Аграрная революция продолжается. Большевики пришли к власти под лозунгом союза рабочих и крестьян. На практике этот союз складывался трудно. Принципы и формы союза постоянно менялись — от жесткого режима комбедов и разверстки в годы войны до курса на оживление единоличника в восстановительный период. Менялись сами классы, их интересы и взаимные требования. Органы власти обеспечивали приоритетное право рабочих. Крестьяне же подходили к идее союза по-своему, в рамках развивавшейся аграрно-крестьянской революции. Первый этап этой революции — «черный» передел земли (1917—1918). Второй — завоевание права на свободную торговлю, кооперирование, найм рабочих рук и инвентаря (1921—1925). Затем закономерно наступал новый этап. Крестьянство требовало воплощения в жизнь тех идеалов справедливости, «крестьянского» социализма, во имя которых оно участвовало в революции и которым оставалось верным.
В самой деревне отчетливее проявлялись интересы различных групп крестьянства. Настойчивее о себе заявляла и беднота (в РСФСР до 1/4 крестьянских хозяйств не имели рабочего скота, треть — пахотного инвентаря, 1/5— коров), и другая полярная группа — зажиточные (на 3% наиболее богатых приходилось почти 1/3 всех сельхозмашин). Первые требовали от государства поддержки и защиты, вторые — простора для хозяйственной инициативы, предпринимательства. Отсутствие (фактический запрет) самостоятельных крестьянских партий и организаций не позволяло оформить эти требования в развернутые политические программы. Однако, не имея возможности открыто выразить и защитить демократическими средствами свои интересы, крестьяне наглядно демонстрировали их тенденциями развития своего хозяйства.
1925 год выдался урожайным. Однако серьезная «заминка» осенью с заготовкой хлеба, когда крестьянство не продало государству запланированного количества зерна, показала, что назревают серьезные социально-экономические трудности. В целом деревня выбрасывала на рынок всего лишь две трети продуктов от довоенного уровня. Вывоз сельскохозяйственных продуктов за границу достигал лишь одной трети. Этот крупномасштабный экономический маневр единоличного крестьянства оказывал влияние на всю экономику страны. Самым опасным было замедление прироста производства зерна. Валовая продукция сельского хозяйства, незначительно превысив довоенный уровень (в 1926/27 г. — на 7%), далее росла очень медленными темпами. С ростом числа сельских жителей усиливалось аграрное перенаселение, так как свободные рабочие руки не поглощались городом.
Спрос крестьян на промышленные изделия не удовлетворялся, особенно на сложную технику.
Что предлагал город? Путиловский, Харьковский, Коломенские заводы выпускали из своих ворот лишь первые отечественные тракторы. За 1925/26 г. их было произведено 813. Заводы сельскохозяйственного машиностроения производили в основном простейшую технику, приспособленную к конной тяге и ручному труду. Обеспеченность сельского хозяйства инвентарем достигала еще 2/3 от довоенного уровня. Соотношение цен на рынке было не в пользу деревни. С 1926 г. отчетливо проявился товарный голод (неудовлетворенный спрос на промышленные изделия). Цены на промтовары быстро поползли вверх. Все это означало, что механизм «смычки», сложившийся при переходе к нэпу, к середине 20-х годов нуждался во всестороннем развитии. Н. И. Бухарин выдвинул в 1925 г. обращенный к крестьянству лозунг «Обогащайтесь!». Однако в партийных кругах он получил категорический отпор под предлогом, что советская власть и партия, поддержав «верхи» деревни, потеряют свою социальную опору в лице бедноты. Такая же реакция была на предложения комиссии при ВСНХ, созданной с целью изучения роли частного капитала. Комиссия пришла к выводу о необходимости расширения частнокапиталистического сектора. Ею была отмечена положительная роль нэпмана в рассасывании безработицы, наполнении рынка товарами, расширении товарооборота. Однако соответствующие предложения не нашли поддержки в высших органах власти, упорно насаждавших курс на вытеснение частного капитала.
Деревня не собиралась мириться с отведенной ей пассивной ролью преданного «союзника». В недрах крестьянства как класса зрели новые настроения. Удовлетворив спрос на товары повседневного потребления (спички, керосин, ситец и т. п.), единоличники требовали более сложных товаров, необходимых для подъема и совершенствования производства — косилок, сноповязалок, молотилок, тракторов и другой техники, а также удобрений. Возрастал интерес к агрономическим знаниям, прогрессивным методам ведения хозяйства. Увеличивалось число отрубов, хуторов, где проявлялась инициатива единоличника. В деревне повышалась роль старательного хозяина. Следовательно, на новой основе быстро накапливались противоречия между городом и деревней.
Кризис кооперативного движения. За годы нэпа кооперация (потребительская, сельскохозяйственная, кустарно-ремесленная и др.) воссоздала свою разветвленную сеть: от низового сельского звена (сельского общества) до общегосударственных (Центросоюза, Сельскосоюза и др.). Она упорно стремилась вернуться к традиционным методам работы на основе добровольности, материальной заинтересованности, выборности руководящих органов, хозрасчета. Разными типами кооперации было охвачено более половины крестьянских хозяйств. Не возродилось лишь главное — подлинная самостоятельность. На заседании Политбюро ЦК партии 3 января 1925 г. рассматривался вопрос о положении кооперации. Кооперативные лидеры настаивали на предоставлении всем формам кооперации большей свободы для проявления самодеятельности, инициативы. Они подчеркивали: «... у мужика доверия к сельхозкооперации еще нет. Крестьяне идут сейчас в кооперацию очень слабо, они не верят в свои органы управления. Они мало заинтересованы в активном участии в кооперации». Бухарин задал вопрос: «Чем реально, на самом деле отличается кооперативная лавка от государственной?» Нарком финансов Сокольников ответил: «Вывеской отличается!» Каменев поддержал кооператоров, указав на опасность стихийного возмущения крестьян режимом администрирования, жесткой опеки партийных органов. Нарком ЦКК — РКИ Куйбышев отстаивал иной курс — на дальнейшее «завоевание» партией кооперации, подчинение ее государству. Его поддержал секретарь ЦК РКП(б) Молотов, председатель СНК СССР Рыков, члены Политбюро Зиновьев, Каганович. Сталин сделал упор на роль кооперации в деле «объединения населения вокруг социализма». Характерно его замечание: «Мы до полной ликвидации гражданской войны далеко еще не дошли, и не скоро, должно быть, дойдем».
Под знаком продолжающейся гражданской войны и развивалась кооперативная политика. Огосударствление кооперации, начатое в годы «военного коммунизма», после короткой паузы в восстановительный период вновь усиливалось.
Руководящие работники кооперации, ученые восставали против подобного курса. Опыт и мирового, и отечественного кооперативного движения получал отражение в трудах крупных ученых — А. В. Чаянова, Н. Д. Кондратьева и др.
Цикл трудов Н. И. Бухарина, особенно его работа «Путь к социализму и рабоче-крестьянский союз» (1925), стал крупным шагом в развитии теории кооперативной политики. Предусматривалось постепенное «врастание» через кооперацию частных хозяйств, в том числе и зажиточных слоев, в будущий социализм. К стадии массовой коллективизации, писал
Бухарин, ведет «путь очень долгий». По отношению к середняку и бедняку должна проводиться поощрительная политика государства (через налог, кредит, машиноснабжение) в обстановке гражданского мира.
Но эти призывы не были услышаны теми, кто направлял кооперативную политику. С 1927 г. кооперация использовалась в основном для социалистического преобразования деревни. Искусственно подстегивался темп кооперирования. Задание охватить до 80% розничного товарооборота означало развернуть через кооперацию решительное наступление на частника. С переходом к массовой коллективизации все кооперативные системы были фактически разрушены.
Пересмотр аграрной политики. С каждым годом углубляющийся после 1925 г. кризис хлебозаготовок подводил страну к общехозяйственному кризису. Последний, в свою очередь, перерастал в кризис политический. Грозовая («кронштадтская») ситуация конца 1920 — начала 1921 г. вполне могла повториться, только в более крупном масштабе и с более серьезными последствиями. В 1929 г. было зарегистрировано до 1300 «кулацких» мятежей.
Ряд причин обусловил стремление крестьянства придержать зерно в своем хозяйстве, не выбрасывать его на рынок. Во-первых, увеличение накоплений в собственном хозяйстве, что свойственно этапу возрождения мелкотоварного хозяйства. Во-вторых, снижение государственных закупочных цен на зерно. В-третьих, возможность уплатить с каждым годом возрастающие налоги за счет доходов от торговли, промысла, отходничества, продажи продуктов животноводства, технических культур. В-четвертых, продолжающееся наступление на предпринимательские слои убивало стимул к расширению посевов, росту урожайности, увеличению товарности. Однако эти обстоятельства не учитывались руководством страны. Нарком внешней и внутренней торговли А. И. Микоян (возглавил наркомат в 1926 г., до этого профессионально занимался лишь партийной деятельностью) утверждал: «Должен заявить, что мы добились того, что стихия, крестьянский хлебный рынок находится целиком и полностью в наших руках, мы можем в любое время понизить и повысить цены на хлеб, мы имеем все рычаги воздействия в своих руках... потому что за мужиком никто не стоит и нам не мешает». Это было глубоким заблуждением. «Мужик» отреагировал быстро и решительно на низкие заготовительные цены. Он начал бойкот государственным хлебозаготовкам. В конце 1927 — начале 1928 г. разразился глубокий хлебный кризис.
За вторую половину 1927 г. заготовки зерна по сравнению с аналогичным периодом 1926 г. сократились с 428 до 300 млн пудов. Под угрозу были поставлены продовольственное снабжение городов, планы экспорта и импорта, подъема промышленности. Срывался весь план индустриализации.
Силами экономистов был проведен обстоятельный анализ причин кризиса. Он свидетельствовал, что аграрный сектор не выдерживает той нагрузки, которую возлагала на него экономическая политика государства. Требовалась серьезная корректировка взаимоотношений между городом и деревней, взятых завышенных темпов индустриализации. О новых настроениях в партии свидетельствовали письма в Политбюро заместителя наркома финансов М. Н. Фрумкина. В письмах содержался протест против ошибочной политики партии, которая вела к застою, деградации сельского хозяйства. Однако на апрельском (1928 г.) Пленуме ЦК партии суть конфликта была сведена к растущему сопротивлению нэпманов, кулаков. Партийная пропаганда насаждала представление о «кулацкой хлебной стачке». Для активизации хлебозаготовок были применены запреты (свободной рыночной торговли хлебом), ограничения (замена торговли продуктообменом), репрессии (против держателей и торговцев хлебом). Налицо была очередная «разверсточная» кампания. По отношению к предпринимательским слоям деревни вводились дополнительные налоги. Одновременно уменьшались кредиты, продажа сложной техники. Судебные органы начали массовые преследования зажиточных хозяйств, торговых посредников, владельцев мельниц, крупорушек и т. п. Как и в период комбедов, против зажиточной части деревни была поднята беднота — ей была обещана раздача до четверти конфискуемого зерна.
Реакция деревни (около 25 млн хозяйств) на эти репрессивные меры была оперативной. Крупные зажиточные хозяйства дробились на мелкие, чтобы скрыть доходы и уменьшить налоги. Число кулацких хозяйств упало на 1/4. Быстро снижался рост посевных площадей и поголовья скота. Уменьшался в целом приток продуктов питания на городской рынок. Цены на частном рынке неудержимо росли. Торговцы, не выдерживая произвола властей, закрывали свои предприятия. Появлялись целые «торговые пустыни», т. е. сельские местности, не обеспеченные торговой сетью. Заготовительные кампании в следующие — 1928 и 1929 — годы проходили с нарастающим напряжением. Осенью 1929 г. до трети хлеба, необходимого для снабжения города и вывоза за границу, приходилось брать уже силой. Вновь налагались штрафы, с полным напряжением работали суды, сотнями проводились расстрелы.
В ответ сокращались покупки крестьянами сложной техники. Перед промышленностью встала угроза сокращения сбыта. Экономический кризис приобретал всеобщий характер.
Наступление на предпринимательские слои деревни явилось генеральной репетицией массовой коллективизации.
Выход из социально-экономического и политического кризиса партия нашла в силовом давлении на крестьянство. Была сформулирована задача увязать производственное кооперирование сельского хозяйства с разгромом кулачества. Этот курс был закреплен решениями Пленума ЦК партии, состоявшегося в ноябре 1928 г. Сталин определил колхозно-совхозное строительство как важнейшее направление аграрной политики. Капиталовложения на эти цели увеличивались вдвое. В апреле 1929 г. Сталин, вопреки очевидным фактам, доказывал, что созданы достаточные предпосылки для массовой коллективизации. А еще через полгода был уже выдвинут лозунг практического проведения массовой коллективизации. Оправдывался этот поворот «теорией» обострения классовой борьбы. По этой теории заключительный этап строительства социализма должен был проходить в обстановке обострения классовых противоречий, окончательного «разгрома буржуазных элементов», «выкорчевывания корней» прошлого, полной замены частного хозяйства коллективным и т. п. На этом рубеже Сталин решительно порывает с достижениями российской экономической науки как якобы классово чуждой. Он замалчивает все успехи в развитии единоличного крестьянского хозяйства, бездоказательно обещая колхозам «широкую дорогу хозяйственного и культурного подъема». Вся аргументация сводилась к обоснованию необходимости «насаждения» в деревне колхозов и совхозов. Нэп для такой теории уже не подходил, и Сталин предложил эту политику «отбросить к черту». Страна вступала в ответственный и трагический этап послеоктябрьской истории, когда решалась судьба большинства населения — крестьянства.