, разумеется, не только в ходе войн. Человек перелагал на собственные плечи очень многое из того, что прежде предоставлялось воле Бога. Например, за поражение в бою или в жизненных бурях люди теперь винили себя, а не говорили, вздыхая: «Ну, так уж Господу было угодно».

Дворянин XVII в.

Мещанка XVII в.

Обувь XVII в.

«А как же можно быть уверенным в том, что дело было именно так?» — наверное, спросит кто-то. Это видно из многих свидетельств, даже из таких мелких, как приведенная поговорка. Есть и куда более убедительные данные. Специалисты, например, подсчитали, что если в дошедших до нас живописных и скульптурных произведениях XII—XIII вв. религиозные сюжеты составляют примерно 97%, то в XVIII в. преобладают уже чисто светские сюжеты — 75,9%! Разве это не позволяет сказать, что человек нового времени становился все пытливее, что круг его интересов и размышлений выходил далеко за пределы предлагаемых религией тем?

Продолжительность жизни вплоть до XX в. была довольно невысокой. В XVIII в. 50-летние люди считались стариками, а 70-летние — редким исключением. Даже описывая события начала XIX в., Лев Толстой в «Войне и мире» говорит о 45-летней графине Ростовой как о даме весьма почтенных лет. А в наши дни ровесниц графини порой трудно отличить от их дочерей.

Относительно небольшая продолжительность жизни диктовала людям нового времени напряженный, порой даже бешеный темп деятельности, что вместе с уже известным вам духом предпринимательства способствовало обуржуазиванию сознания.

В основе обуржуазивания сознания лежало стремление человека к гарантированному владению личной собственностью — тот самый собственнический инстинкт, который долгие годы осуждался в нашей стране как пережиток прошлого. Тем не менее именно этот инстинкт движет массами людей, народами, государствами. Собственность человека — это то, что он создал или заработал своим трудом, энергией и талантом. Это то, что он передаст своим детям и внукам. Святость, неприкосновенность собственности — один из основных принципов буржуазного общества. Пренебрежение им подорвало бы его устои, лишило бы людей одного из важнейших стимулов к деятельности и самому существованию.

Рост городов

• Жизнь в традиционном (феодальном) обществе довольно долгое время оставалась размеренной и неспешной. На физический труд или другое занятие смотрели как на не очень приятную необходимость добывать себе пропитание — не более того. В те времена люди нередко были не прочь увильнуть от работы, если это можно было проделать безболезненно для своего достатка. Большой, даже, пожалуй, чрезмерной любовью пользовались многочисленные праздники. Например, у горных рабочих Баварии в XVI в., по подсчетам историков, различные праздники составляли примерно 100 дней в году, а порой и больше. Подавляющему большинству людей в те времена просто не приходило в голову, что работа может быть источником прибыли, что «лишние» деньги можно использовать не только на питание и одежду, но и превратить их в капитал, заставить «работать», приносить прибыль.

Торговка рыбой

Современный вид французского городка Брива, сохранившего облик и планировку XV-XVII ев.

Значительную роль в прорыве этой неспешности и монотонности жизни сыграли в новое время города. Естественно, жизнь текла и в деревнях, но история предопределила им место периферии, провинции. В городах находились короли и правительства, заседали парламенты, там происходили основные события* революций, восстаний и бунтов (хотя известны и чисто сельские восстания, почти не затрагивавшие городов). В городах было сосредоточено основное производство, в них возникали фабрики и заводы, на которых трудилось большое число людей.

Но в течение довольно долгого времени основная масса населения проживала в сельской местности. Только в XVII—XVIII вв. это соотношение начинало постепенно меняться в пользу городов. При этом темпы развития буржуазного уклада в той или иной стране были напрямую связаны с темпами роста городов. Так, в северных провинциях испанских Нидерландов, позднее выделившихся в самостоятельную Голландию, уже в 1515 г. численность городского населения перевалила за 50% и продолжала увеличиваться. К 1795 г. в городах Голландии проживало уже 65% всех жителей страны. Для сравнения заметим, что в нашей стране с ее необъятными просторами и относительно невысоким в сравнении с общеевропейским уровнем хозяйственного развития городские жители даже к концу XIX в. составляли всего 13% населения. Только в начале 1960-х гг. в России (СССР) горожан стало больше, чем сельских жителей.

В силу исторической традиции основные достижения материальной и духовной культуры концентрируются прежде всего в городах. И человек нового времени, переселяясь из деревни в город, приобщался к богатствам цивилизации. Поэтому рост городов был не менее важным фактором становления новой цивилизации, чем секуляризация и обуржуазивание сознания.

Ратуша в Аугсбурге. Начало XVII в.

Социальная мобильность. Индустриализация

• Уже в раннее новое время, а в особенности в XVII— XVIII вв., в европейском обществе возникает еще одно принципиальное отличие от средневековья — социальная мобильность населения, т. е. возможность менять работу, нередко переезжая при этом в другие города, страны, и даже перемещаться вверх (а если не повезет, то и вниз) по социальной лестнице. Вчерашние крестьяне и ремесленники становились торговцами и предпринимателями, нередко делали военную карьеру. Поначалу совершить такое восхождение удавалось единицам, затем — десяткам, сотням, тысячам. Наиболее ярким примером этого стало развитие колониального общества в Северной Америке, приведшее в 1776 г. к образованию нового государства — США.

Конечно, в разных странах процесс социальной мобильности развивался не одновременно и не с одинаковой скоростью. Например, в России крепостные крестьяне в XVII—XVIII вв. не могли и мечтать об изменении своего положения в обществе. Пример Ломоносова, сына рыбака, на свой страх и риск добравшегося до Москвы с далекого северного побережья и ставшего знаменитым ученым и поэтом, был уникален. А вот, скажем, в США или в Англии (в особенности с началом в середине XVIII в. промышленного переворота) перед тысячами современников Ломоносова все шире открывалась возможность сделать самую невероятную карьеру.

Дома аристократов в Амстердаме. XVII в.

Собор св. Павла в Лондоне. Начало XVIII в.

Но социальная мобильность рождалась не из одного желания недовольного своей жизнью европейца отправиться в соседний город, страну или вовсе за океан искать счастья. Она обеспечивалась процессом демократизации общества в целом, расширением политических, юридических и экономических прав и свобод его членов. Этими правами не просто дорожили — их считали основой, гарантией существования. Как вы помните, непосредственной причиной революции и гражданской войны в Англии было то, что король — особа и в наши дни священная для каждого англичанина — посягнул на права парламента. И возмущение подобным нарушением традиционных прав оказалось для множества англичан сильнее их преданности королю, который в конечном счете поплатился головой за это посягательство.

К середине XVIII в. в Англии, а затем и в других странах европейского «центра» (а также в США) совокупность происходивших в обществе изменений породила еще один мощный фактор нового времени — индустриализацию, т. е. активнейшее внедрение машин в различные (а в перспективе — во все) области производства.

Индустриализация вела к резкому повышению производительности труда и увеличению выпуска товаров. Это позволило сократить рабочий день, и у людей появилось личное время, которого прежде у многих практически не было. Правда, машины порой освобождали человека и от самой работы, превращая его в нищего или бродягу. Но новое всегда дается с трудом. Поэтому один из центральных вопросов, стоявших перед новой, индустриальной цивилизацией, заключался в том, насколько быстро она сможет преодолеть эти трудности.

Быт

• Рождение духа предпринимательства, обуржуазивание сознания, тяга к личной собственности отчасти были еще и реакцией большинства населения Европы на довольно бесхитростную и однообразную бытовую сторону жизни. Жилище и одежда простолюдинов были непритязательны, не отличалось разнообразием и их питание. Правда, судя по ряду данных, примерно до середины XVI в. мясные блюда (говядина, баранина, свинина, дичь и т. д.) не были такой уж редкостью на столах простолюдинов. Но затем, вплоть до середины XIX в., потребление мяса начинает сокращаться. Это было связано с опустошительными войнами, необходимостью кормить разраставшиеся армии, с революциями и бунтами, с вызываемым всем этим общим падением уровня жизни.

Скромный обед голландской крестьянской семьи (слева ). А вот как в те же годы обедали голландцы побогаче

В XVII—XVIII вв. основной пищей европейского простонародья по-прежнему оставался хлеб, а в странах Востока — рис. Деликатесы были роскошью, доступной только аристократии. Правда, на Востоке, где всегда была великолепно развита кулинария (в частности, китайская, арабская), в семьях даже с небольшим достатком умели с помощью специй, соусов и прочих хитростей приятно разнообразить свое меню.

Благодаря колонизации Америки европейцы получили ряд дотоле неизвестных им сельскохозяйственных культур, прежде всего картофель и кукурузу, а также томаты, табак и многие другие. Любопытно, что картофель, со временем ставший для европейцев «вторым хлебом», вначале был встречен с недоверием. Если, например, в Испании уже в 1570-е гг. картофель выращивали и охотно употребляли в пищу, то во Франции даже спустя два века крестьяне относились к нему с подозрением. Королева Мария-Антуанетта для популяризации картофеля требовала постоянно подавать этот «простонародный» овощ на королевский стол и демонстративно украшала свой корсаж его цветками. Между прочим, в России к тому времени картофель уже был кое-где распространен, хотя в широких масштабах его стали выращивать только в первой половине XIX в.

А вот кукуруза и некоторые специи прижились в Европе довольно быстро. И землевладельцы, и крестьяне высоко ценили преимущества кукурузы: ее урожайность в целом втрое превышала урожайность пшеницы, а корни, уходившие глубоко в землю, не истощали верхнего слоя почвы, что было некоторой гарантией от неурожаев. Зерна кукурузы завез на континент еще Колумб (1493), а к XVII в. она уже была довольно широко распространена в ряде районов Европы. Во многие из них, в том числе и в Россию, кукуруза проникла через Турцию. Да и само слово «кукуруза» турецкого происхождения, а в других странах Европы преобладает ее индейское наименование — «маис».

Еще проще рациона простолюдинов была их столовая утварь. Супы и каши ели ложками, мясо или дичь просто разрывали (или разрезали ножом) и ели руками. Вилка появилась в начале XVI в. в Венеции. Но тогда она воспринималась скорее как курьез и в Европе распространялась очень медленно. Один немецкий проповедник, увидев вилку во времена Реформации, с возмущением воскликнул: «Разве Господь даровал бы нам пальцы, если бы желал, чтобы мы пользовались этим дьявольским орудием?» Французская королева Анна Австрийская (1601—1666), жена Людовика XIII, так до конца жизни и ела мясо руками, хотя к столу уже давно подавали вилки. Что уж говорить о людях попроще! И все-таки в течение XVIII в. вилка постепенно вошла в обиход. Но на европейской «полупериферии», в особенности в деревнях, ею еще долго пренебрегали.

Тем временем политические и экономические идеи распространялись по Европе куда быстрее, чем такие, казалось бы, малозначащие вещи, как вилка. Но в какой степени были доступны населению новые идеи? Это, конечно, прежде всего определялось общим уровнем грамотности. Статистики на этот счет не существует, но ученые, используя различные методы, установили, что в XVIII в. уровень грамотности среди североамериканских колонистов-мужчин достигал примерно 40—50%, а среди простолюдинов Европы он был несколько ниже.

Вилка и нож. XVII в.

Но из этого вовсе не следует, что неграмотные или малограмотные люди оставались вне поля действия новых идей. О них можно было услышать на постоялом дворе или сельском празднике, в таверне или ремесленной мастерской. Во времена, когда не существовало никаких средств массовой информации, кроме газет, не было телефона, люди общались гораздо активнее, чем сегодня.

Новые идеи и представления о человеке и мире, распространение духа предпринимательства изменяли облик городов, стран, континентов. Это выражалось даже во внешних деталях, например в моде. Конечно, мода со всеми ее прихотливыми и дорогостоящими новшествами была привилегией состоятельных групп населения. Запросы бедняков в этом смысле были минимальны — одеться поопрятнее и поудобнее, ну а в прохладную погоду еще и потеплее. А если и хотелось чего-то понаряднее (в особенности женщинам), то откуда же было взять денег на эти наряды? И все-таки порой одежда и внешний облик простолюдинов становились чем-то вроде опознавательного знака, своего рода формой воюющей армии. Вспомните, например, о скромных черных нарядах английских пуритан. При всей непритязательности этих нарядов они как бы подчеркивали единство носящей их «армии». А вот пестрые и разнообразные наряды аристократов, каждый из которых стремился хоть чем-то выделиться, говорили об отсутствии такого единства.

Сходный процесс находил отражение и в строительстве, прежде всего городском. Еще в средние века камень и кирпич понемногу начали вытеснять дерево. Но только к XVII в. это явление становится в Европе почти повсеместным. Соборы и монастыри, королевские (правительственные) здания и дворцы знати, возводимые теперь исключительно из кирпича и камня, отражают величие и власть их владельцев. Представители молодой буржуазии также строят роскошные особняки, стремясь встать вровень с привилегированными слоями общества, а в перспективе и выйти вперед.

В Москве и других городах России сохранилось множество церквей, монастырей, палат и прочих величественных каменных построек XVII—XVIII вв. и даже более раннего времени. Они также напоминают нам об укреплении Русского государства, усилении царской власти (а в XVIII в. — власти феодальной аристократии).

В деревенском кабачке

Лампа и рабочая шкатулка. XVIII в.

Эпидемии и болезни

• В XVII—XVIII вв., не говоря уже о средневековье, все в мире было несравненно меньше тех масштабов, к которым мы привыкли сегодня: армии и флоты, страны и города, дома и улицы. В одном из крупнейших сражений гражданской войны в Англии, на Марстонской пустоши (1644), участвовало чуть более 40 тыс. человек. А в наши дни все они вместе не заполнили бы и половины трибун крупного городского стадиона.

Если на Востоке, в особенности в Индии и Китае, большие города не были редкостью, то европейские города вплоть до XVIII в. были относительно невелики. К стенам многих из них почти вплотную подступали леса. Еще в XV в. за крепостные стены Парижа не раз проникали стаи голодных волков. А в менее крупные и не столь хорошо защищенные города они забегали даже и в XVIII в.

Вплоть до XIX в. в городах люди умирали чаще, чем в деревнях. Городское население росло в основном за счет притока многочисленных переселенцев из деревень. Это было связано с рядом причин, прежде всего с тем, что города из-за скученности населения на довольно ограниченной площади, обилия нечистот и т. д. были гораздо больше деревень подвержены смертоносным эпидемиям.

Многочисленные эпидемии и болезни были бичом средневековья и — в несколько меньшей степени — нового времени. Тем не менее огромные жизненные силы, заложенные в человеке, помогали ему вырабатывать иммунитет (т. е. способность сопротивляться) против ряда болезней задолго до изобретения надежных лекарств. Вот удивительный факт: когда в первой половине XVI в. европейцы начали активную колонизацию Латинской Америки, они занесли туда оспу и чуму, грипп и дизентерию, корь и проказу и т. д. Аборигены-индейцы умирали десятками и сотнями тысяч, тогда как сами европейцы уже почти не болели. Особенно большой урон Латинской Америке нанесла чума, перенесенная туда крысами с европейских кораблей в 1540-е гг.

Но хотя европейцы и выработали определенный иммунитет против, например, чумы, это совсем не означало, что они были полностью гарантированы от эпидемий. В Амстердаме (Голландия) чума не утихала семь лет (1622—1628), унеся жизни 35 тыс. горожан. А Париж только в XVII в. эпидемии чумы поражали 6 раз. В Лондоне же в 1593—1665 гг. было пять эпидемий чумы, во время которых умерло в общей сложности 156 тыс. человек. Лишь со второй половины XVII в. эпидемии в Европе мало-помалу начинают исчезать. Это было связано с формированием всемирной цивилизации, область которой неуклонно расширялась, а следовательно, расширялась и область, свободная от эпидемий. Но на огромных территориях «периферии», в основном в Африке и в Азии, эпидемии стали стихать значительно позже. Отдельные их вспышки докатились даже до современной эпохи.

Улица Делфта (Голландия)

Мебель XVII—XVIII вв.

Скот, пораженный чумой

Сегодня мы привыкли к тому, что население Земли в целом год от года неуклонно растет. А в средние века и даже отчасти в новое время этот процесс нередко шел волнообразно, напоминая приливы и отливы. Только с середины XVIII в. начался продолжающийся и в наши дни период постоянного (хотя, разумеется, и не всегда равномерного) роста населения Европы и мира в целом.

Следует учитывать, что в те времена, как вы догадываетесь и сами, не существовало статистики, сродни нынешней, так что подсчеты велись довольно приблизительно. Тем не менее с довольно большой долей вероятности можно говорить, что в 1650 г. общая численность населения Европы, включая и европейскую часть России, составляла примерно 100 млн человек, в 1750 г. — 140 млн, а в 1800 г. — 187 млн. Азия всегда была заселена значительно плотнее, причем разрыв в численности населения между нею и Европой постоянно возрастал, поскольку и прирост населения в Азии был несравненно выше. В названные годы в Азии жило соответственно 290, 440 и 550 млн человек. А население всей Земли в эти же годы составляло примерно 500, 700 и 870—880 млн человек. Самой населенной страной планеты, как и в наши дни, был Китай. К концу XVIII в. его население значительно превышало 300 млн человек.

Вопросы и задания

1. Давайте вспомним еще раз, что такое секуляризация сознания. Почему нельзя поставить знака равенства между нею и атеизмом?

2. Что такое собственность, как вы понимаете этот термин? Чем важен принцип неприкосновенности собственности? Если вы не согласны с тем, что сказано в тексте, обоснуйте свою точку зрения.

3. В чем заключалась прогрессивная роль городов в новое время? Почему именно города, а не деревни или все общество в целом оказались на переднем крае цивилизации?

4. Дайте определение социальной мобильности. Попробуйте на конкретных примерах показать ее плюсы.

5. Охарактеризуйте понятие «демократизация общества». В чем заключалось ее значение?

6. Роль индустриализации для экономического развития общества очевидна. А в какой мере она влияла на сознание человека нового времени, на уровень его жизни?

7. Насколько новые идеи и веяния в обществе были доступны широким массам населения? Каким образом распространялись эти идеи?

8. Почему прирост населения в средние века и в новое время не носил постоянного характера? С чем были связаны его «приливы» и «отливы»? Когда и почему этот процесс приобрел постоянный характер?