Тотальный кризис общества и власти. Октябрь 1917 г., ставший результатом глубокого политического кризиса в стране, положил начало последующим острым критическим ситуациям для новой власти (политическим, военным, экономическим, внешнеполитическим и т. п.). Но кризиса, который разразился с осени 1920 г., еще не было. Он был комплексным, всеобщим, тотальным. И острота, и опасность его были таковы, что заставили пересмотреть и внутреннюю, и внешнюю политику. Победитель в гражданской войне оказался перед лицом более сложных задач, связанных с умением рационально руководить обществом. И первый экзамен был провален.
Выдающийся английский романист Герберт Уэллс, посетивший Москву осенью 1920 г., писал: «Десять тысяч крестов московских церквей все еще сверкают на солнце. На кремлевских башнях по-прежнему простирают крылья императорские орлы. Большевики или слишком заняты другими делами или просто не обращают на них внимание. Церкви открыты...» В самом деле, многое из прошлого еще сохранилось. Но большевики действительно были до предела «заняты другими делами». Дела эти шли все хуже и хуже.
Разразившийся в стране кризис был экономический. Лишь «...по окончании войны, — признал Ленин, — мы увидели всю ту степень разорения и нищеты, которые надолго осуждают нас на простое только излечение ран». За годы мировой и гражданской войн страна потеряла более четверти своего национального богатства. Национальный доход сократился с 11 млрд руб. в 1917 г. до 4 млрд руб. в 1920 г. Особенно крупный урон понесла промышленность. Объем валовой продукции уменьшился в 7 раз. Сахара вырабатывалось почти в 4 раза меньше. Запасы сырья и материалов были в основном исчерпаны. По сравнению с 1913 г. валовое производство крупной промышленности сократилось до 12,81, а мелкой — до 44,11%. В результате соотношение изменилось в пользу мелкой промышленности (с 24,2 до 52,3%). Упала ведущая роль крупнейших промышленных центров.
Огромные разрушения были нанесены транспорту. Железные дороги обеспечивали минимум перевозок. Их объем составил в 1920 г. лишь 20%, а без учета воинских грузов и нужд самой дороги — всего 12% от уровня 1913 г. Общая численность рабочего класса по сравнению с довоенным временем упала в 2 раза. Главная трудность была даже не в снижении объема производства, а в разладе всей системы управления. Темп национализации обгонял строительство новых органов управления. Качество принимавшихся решений было низким; экономические связи рушились; падала дисциплина и ответственность; снижалась производительность труда и материальная заинтересованность. Но параллельно росли бюрократизм, взяточничество, карьеризм как непременные спутники непрофессионализма новых управленцев.
В сельском хозяйстве сократились посевные площади. Валовой сбор зерновых достиг лишь 54,1% от среднегодового уровня 1909—1913 гг.
Реальная заработная плата промышленных рабочих упала почти в 3 раза. В результате снижения уровня жизни быстро росли заболеваемость, смертность, особенно детская.
Тяжелый урон понесло население страны. Общие потери страны с 1914 г. составили более 20 млн человек. Миллионы стали инвалидами. Число мужчин в наиболее трудоспособном возрасте уменьшилось на 29%.
Кризис был политическим. Экономические тяготы ложились все более тяжелым бременем на плечи основных участников революции — рабочих, крестьян, служащих. Они теряли доверие к партийным и советским органам власти. На сходах, съездах Советов, профсоюзов отчетливо звучало недовольство разверсткой, уравниловкой, насилием чиновников, всевластием комиссаров и чекистов. Это недовольство перерастало в требование созыва Учредительного собрания, очищения Советов от коммунистов, создания новой крестьянской партии («крестьянского союза»). Активизировались эсеры, меньшевики.
Советская власть, выросшая из революции, в итоге оказалась равноудаленной от тех масс, которые ее создавали. Она повернулась к крестьянам разверсткой, продотрядами, продармией, к рабочим — дисциплинарными судами, трудмобилизациями, пайковым снабжением, жесткой системой эксплуатации. Органы власти отражали интересы достаточно узкого слоя новых чиновников-управленцев (партийных, советских, хозяйственных и т. п.). Политика этого слоя все меньше отражала насущные требования широких масс населения.
Кризис был внутрипартийным. Все настроения недовольства политикой партии и Советов проникали в ряды РКП(б). Большинство коммунистов пришло в партию после революции, принесло с собой настроения и ожидания рабочих, крестьян. Часть коммунистов быстро переродилась, влилась в элитарную группу, стала ее активно защищать. Другая часть отражала еще интересы беспартийных. Партия оказалась на пороге внутреннего раскола. Появились оппозиционные группы — Демократического централизма, Рабочей оппозиции. Они отстаивали идеалы «истинного» социализма: демократии, рабочего самоуправления, привлечения к управлению государством общественных органов (профсоюзов), преодоления разрыва между «верхами» и «низами», партаппаратом и рядовыми партийцами. Опасность раскола усиливалась появлением новых претендентов на лидерство в партии (Троцкого, Сталина). Болезнь Ленина прогрессировала.
Кризис был нравственным. На фоне тяжелейшего положения большинства населения особенно резкое недовольство с его стороны вызывали злоупотребления властью новых чиновников, многие привилегии, которые присваивали себе руководители (в жилье, зарплате, снабжении и т. п.). Стало ясно, что новый бюрократ не лучше, а много хуже старого (дореволюционного).
Кризис был теоретическим. Партия вынуждена была признать, что потерпела крах ее попытка рывком, непосредственно перейти к коммунизму. Ленин заявил: «Мы рассчитывали, или, может быть, вернее будет сказать: мы предполагали без достаточного расчета — непосредственными велениями пролетарского государства наладить государственное производство и распределение продуктов по-коммунистически в мелкокрестьянской стране. Жизнь показала нашу ошибку».
Сопротивление населения нарастало в ходе массовой национализации; замещения торговли уравнительным распределением, широкого внедрения «коммунистического труда». Оказались необоснованными предсказания близких социалистических революций в других странах. Предстояло жить в условиях капиталистического окружения. Это требовало иной стратегии и тактики.
С окончанием войны отпала необходимость в огромной армии. В течение года (1921) планировалось резко сократить численность Красной Армии — с 5,3 млн до 1,6 млн человек. Однако массовая демобилизация до предела обострила все трудности, которые накопились за семь лет войны.
Восстания, мятежи. Открытым проявлением всех этих противоречий явилась волна стихийных, массовых вооруженных выступлений, мятежей на Украине, Северном Кавказе, в Поволжье, Сибири. В них участвовали крестьяне, казаки. В городах (Петрограде, Москве и др.) учащались случаи «волынок», забастовок. Экономические требования сочетались с политическими. О степени опасности для советской власти этих новых, еще более мощных, чем в 1918 г., колебаний трудящихся говорят слова Ленина: «Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые...»
В период гражданской войны крестьянское сопротивление принимало разные формы (мятежи, бандитизм, сокращение посевов, утайка урожая и т. п.), но продолжалось. Летом 1920 г. началось новое массовое выступление. Возглавил восстание эсер А. С. Антонов. Организаторами движения выступили союзы трудового крестьянства, призвавшие к свержению «власти коммунистов-большевиков, доведших страну до нищеты, гибели, позора». Выдвигалась широкая демократическая программа: созыв Учредительного собрания «для установления нового политического строя», частичная денационализация промышленности, рабочий контроль над производством, развитие кооперации, «допущение русского и иностранного» капитала для восстановления хозяйства.
Движение грозило захватить и соседние губернии (Воронежскую, Саратовскую). Было казнено до 2 тыс. советских и партийных работников.
На подавление восстания были брошены крупные воинские части с артиллерией, броневиками, самолетами. Армейскую группировку возглавил крупный военачальник М. Н. Тухачевский. Отдельными частями командовали И. П. Уборевич, Г. И. Котовский. Численность советских войск на Тамбовщине достигала 100 тыс. Лишь к лету 1921 г. восстание было подавлено.
Но наиболее опасным было восстание матросов, солдат и рабочих в Кронштадте (28 февраля — 18 марта 1921 г.).
К стенам Кронштадтской крепости были направлены наиболее обученные, преданные воинские части. Командование снова было поручено М. Н. Тухачевскому. В проведении этой военной операции принимали участие видные деятели партии А. С. Бубнов, К. Е. Ворошилов, В. П. Затонский, командиры гражданской войны В. К. Путна, Π. Е. Дыбенко, И. Ф. Федько, Я. Ф. Фабрициус.
Мощь задействованной в этой локальной операции армии свидетельствовала о растерянности, страхе органов власти перед восставшими. Кронштадтский мятеж и другие вооруженные выступления означали, что в истории страны после Октября появилось «уже нечто новое» (Ленин).
X съезд партии в марте 1921 г. укажет: «Текущий момент характеризуется, с одной стороны, почти полной ликвидацией военных фронтов, с другой — крайним обострением противоречий внутри страны; нависла опасность «новой гражданской войны».
Каким мог быть выход из такого состояния для страны, для правящей элиты, для советской власти? Их могло быть три. Первый путь — продолжение «военного коммунизма» с расширением террора, насилия, репрессий. Но такой путь грозил нарастанием сопротивления, вооруженной борьбы со стороны основных групп населения. Он был тупиковым. Другой путь — удовлетворение требования мятежников «Советы без коммунистов», т. е. оставление большевистским руководством завоеванных «командных высот» в политике, экономике, идеологии. Это означало отказ от основных революционных преобразований. Третий путь — тактический маневр, связанный, с одной стороны, с укреплением этих «командных высот», а с другой — временной уступкой там, где фактическая власть оставалась в руках небольшевистских сил. Не без колебаний Ленин избрал третий путь. Принципы его определялись постепенно, с трудом, в борьбе.