Территория и население. К началу XX в. территория России достигла 21,3 млн км2 (на ее европейскую часть приходилось 5,5 млн км2).
Численность населения страны с 1858 по 1897 г. увеличилась с 74 до 128 млн человек (из них в европейской части проживало 98 млн). При этом надо иметь в виду, что если все население империи увеличилось на 250%, то ее городское население выросло на 350%. Правда, с количеством жителей свыше 1 млн человек в России было только два города — Петербург и Москва, а с населением от 100 тыс. до 1 млн — лишь 27 городов.
В 1897 г. на русском языке говорили 47% россиян, на украинском — 19, на белорусском — 5, на татарском, еврейском и казахском — по 3, на остальных языках говорили 1% или менее 1%. На пороге XX в. 79% россиян были неграмотны. Являлось ли население империи абсолютно оседлым или часть его совершала переселения, миграции? По весьма приблизительным цифрам переписи 1897 г., можно установить, что за XIX в. европейская часть России потеряла 1406 тыс. человек, в то время как население Сибири выросло на 1284 тыс., Средней Азии — на 364 тыс., а Кавказа — на 9 тыс. человек. Средний годовой прирост населения во второй половине XIX в. был почти вдвое выше, чем в первой половине, и заметно отличался по районам страны. Выше всего он был на земледельческих окраинах, ниже всего — в нечерноземных губерниях.
Весьма не одинакова при этом была и плотность населения в различных регионах империи. В европейском Центре она составляла 69 человек на км2, в Приуралье — 12,5, в Средней Азии — 2,2, а в Сибири — 0,5 человека на км2. Такое распределение жителей России объясняется как исторической традицией, так и тем, что во второй половине столетия население притягивали к себе свободные территории земледельческих окраин и столичные города (Петербург, Москва), где относительно легко можно было найти работу.
Эскизы к портретам императоров. Как и в первой половине столетия, Россия 1860—1890-х гг. пережила периоды бурных реформ и их проведения в жизнь, а также попыток обустроить страну при помощи традиционных патриархальных методов управления. За этими столь разными эпохами в жизни империи стояли два монарха — Александр II и Александр III, о личностных качествах которых, как и о способности их руководить державой, необходимо сказать особо.
Александр II (1855—1881) получил прекрасное образование и прошел настоящую подготовку к отправлению государственных обязанностей. Он умел схватывать проблему на лету и предлагать методы ее разрешения, был человеком добрым, даже сентиментальным, но мог оставаться и совершенно равнодушным к случившемуся с окружающими. Смелость и отвага сочетались в нем со странной нерешительностью и апатией. Как и многие Романовы, Александр II увлекался внешней стороной военного дела, был необыкновенно упрям и не оставался равнодушным к женским чарам.
Тридцать с лишним лет он воспитывался в рамках «николаевской системы», а потому не являлся сторонником радикальных реформ и долго считал систему отца лучшей формой правления для России. Однако Александр Николаевич не собирался и не умел обманываться иллюзиями, а потому к середине 1850-х гг. понял необходимость отмены крепостного права и проведения других серьезных преобразований. Осознав это, он сумел встать выше личных симпатий и уверенно отстаивал дело реформ, которые заняли большую часть его царствования.
Вместе с тем самодержец весьма настороженно относился к развитию свободного общественного мнения. Оно казалось ему слишком разноголосым, бесцельно дискуссионным, а потому разрушительным. К тому же оно нарушало тот единственно знакомый Александру Николаевичу порядок управления страной, к которому он привык и который, по его мнению, один мог направить Россию на путь прогресса. Верный чувству долга самодержца, монарх решительно пресекал и либеральные, и радикальные мечтания общества, не замечая, как из символа реформ он постепенно превращается в символ и главу привычной бюрократической машины. Может быть, его одобрение проекта М. Т. Лорис-Меликова (февраль 1881 г.) вновь сделало бы Александра II подлинным главой нации, однако убийство царя народовольцами 1 марта 1881 г. помешало такому развитию событий.
Александр III (1881 — 1894) был вторым сыном Александра Николаевича, а потому не готовился к занятию престола, получив обычное для великих князей относительно универсальное образование, но все же с заметным военным уклоном. Может быть, поэтому, как в свое время у Николая I, понятия о долге монарха, о системе управления страной были у него несколько прямолинейными и излишне решительными. Внешне Александр III отличался от остальных Романовых некой простонародной дородностью, любил подчеркивать этот образ окладистой бородой, казачьими шароварами и т. п. Он обладал врожденным здравым смыслом, усидчивостью и прилежанием, но мысль его не отличалась быстротой и блеском.
Последствия коренных реформ, проведенных в 1860—1870-х гг., пугали Александра III не меньше, чем гибель отца от бомб террористов. Воспитанный К. П. Победоносцевым, убежденным консерватором и монархистом, он считал реформы основной причиной гибели Александра II. Поэтому основную задачу своего царствования Александр III видел в том, чтобы укрепить расшатавшуюся вертикаль власти, усилить чиновничий контроль за обществом и задушить революционное движение. Прекрасный семьянин и искренне верующий человек, Александр III счастливо оказался на своем месте в то 13-летнее затишье, которое история отпустила России. Сделал ли он за время своего царствования то, что должно, и какова была цена данного затишья — эти вопросы остаются дискуссионными и в наши дни.
Правительственная идеология. Во второй половине XIX — начале XX в. создаются различные варианты идеологических конструкций, так или иначе перекликавшиеся с идеями теории «общего блага», триады Уварова и по-своему понятой доктрины славянофильства. Все они были призваны спасти в новых условиях традиционную политическую систему, защищая ее от наскоков оппозиционных сил и создавая более прочный идеологический фундамент самодержавия. Среди мыслителей, особенно активно разрабатывавших эти теории, были такие интересные общественные деятели, как М. Н. Катков, К. П. Победоносцев, Н. Н. Страхов, Л. А. Тихомиров и др.
Они считали, что XIX век справедливо осудил абсолютистский произвол, но не идею монархии. Более того, демократия нигде в мире не решила острых проблем общественной жизни. Поэтому, по их мнению, главной задачей государства является умелое сочетание частного и общего творчества, и в этом монархия имеет преимущество перед демократией. Во-первых, в ее основу положен идеальный объединяющий принцип — единый богоизбранный глава государства. Во-вторых, в монархии нравственное начало главенствует над материальным, то есть обеспечивается подлинно нравственное развитие общества и личности.
В-третьих, поскольку единства народной воли никогда и нигде в мире не было и не будет, то демократия подвержена тем недостаткам (шаткость позиций, капризность, слабость или, наоборот, деспотичность лидеров партий), которые в монархии легко устранимы. И наконец, так как единство воли у отдельной личности вполне естественно, а у массы народа является вещью исключительной, то именно монархия способна развить и охранить самостоятельность народных масс. Как вы, наверное, заметили, размышления теоретиков монархизма говорят об идеальном монархическом устройстве. Но как реально в жизни сделать его таковым?
Для этого, с точки зрения указанных мыслителей, необходимо выполнить два условия: резко ослабить роль бюрократии как посредника между монархом и народом, а также строго соблюдать принятые в государстве законы всеми, включая членов царствующего дома. Идеи, высказанные защитниками монархии, достойны внимания и уважения, но не кажется ли вам, что они направлены не столько на защиту существующего российского самодержавия, сколько на его коренное реформирование?
Обращенные внешне в далекое прошлое (князь и «земля», царь и Земский собор), они на самом деле пытались использовать популярные политические лозунги своего времени (борьба общества с бюрократией, равенство всех перед законом и т. п.) для поддержания собственных теоретических построений. Иными словами, появление новых монархических теорий во второй половине XIX в. свидетельствовало не столько о жизнестойкости традиционной системы, сколько о ее угасании, об отсутствии у нее потенциальных возможностей вести нацию по пути прогресса, решать насущные задачи жизни страны.
Вопросы и задания
1. Один из создателей США Т. Джефферсон писал: «Наша страна слишком велика для того, чтобы всеми ее делами ведало одно правительство». Приложимы ли эти слова к России XIX в.? Почему? 2. Историк Н. Я. Эйдельман утверждал: «Дело в том, что в России «сверху виднее»... среди министров и царей естественно появление людей, которым виднее интересы их класса, сословия, государства в целом». Согласны ли вы с этим утверждением? Почему? 3. В статье историка В. Г. Чернухи говорится: «Подобная картина наблюдалась и при Николае I, на которого Александр III был очень похож при всем внешнем различии. У них была общая психология — хозяина большого поместья, единолично за все отвечающего...» Действительно ли Александр III был похож на Николая I? В чем?